Яд в моём сердце (СИ) - Трофимова Рита

Лина с трудом сдержала улыбку — оказывается, у Фила далеко идущие планы!

Филипп продолжал ненавязчиво и мягко удерживать Лину за руку — в любой момент она могла бы высвободиться из приятного захвата, но отчего-то не спешила.

— Как интересно, — наконец нашлась она, не поднимая глаз. — Сложно ей, видимо, с тобой.

— Ну, не особо. Вот увидишь, она классная! — Фил погладил пальцем её ладонь, и по телу Лины пробежало обжигающее тепло.

Их взгляды встретились, Лина осторожно высвободила руку, стараясь не выдать дрожи в пальцах. Фил рассеянно улыбнулся и спрятал руки в карманах брюк.

Они неторопливо шагали друг за другом по бетонному выступу вдоль воды. Лина перебирала в памяти недавние события, припомнив вдруг выходку странного студента в фойе консерватории:

— С ума сойти можно! Ну надо же! — возмущённо пробормотала она.

Но Фил услышал и, обернувшись, вопросительно уставился на Лину.

— Я просто поражаюсь … В последнее время это становится традицией, — взволнованно продолжила она. — Недавно в электричке до меня докопался подобный тип.

— Чего хотел?

— Так… познакомиться! Сама не понимаю, чем я привлекаю таких неадекватных людей. Спасибо, Пашка защитил.

— Наш Пашка?! — удивился Филипп. — Мир тесен! Я ведь видел его недавно, он в охрану устраивался к одному крутому бизнесмену. Сначала врал, что контракт по службе продлил, но потом, подвыпив, проболтался.

— Да, он говорил что-то такое. Вы что, поссорились с ним?

— С чего ты взяла? Просто у нас с ним разное мировосприятие, он ненавидит таких, как я, цитирую Пашкины слова: «упоротых по жизни нефоров», а я не перевариваю таких солдафонов, как он. Мы случайно встретились в городе. Ему даже рядом стоять было стрёмно, нос воротил, но теперь у меня есть на него компромат!

— Что же это?

— Мы с Шумом обманом затащили его в сквот и в отместку накачали в зюзю. И он чистосердечно признался, что в армии таких, как мы, они с братанами «гоняли и душили, как Шариков — котов». Зато потом лез обниматься, фоткался со всеми обитателями сквота, орал песни «Пятницы» и мерялся силой, еле угомонили, в общем. Но наутро он прифигел и слёзно умолял, чтобы мы удалили все фотки и видосы, позорящие его армейское достоинство.

— Однако какой ты! — рассмеялась Лина.

— Какой? Изобретательный, находчивый? Да! А нефиг бахвалиться.

— Надо же… а ведь раньше вы с ним дружили. А что за сквот?

Увлёкшись разговором, они незаметно поднялись по ступенькам лестницы и вышли на дорожку аллеи. Филипп рассказывал Лине смешные истории из жизни группы, и они, шагая бок о бок и смеясь, уже не стеснялись держать друг друга за руки.

Лина слегка озябла. Вечерняя прохлада пробиралась под лёгкое платье, по спине пробегал холодок, ноги гудели от долгой ходьбы в новых концертных туфлях. Заметив, что Лина сбавила шаг, Филипп отыскал свободную лавку и потянул её за собой. В этой части парка людей было немного. Скинув туфли, Лина размяла затёкшие ступни. Филипп набросил ей на плечи пиджак и уселся рядом. Стянув на груди атласные лацканы, Лина нежилась в тепле его хозяина и с удовольствием вдыхала мужской аромат Филиппа.

В тот момент на дорожке сквера показалась небольшая группа девчонок-неформалок. Развязно смеясь и перекрикивая друг друга, они не спеша направлялись в сторону Лины и Филиппа.

— Ой, смотрите, как на Фила из «Аспида» похож! — изумлённо воскликнула одна, как только компания поравнялась с ними.

Подружки остановились напротив и, пошушукавшись, уселись на другом конце лавки.

— Это точно он! — снова послышался девчоночий голос. Несколько пар глаз, не скрываясь, уставились на Лину и Фила.

— Да ну, вы чё, наш Док крутой, он не станет в таком прикиде по городу шляться, тем более с такой, — недоверчиво возразил резвый голосок.

— А мне нравится по приколу, такая пара зачётная. Может, косплеят кого?

— Я щас умру, это точно он, мой Филечка!

— Ой, ну иди и спроси.

Компания взорвалась от хохота.

— А спорим на сто баксов, что это он…

— Да, приходить на Патрики в такой час было не самой лучшей идеей. Эти девочки могут быть непредсказуемы, — беспокойно заёрзал Фил. — Подыграешь мне? — он заговорщицки подмигнул Лине и тут же, посерьёзнев, изобразил напыщенный вид.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Всё-таки музыка Баха — великая вещь! — прогнусавил он деланно-занудным тоном. — Дорогая, ты просто божественно играла! Зал замер в благоговейном восторге от прелюдии и фуги «Превосходно темпажированного клавира». Эта гармоническая напряжённость с моментами утопления… — Фил мимолётно скосил глаза на девчонок и вдохновенно прикрыл веки, изобразив на лице блаженное выражение, граничащее с сумасшествием. Лина едва не прыснула от смеха, но всё же взяла себя в руки и ответила в том же духе:

— О да, Бах подчёркивал эти моменты — мотивы вздохов, страдания, ламенто. Я всего лишь призвана передать их так, как чувствую.

— Это были незабываемые моменты, — шумно вздохнул Филипп и, достав носовой платок, промокнул несуществующие слёзы.

Девчонки притихли и уставились на Фила с вытянутыми от недоумения лицами.

— Ты проиграла мне сотню баксов! — наконец очнулась самая бойкая, — гони мне мои баксы! — громко повторила она, поднимаясь с лавки и увлекая за собой подруг.

— Ну, блин … а так похож… — недоверчиво оглядывались те, уходя.

Когда девчонки скрылись из виду, Филипп расслабленно откинулся на спинку скамьи и с хитрым прищуром взглянул на Лину.

— Вот это да! — облегчённо выдохнула она. — Популярность — великая штука.

— Да такое впервые вообще, — явно слукавил он.

— Так я тебе и поверила. А что ты там говорил про превосходный клавир и утопление? — засмеялась Лина.

— Просто пытался изобразить речи Бескровной. Ну, извини, немного переврал…

Вечерело. На дорожках парка постепенно сгущались тени. Небо тускнело, окутываясь сизым лохматым облаком. Ветер, недавно тёплый и ласковый, становился пронзительным и холодным. Но Лине было спокойно и уютно рядом с Филиппом. Придвинувшись ближе, Фил закинул руку ей на плечи, и они, согреваясь теплом друг друга, не решались разрушить возникшую между ними идиллию.

— А правда, что ты меня в детстве неженкой называл? — мечтательно прошептала Лина.

— Правда, — ответил Филипп, даже не думая отпираться. — Это тебе Пашка проболтался?

— Пашка, мой бывший заклятый враг. Помню, как он задирался ко мне в детстве, ну просто прохода не давал, а когда вы приехали на дачу, сразу же отстал, и никто больше не смел меня обижать.

Фил надсадно вздохнул и сильнее сжал её плечо.

В тот момент перед глазами Лины промелькнули страшные события восьмилетней давности, когда Филипп, обвинив её во лжи, оставил одну в старом заброшенном домике лесника.

— Ну да… никто не смел обижать, — глухо произнёс он. — Никто, кроме меня!

— Но мы же потом подружились! — возразила Лина, по доброте душевной пытаясь оправдать поступки Филиппа. Выходит, не ей одной было больно об этом вспоминать.

Филипп угрюмо молчал, будто с мыслями собирался, но вскоре тряхнул головой и напряжённо заговорил:

— Ты была такая тихая и мечтательная, совсем не похожая на остальных девчонок в посёлке. Сначала ты меня раздражала, но потом … с тобой было как-то по-особенному тепло. Знаешь, у Чака Паланика есть такая фраза: «мы причиняем боль тем, кого любим». Ты ведь мне как сестрёнка была, и я не ожидал предательства с твоей стороны.

— Но я не предавала! — Лина задохнулась от несправедливости его слов — от нахлынувших эмоций к глазам подступили слёзы.

— Знаю, ты незаслуженно пострадала. И в этом виноват только я! Чёрт, я вообще кругом виноват! Во всём! — Филип убрал руку с её плеч и сжал дрожащие пальцы в кулаки. — Но я хочу, чтоб ты знала, я не хотел оставлять тебя в лесу на всю ночь, думал, что Юлька выпустит через пару часов, но… — Фил с трудом перевёл дыхание и хрустнул костяшками пальцев: — В посёлке поговаривали, что в домике лесника творилось нечто. Помню, отец рассказывал матери, как долго они с Элой искали тебя, но это место, будто заколдованное…