Распутин. Почему? Воспоминания дочери - Матрёна Распутина

Кстати, отец часто повторял: «Все минется, одна правда останется».

По соображениям Труфанова и его покровителей, подлинным правителем России был мой отец. Дальше рисовалась леденящая картина: «безумный монах» (так прозвал отца Труфанов, хотя тот ни монахом, ни безумным не был) и Анна Александровна Вырубова вступили в сговор с немецкой шпионкой, царицей. Их цель — гибель России.

Трезвой мысли в поклепах искать трудно. Зато можно одним замечанием разрушить и без того шаткий домик наговора.

В ряд заговорщиков поставлена Анна Александровна. Ей в вину кроме любви к царской семье и привязанности к отцу недоброжелатели трона поставить не смогли ничего. Но и этого оказалось достаточно: зачем любит?

На какие каверзы, какое шпионство она при своем простодушии была способна? Какие секреты выведывать? Какие тайны хранить? Она, сделавшая достоянием света потаенные страницы личной жизни…

На руку врагам трона были и «невинные» забавы молодых аристократов. Анна Александровна как-то рассказала, как ее невестка, придя на чай, смеясь, сообщила:

— Мы распустили новые слухи о Николае. Это так весело!

Глава 28

Смерть рядом

Диета Феликса — «Ему нужен я» — «Афедроны помешали» — Попытка совращения — Ожидание ужаса — Прощание с царской семьей — Печать гибели — Утро последнего дня — Последний ужин — Круг замкнулся

Диета Феликса

Участь России не сказывалась на судьбе Феликса Юсупова, который старался, не слишком, впрочем, усердно, стать нормальным мужем.

В марте 1915 года Ирина Александровна родила ему дочь. Царь принял на себя хлопоты крестного отца, а вдовствующая императрица, прабабушка ребенка, — крестной матери.

Вскоре после этого отец Феликса был назначен генерал-губернатором Москвы, но там он вскоре попал в затруднительное положение из-за своих диктаторских замашек.

Выставляя идейные начала в разговорах о причинах участия в убийстве моего отца, Феликс никогда, разумеется, и не заикался об истории отставки в 1915 году Юсупова-старшего с поста начальника Московского военного округа. Не в силах мстить царю, он мстил моему отцу. Уверена, что он складывал свою месть из камешков, представлявшихся ему глыбами. Но это было так мелко!

Феликс Сумароков-Эльстон не был надежным человеком для такой должности. Сказалось то, что, получив через женитьбу титул князя Юсупова, он старался утвердиться в новом «сиятельном» положении. Но делал это слишком напористо. Он считал любое противодействие личным вызовом и следствием предательства и был убежден, что несогласные с ним действуют заодно с партией сторонников Германии, относя к последним царицу и моего отца. Сумароков-Эльстон с готовностью присоединился к заговору, преследовавшему цель свергнуть царя, заточить царицу в монастырь и сослать моего отца обратно в Сибирь.

Мой отец (вернее, его смерть) превратился для Феликса в навязчивую идею. Но Феликс не был бы самим собой, если бы не нагромоздил вокруг пошлого уголовного убийства «роковые страсти», сообразные его противоестественным наклонностям.

Семейную жизнь с Ириной Александровной Феликс называл «диетой». Опыт порочной страсти никогда не оставлял его. (При этом не стану отрицать — Феликс любит жену и живет с ней до сих пор. Хотя кто заглядывал в их спальню?) Отношения с Дмитрием, то возобновлявшиеся, то затухавшие, не слишком привлекали Феликса. С полным подчинением Дмитрия для Феликса исчезла острота, а значит, притягательность связи.

«Ему нужен я»

Подчинить себе Распутина, подавить и раздавить — вот цель, достойная артиста, каким, без сомнения, воображал себя Юсупов.

По Петербургу ходили слухи, похожие на сказку. Будто бы Феликс закрывается в особой комнате своего огромного дворца и часами смотрит на бесценную жемчужину «Перегрину» — гордость ювелирной коллекции рода Юсуповых. Эта жемчужина — по преданию — одна из двух, принадлежавших некогда египетской царице Клеопатре. Вторую великая грешница растворила в уксусе на пиру, данном ею в честь Антония. Так вот, Феликс будто бы впадал в мистический транс от созерцания огромной жемчужины и, выходя из комнаты после сеанса, воображал себя самой Повелительницей Египта. Не знаю, правда ли и другое: будто Феликс в память своего кумира Уайльда устраивал тайные представления пьесы «Суламифь», где роли и Суламифи, и Иоанна Крестителя исполняли мальчики из балетных. В главный же момент действия проливалась настоящая кровь. Подробности передавались самые отвратительные.

Нуждаясь в доверенном лице, Феликс отправился навестить Марию Евгеньевну Головину. Он изложил ей свои желания, напустив поэзии ровно столько, сколько понадобилось, чтобы сбить с толку добрую душу, полную сочувствия. В подобных делах Мария Евгеньевна была невежественна и поняла все так, будто бедный Феликс наконец-то захотел излечиться. Она с жаром принялась уговаривать его повидаться с человеком, которого считала воскресшим Иисусом Христом. Как бы там ни было, их цели сошлись.

Местом встречи был назначен снова дом Головиных. Там, перемолвившись парой слов, Феликс и отец договорились о следующей встрече — у нас дома.

Как-то мы с Варей, вернувшись с прогулки, увидели красивого изысканно одетого молодого человека, беседовавшего с отцом в столовой. Это и был князь Юсупов. Мы пробыли в столовой не больше пяти минут, обменявшись ничего не значащими фразами. Я обратила внимание только, что на столе стоял один бокал с вином. При нас отец отпил из него один раз, а потом Феликс не выпускал бокал из рук, то и дело прикасаясь губами к краю в том месте, где оставались следы губ отца.

После ухода Феликса я спросила отца, зачем тот приходил. Отец ответил, что за помощью. И добавил:

— Ему нужен я.

С того дня молодой Юсупов стал у нас в доме постоянным гостем.

«Афедроны помешали»

Несмотря на то, что война продолжалась уже более двух лет, Юсупов ни разу не выказал желания отправиться на фронт.

Тогда существовал закон, принятый в интересах крестьянских семей, по которому единственного сына нельзя было призвать в армию. Однако в законе не уточнялось, что он применим только к крестьянским семьям. Этой лазейкой и воспользовался Феликс. Он действительно остался единственным сыном после смерти старшего брата — Николая, но его никак нельзя было отнести к числу «незаменимых кормильцев семьи». Тем не менее, он прикрывался этим законом до тех пор, пока царица выговорила ему за нежелание служить.

Деваться было некуда. Феликс записался в Пажеский корпус (там готовили офицеров). 29-летний Феликс оказался самым старшим среди однокашников, в большинстве почти подростков. Будь на месте Феликса нормальный мужчина, он стал бы опекуном младших, подавая хороший пример. Другой, но — не Феликс. Он усмотрел в своем новом положении приятные возможности. Говорили: «У Феликса закружилась голова в цветнике». Военные науки Феликс «не превзошел», — «афедроны помешали». Это правда, да и сам Феликс не скрывался.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});