Введение в общую культурно-историческую психологию - Александр Александрович Шевцов

орган знания, то специально как учение об идеях, этих самобытных объективных сущностях» (Владиславлев, с.3).

Иначе говоря, Платон занят еще совсем другими задачами по сравнению с Аристотелем. К тому же учение об эйдосах осталось явно непонятым логиками, которые усиленно создавали, начиная с Аристотеля, описание собственного логико-схоластического мирка, в котором могло бы существовать сообщество ученых. При этом как-то незаметно, но очень явно забывалось, что логика рождается как способ описания мира, отличный от обычного языка. И не более. Еще одно описание, отвечающее некоторым условиям, в первую очередь, отстраненности исследователя от собственного материала. И это полезно, когда материал – поведенческие образцы обычая и нравов, и опасно, когда материал – сам человек.

Тем не менее, такова, по сути, задача, поставленная и решенная Аристотелем – создать искусственный язык описания мира и человека, своего рода математику человеческого мышления. Осознано это было значительно позже.

Если подходить к Аристотелю с точки зрения явной парадигмы, то он заложил основы того, что сейчас зовется наукой. Если же приглядеться к скрытой парадигме, так и прорывающейся сквозь текст всех его сочинений, то он не был занят ничем другим, кроме доказательства всеми своими сочинениями, что «Платон ему друг, но истина дороже Платона». На мой взгляд, именно цель – доказать, что Платон почти во всем ошибался, а он, Аристотель, превзошел его, и заставила Аристотеля разработать подробнейше одну из софистических дисциплин – искусство спора, доведя его до совершенства и придав ему вид науки о науке – орудия опровержения утверждений противника – «Органон» или формальную логику, давшую начало еще и современной научной критике.

Как бы там ни было, но эта чисто личностная цель, тем не менее, послужила движущей силой и позволила создать действительно сильнейшее орудие исследования истинности высказываний. При этом приемы, разработанные Аристотелем, настолько очевидны, что любое высказывание, не выдерживающее проверки хотя бы одним из них, со всей очевидностью признается ложным. Оно может быть ложным и после прохождения такой проверки, но его неистинность в этом случае уже настолько тонка, что требует особого исследования, чем и занимается наука. Все же, не прошедшее сразу, отбрасывается из рассмотрения не только как ложное, но и как ненаучное. Следовательно, наука начинает работать с материалом только пропустив его через формальную логику Аристотеля. Поэтому науку можно было бы назвать Металогика.

Я вовсе не ради одной только шутки связываю понятия «логика» и «наука» так тесно. Современная наука, разбитая на множество конкретных прикладных дисциплин, забыла об этой связи, а Аристотель и многие другие логики прямо говорили о том, что, создавая логику, творят науку в самой ее первооснове.

Их основной задачей, смогли они это осознать или нет, было уйти от многообразия жизненных явлений, выделить в бушующем потоке частностей всеобщую основу, глядя в которую можно было бы выводить законы и закономерности этой непредсказуемой жизни. «Если наших мозгов не хватает, чтобы охватить все многообразие мира, надо постараться свести его ровно к такому количеству основ или первоэлементов, которое человеческий ум в состоянии схватывать единовременно». Вот так бы я выразил основную задачу науки, начиная с Аристотеля.

Наиболее яркими образцами подобного являются математика и письменность. Создать особый язык науки, который позволил бы описывать любые явления этого мира – это все равно, как для человека магического мышления познать первоимена и тем самым покорить мир себе. Для нас это может означать, что, кроме схоластики, в этот длительный период, как считается, падения и застоя культуры, нам придется исследовать средневековую алхимию, которая как раз и была крайним выражением поиска этого первоязыка природы, и этнографическую магию, дожившую до двадцатого века.

Однако уже Аристотель, не будь он так занят борьбой с Платоном, мог бы сказать слова, которые произнес в конце XVIII века один из французских просветителей Ж.Кондорсэ:

«Может быть, было бы полезно в настоящее время создать письменность, которая, служа единственно для научных целей, выражая только сочетания простых и понятных всем идей, употреблялась бы только для строго логических рассуждений, для точных, обдуманных операций ума, была бы понятна людям всех стран и переводилась бы на все местные наречия, не изменяясь, как последние, при переходе в общее пользование.

Тогда, в силу особой революции, этот самый вид письменности <…> стал бы в руках философии полезным инструментом быстрого распространения просвещения, совершенствования метода наук» (Кондорсэ, с.9–10).

Кондорсэ – один из ярчайших представителей Просвещения. В психологическом смысле, было бы интересно провести сопоставительное исследование утопично-просветительской теории XVIII века и прекрасно разработанной Стругацкими утопической теории космического «прогрессорства», переживающего в их романах зарождение, развитие, расцвет и крах. Как и Просвещение.

Говорить о логике Аристотеля в рамках средневековой схоластики надо подробнее. Сейчас же достаточно отметить, что каждый раз, когда в ней хоть что-то оживало, это происходило через обращение к тому, что изначальная задача логики – дать описание человеческому мышлению.

Соответственно, совершенно неслучайным оказывается и название уже упоминавшегося учебника картезианской Логики Пор-Рояля: «Логика или искусство думать».

Глава 2

Психология Аристотеля

Аристотель увидел науку состоящей из трех больших частей: умозрительной (теоретической, то есть созерцательной), рассудительной (практической) и творческой (продуктивной). К умозрительной части относились философия, математика и физика. К рассудительной – этика и политика. К творческой – ремесла и искусства.

Психологию Аристотель считает частью физики.

Я уже говорил о том, что наука Аристотеля – это всегда попытка дать иное видение платонизму. Платон же, вслед за Сократом, начинает с прикладной общественной психологии, попросту говоря, с искусства жить. Казалось бы, если платонизм начинается с психологии, аристотелевская психология должна бы также быть первой в списке наук. Однако на деле все оказалось гораздо сложнее. О том, как вырастает и складывается в целое Аристотелевское видение его науки, прекрасно сказал хороший современный русский философ В.Шаповалов. Ему, на мой взгляд, удалось рассмотреть собственное движение мысли Аристотеля. Большинство же других философов исследовали «науку» Аристотеля или сквозь свою парадигму, или попадаясь на внешнее. То, что увидел Шаповалов, не так легко рассмотреть в собственных текстах Аристотеля.

Назвав три части аристотелевской науки и указав последними творческие, он говорит:

«Как видим, третья группа это не совсем науки в современном понимании: это знания о том, как нечто можно “сделать”, произвести.

Для Аристотеля они являются базовыми, отправляясь от которых следует идти к знанию более теоретическому и общему. Обратим внимание и на то, что под практическими науками Стагирит понимает этику и политику, т. е. то, что связано с общением людей. Основа этики и политики – рассудительность, а практические науки