Сумма теологии. Том IX - Фома Аквинский

Если же понимать добродетель в широком смысле этого слова, имея под нею в виду любое начало похвальных действий, то тогда можно сказать, что воздержанность является добродетелью.

Ответ на возражение 1. философ перечисляет воздержанность наряду с добродетелью постольку, поскольку она уступает добродетели.

Ответ на возражение 2. Человеком в строгом смысле этого слова является тот, кто сообразуется с разумом. А если человек придерживается сообразованного с разумом, то его принято считать воздержанным. Затем, всё, что связано с извращённостью разума, не сообразуется с разумом. Поэтому поистине воздержанным можно считать только того, кто придерживается сообразованного с правым, а не извращённым разумом. Но дурные желания противны правому разуму, а добрые желания – разуму извращённому. Следовательно, действительно и поистине воздержанным является только тот, кто придерживается правого разума, воздерживаясь от дурных желаний, а не тот, кто придерживается извращённого разума, воздерживаясь от желаний добрых (последнего скорее надлежит считать упорствующим во зле).

Ответ на возражение 3. В приведённой глоссе воздержанность понимается в первом смысле как обозначающая совершенную добродетель, которая воздерживается не только от незаконных благ, но и от некоторых законных вещей, которые являются меньшими благами, чтобы сосредоточиться на более совершенных благах.

Раздел 2. ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ МАТЕРИЕЙ ВОЗДЕРЖАННОСТИ ЖЕЛАНИЯ ОСЯЗАТЕЛЬНЫХ УДОВОЛЬСТВИЙ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что желания осязательных удовольствий не являются материей воздержанности. Ведь сказал же Амвросий, что «общая благопристойность посредством сообразной ей формы, совершенство которой делает её добродетелью, воздержана в любом своём действии».

Возражение 2. Далее, воздержанность, как было показано выше (1), сказывается о человеке, который придерживается блага правого разума. Но некоторые страсти сбивают человека с пути правого разума с куда большей силой, чем осязательные удовольствия, например, парализующий человека страх перед смертельной опасностью или гнев, который, по замечанию Сенеки, побуждает его вести себя подобно сумасшедшему. Следовательно, воздержанность не связана непосредственно с желаниями осязательных удовольствий.

Возражение 3. Далее, Туллий говорит, что «воздержанность обуздывает алчность направляющей рукой совета»[427]. Но алчность, как правило, означает желание богатства, а не желание осязательных удовольствий, согласно сказанному [в Писании]: «Корень всех зол есть алчность»[428] (1 Тим. 6:10). Следовательно, воздержанность не связана непосредственно с желаниями осязательных удовольствий.

Возражение 4. Далее, осязательные удовольствия можно получать не только от сладострастия, но и от еды. Но воздержанность является навыком, связанным со сладострастием. Следовательно, желания осязательных удовольствий не являются приличествующей ей материей.

Возражение 5. Кроме того, некоторые осязательные удовольствия являются не человеческими, а скотскими: в том, что касается еды, таково, например, удовольствие от пожирания человеческой плоти, а в том, что касается сладострастия, таково, например, употребление животных или мальчиков. Но в седьмой [книге] «Этики» сказано, что воздержанность не имеет дела ни с чем подобным[429]. Следовательно, желания осязательных удовольствий не являются надлежащей материей воздержанности.

Этому противоречит следующее: философ говорит, что «воздержанность и невоздержанность имеют отношение к тому же, что благоразумие и распущенность»[430]. Но мы уже показали (141, 4), что благоразумие и распущенность связаны с удовольствиями от осязания. Следовательно, воздержанность и невоздержанность имеют дело с той же материей.

Отвечаю: самое имя воздержанности указывает на некоторое ограничение, позволяющее человеку удерживаться от следования своей страсти. Поэтому воздержанность в строгом смысле слова связана с теми страстями, которые побуждают человека стремиться к чему-то такому, отказ от стремления к чему со стороны разума достоин похвалы. При этом следует заметить, что это никак не относится к таким страстям как страх и ему подобным, которые означают то или иное избегание, поскольку, как было показано выше (123, 3), в их отношении достойно похвалы оставаться стойким в том стремлении, которое предписывает разум. Затем, до́лжно иметь в виду, что естественные склонности, как уже было сказано (I, 60, 2), являются началами всех последующих склонностей. Следовательно, чем теснее страсти связаны с природными склонностями, тем настоятельней они побуждают стремиться к своему объекту. Но природа по преимуществу склоняет к тому, что необходимо для поддержания либо индивида, например к пище, либо вида, например к половым актам, удовольствия от которых связаны с осязанием. Поэтому воздержанность и невоздержанность в строгом смысле слова имеют дело с желаниями осязательных удовольствий.

Ответ на возражение 1. Подобно тому, как благоразумие в общем смысле может сказываться в связи с любой материей, но в собственном смысле сказывается в связи с той материей, в которой человеку надлежит быть обузданным в первую очередь, точно так же и воздержанность в собственном смысле сказывается в связи с той материей, в которой обуздать себя наиболее трудно и похвально. А именно в отношении желаний осязательных удовольствий, тогда как относительно и обще может сказываться в связи с любой другой материей, в каковом смысле Амвросий и говорит о воздержанности.

Ответ на возражение 2. В строгом смысле слова надлежит говорить не о воздержанности в страхе, а, пожалуй, о той стойкости ума, которое подразумевает мужество. Что же касается гнева, то он действительно побуждает к стремлению к чему-то, но это побуждение последует скорее схватыванию души – в той мере, в какой человек схватывает, что кто-то причинил ему вред,– чем природной склонности. Поэтому о воздержанности в гневе говорится не просто, а относительно.

Ответ на возражение 3. Внешние блага, каковы почести, богатство и тому подобные сами по себе, как говорит философ, являются объектами выбора, а не тем, что необходимо для поддержания природы[431]. Поэтому в том, что касается подобных вещей, мы говорим, что человек воздержан или не воздержан, не просто, а относительно, уточняя, что он является воздержанным или невоздержанным в отношении богатства, почестей и так далее. Следовательно, Туллий либо понимает воздержанность в общем смысле, включая в неё относительную воздержанность, либо понимает алчность в ограниченном смысле, а именно как означающую желания осязательных удовольствий.

Ответ на возражение 4. Половые удовольствия неистовей вкусовых, и потому мы имеем обыкновение говорить о воздержанности и невоздержанности в отношении сладострастия, а не еды, хотя, по мнению философа, это применимо к обоим.

Ответ на возражение 5. Воздержанность является благом человеческого разума, и потому связана с теми страстями, которые для человека естественны. Поэтому философ говорит, что «если человек, испытывая влечение пожрать ребёнка или насладиться с ним противоестественной страстью, сдержится, то его можно считать воздержанным разве что относительно»[432].

Раздел 3. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ СУБЪЕКТОМ ВОЗДЕРЖАННОСТИ ВОЖДЕЛЕЮЩАЯ СПОСОБНОСТЬ?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что субъектом воздержанности является вожделеющая способность. В самом деле, субъект добродетели должен быть адекватным материи добродетели. Но мы уже показали (2), что материей воздержанности являются желания осязательных удовольствий, которые связаны с вожделеющей способностью. Следовательно, воздержанность находится в вожделеющей способности.

Возражение 2. Далее, «противоположности относятся к одному и тому же»[433]. Но невоздержанность находится в вожделении, страсти которого превозмогаются разумом, поскольку, по словам Андроника, «невоздержанность является дурной склонностью вожделения, следуя которой избирают дурные удовольствия наперекор разуму». Следовательно, воздержанность тоже находится в вожделении.

Возражение 3. Далее, субъектом человеческой добродетели является или разум, или желающая способность, которая разделяется на волю, вожделение и раздражительность. Но воздержанность не находится в разуме, поскольку в противном случае она была бы умственной добродетелью; не находится она и в воле, поскольку воздержанность связана с теми страстями, которые не находятся в воле; не находится она и в раздражительности, поскольку, как мы уже показали (2), в строгом смысле слова она не связана со страстями раздражительности. Следовательно, она находится в вожделении.