Иди за рекой - Шелли Рид

захочет к ней вернуться.

Я поняла, что надо срочно уезжать. Неважно, что дорога долгая, что Лукас здесь так счастлив и что в солнечных лучах конца мая поляна выглядит такой спокойной. И неважно, что я проделала весь этот путь только ради того, чтобы рассказать ему правду.

– Не знаю, – сказала я опять и на этот раз – солгала. – Но лучше ничего тут не трогать.

– Почему? – спросил он.

– Вдруг это для кого‐нибудь что‐то значит, – сказала я.

– Для кого?

Это был мой шанс – моя поляна среди дремучего леса, – но я этим шансом не воспользовалась. Я смотрела на круг из камней и чувствовала, как вся моя с трудом собранная в кулак отвага улетучивается. Я взглянула в темные любопытные глаза сына и не смогла признаться в своей лжи.

Мы завершили пикник. Я сложила одеяло, хотя Лукас умолял побыть еще. Я подумала: интересно, не может ли он загадочным образом ощущать связь с этой землей – или все дело в том, что он просто ребенок, которому нравится играть в лесу? Здесь он очевидно чувствовал себя лучше и на плечах его не было того непонятного груза, который он в последнее время повсюду за собой таскал. Мы побыли еще – пока солнце не закатилось и небо не начало сереть с приближением сумерек. Я обняла его за плечи и повела к машине.

Когда он внезапно развернулся и побежал обратно к валуну, я испугалась, что сейчас он откажется ехать со мной.

– Хочу добавить туда еще камень, – так он сказал.

Я хотела сказать: нет, не надо, оставь все как было. Но я в тот день уже достаточно смалодушничала. Было бы двойной жестокостью отказать Лукасу и его биологической матери в их единственной возможности пообщаться. С моего разрешения он обшарил поляну вдоль и поперек в поисках идеального камня.

То, что он в итоге выбрал, было совсем не похоже на остальные камни в кольце. Его камень был большой и круглый. Лукас схватил его, будто мяч для бейсбола, и побежал обратно к валуну, встал на цыпочки и аккуратно уложил камень в центр кольца. С того места, где я стояла у машины, в вечернем полумраке, смешанном с воспоминаниями, камень Лукаса показался мне очень похожим на персик, который я когда‐то положила на то же самое место.

Девочки

Первой была Джейн. Второй – Джулиан. Страсть Макса к девочкам началась очень рано. Кара, Джоан, Келли, Маргерит, две Ким, очень похожих друг на друга. Красный галстук-бабочка на его первых танцах в средней школе, потом, не успела я и глазом моргнуть, – полуголые женщины на стенах комнаты Макса-старшеклассника и журналы “Плейбой”, спрятанные под матрасом. Высоченный, с квадратным подбородком и зелеными глазами, Макс всегда пользовался популярностью у девочек.

В моем сыне было очень много от Пола. С подружками он был само очарование и весельчак – до тех пор, пока ему это не надоедало. А потом его интерес захлопывался, будто железная дверь, и бедная девушка оказывалась за бортом, и больно было смотреть, как она пытается ему угодить. Я не раз видела, как Лукас спешил на помощь – предлагал газировку, шашки, сходить в кино, что угодно, лишь бы бросить спасательный круг отвергнутой девушке, пока Макс сидел и думал о своей судьбе. Но Лукаса все игнорировали, а Макса – обожали.

Лиза была высокой рыжеволосой красавицей с большими круглыми глазами и парой грудей им под стать. Как‐то весенним днем в предпоследнем классе они с Максом влетели в дом, с хохотом и шумом. Я не могла понять, они пьяные, накурились или просто счастливы. Макс пальнул в меня ее именем, сослался на уроки и потащил девушку по коридору к себе в комнату. Дверь захлопнулась. Загремели “Бердс”.

Я стояла и обдумывала свои дальнейшие действия, и тут вошел Лукас. Ссутуленный и мрачный, он уныло меня поприветствовал, бросил школьную сумку и повесил пиджак на крючок. Тут он услышал музыку, и глаза его расширились. Стиснув зубы, он спросил, один ли Макс.

– Нет, – вздохнула я. – С девочкой по имени Лиза.

– Вот гад, – прорычал Лукас и помчался по коридору.

Выломанная дверь. Кричащая девушка. Опрокинутый книжный шкаф. Удары, хриплые возгласы, визг иглы по пластинке. Малыши, которых я когда‐то держала на руках, выросли в чудовищ, а я будто уменьшилась в размере. Я тянула, била и визжала в бесплодной попытке их развести. Лиза прижала к груди подушку и выбежала из комнаты. Черный лифчик, черные размазанные глаза, а за спиной – избитые и истерзанные братья.

Мальчики наконец разошлись: они выбились из сил и тяжело дышали. Лукас лежал в слезах. Макс, споткнувшись, вскочил на ноги и выбежал прочь из дома. Я сидела, прислонившись к стене, и изумленно оценивала нанесенный ущерб.

– Прости, мама. – Лукас протянул мне руку, и я ее взяла.

Позже, когда мы с ним по кусочкам собирали комнату обратно, пока Макс и Пол оба были кто знает где, я узнала, что Лиза – точно так же, как и Джоан, как и Келли, и как одна из Ким, – была девушкой Лукаса.

– Мне надо отсюда выбраться, – сказал он.

Я знала, что он поедет к реке. И там будет делать то, что всегда, к счастью или к сожалению, так или иначе ухитрялся сделать – а именно: будет прощать своего брата вместо того, чтоб его потерять.

В ту ночь я лежала без сна в нашем пустом доме, пока не услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Вскоре рядом с моей кроватью темной тенью возникла фигура Лукаса.

– Можно, мы опять поедем в лес? В то место, где лежит круг из камней? – спросил он.

Я вспомнила, как он весело бегал между деревьями и как укладывал на валун камень в форме персика, даже не догадываясь, для кого это. На сей раз я поклялась себе, что расскажу ему правду.

– Там, наверное, еще все в снегу, – ответила я. – Но да, обязательно поедем, при первой же возможности.

Говоря это, я искренне верила в свои слова. Но я так его туда и не свозила, и он меня об этом больше не просил.

Дни рождения

Бэтмен, Буллвинкль, Зеленая Стрела, Флинтстоуны. Долгие годы 31 августа означало тематические бумажные тарелки и торт из “Поваренной книги хорошей хозяйки” для моих сыновей и соседских мальчишек. Потом дни рождения стали означать тревогу. Мои подростки одни где‐то в ночи, все те же мальчики, но теперь любыми глупыми правдами и неправдами стремящиеся стать мужчинами. Дни