Турмс бессмертный - Мика Валтари

Мне грустно было расставаться с Хиулсом, но я знал, что сиканы будут беречь его как зеницу ока и заботиться о нем куда лучше моего. Я взял себя в руки и сказал им:

— Научите его подчиняться законам племени. Только тот, кто умеет слушаться, сможет, когда придет пора, приказывать другим. Если вы увидите, что он любит убивать без надобности, только ради самого убийства, или же он слишком прожорлив и хватает куски, которые ему не проглотить, безжалостно убейте его и забудьте об Эркле.

Мы ушли, как то было принято у сиканов, без прощания. Я постарался, чтобы мы встретились с Ксенодотом именно тогда, когда они с тирреном доберутся до спрятанных у реки товаров. Они появились там — измученные дальней дорогой, исцарапанные сучьями, до крови искусанные комарами; рядом семенили навьюченные тяжелыми тюками ослы. Мы же пришли на встречу отдохнувшие и спокойные. На всякий случай я прицепил к одежде олений хвост и надел яркую маску — мои отличительные знаки у сиканов, а Арсиноя закуталась в свои лучшие меха, надела на шею сиканское ожерелье, подрисовала уголки глаз, протянув линии до висков, и увеличила помадой губы. Вокруг тела Анны был обернут кусок ткани, искусно изготовленной сиканами из древесной коры, а на голове красовался венок из шишек. Она несла на руках Мисме, с любопытством выглядывавшую из-под большой овчины — это было единственное, что мы успели захватить с собой, когда бежали из Сегесты.

Ксенодот и тиррен громко закричали от страха, увидев нас: они решили, что перед ними — лесные божества; их слуги разбежались. Ксенодот не узнал меня, так как я сбрил бороду и велел Арсиное коротко подстричь мне волосы — во-первых, я желал показать сиканам, как тяжело мне расставаться с ними и с Хиулсом, а во-вторых, надо же мне было изменить свой облик. И лишь когда я обратился к ним со словами приветствия, они убедились, что перед ними люди, успокоились и стали с интересом разглядывать меня, Арсиною, Анну и Мисме.

Тиррен уверял, что мы первые сиканы, которые отважились выйти к чужакам всей семьей. Ксенодот шумно восхищался подарками, которые я предназначал великому царю персов. Переночевав в лагере у костра, мы отправились в Панорм. Шли мы медленно, ибо путь оказался нелегким; кроме того, тиррен выменял много товаров, так что ослам приходилось тяжко. Мне даже пришлось помогать купцу и его людям, пока мы шли через лес. Арсиноя не очень устала в дороге, хотя ей и пришлось идти пешком, Анна же несла только Мисме — на руках или, как сиканы, на спине.

В Панорме мы сразу же привлекли внимание многочисленных зевак, которые окружили нас и принялись на разных языках гадать, кто мы такие. Скользнув по ним равнодушными взглядами, мы направились прямиком в порт, где стоял корабль тиррена. Это было большое тихоходное судно, только до половины перекрытое палубой, и я не представлял себе, как оно поплывет в открытом море, нагруженное всяческими товарами.

Карфагенские таможенники в Панорме при виде тиррена широко улыбались и жестами выражали свое восхищение его успешной торговлей. К Ксенодоту они отнеслись с большим уважением. А на меня, чье лицо закрывала рогатая маска, и на Арсиною они взглянули лишь издалека и мельком. Они не стали подходить к нам, и я слышал, как один из них радовался, что такие важные сиканы отправляются в путешествие, желая выучить языки и познакомиться с обычаями цивилизованного мира. Это послужит развитию торговли, а значит, мощь Карфагена будет крепнуть.

Я твердо решил не вступать в беседу с карфагенянами, полагая, что будет лучше, если они не узнают, что я, сикан, говорю на их языке. Арсиноя тоже сдерживалась и молчала, однако хватило ее ненадолго: стоило нам оказаться в доме, который Совет Панорма сдавал внаем чужеземцам и где рабы и свита Ксенодота встретили нас со всевозможными почестями, как Арсиноя сорвала с головы накидку, топнула ногой и крикнула:

— Хватит с меня морских путешествий, Турмс! Ноги моей не будет на этом вонючем тирренском корабле. Но я боюсь не за себя, а за Мисме. Так ответь же мне, Турмс, ответь именем богини, зачем нам ехать в Рим, если твой друг Ксенодот готов проторить тебе дорогу в Сузы и благодаря своим связям обеспечить там тебе будущее как посланника сиканов при дворе великого царя?

Ксенодот, вернувшись из диких лесов к своей свите, изменился до неузнаваемости. Он гордо вскинул голову, погладил кудрявую бороду, хитро посмотрел на нас и примирительно сказал:

— Давайте не будем ссориться, едва переступив порог. Сначала надо совершить омовение, натереться благовониями, приказать рабам размять наши тела и изгнать из них усталость, хорошенько поесть и выпить вина, просветляющего разум. А потом мы посоветуемся с тобой, Турмс, чье имя я узнал недавно и поэтому произношу с трудом. Теперь, когда я посвящен кое во что, я могу с уверенностью сказать, что твоя жена умнее тебя. И Ксенодот улыбнулся мне.

Я догадался, что он сговорился с Арсиноей получить мое согласие сопровождать Ксенодота и Скита в Ионию, а оттуда к великому царю в Сузы. Я подозревал также, что Арсиноя, сама того не желая, рассказала Ксенодоту обо мне нечто такое, что знать ему было вовсе не обязательно. Вот чем объяснялась ирония в его голосе, когда он произносил мое имя.

Но годы, проведенные у сиканов, научили меня сдержанности, поэтому я промолчал и спокойно последовал за Ксенодотом в баню. Арсиноя тоже пошла за нами, так как не хотела оставлять нас один на один.

Мы замечательно искупались; горячая вода и хорошие притирания благотворно подействовали на нас, освежили после дальней дороги и подняли всем настроение. Я заметил, что Ксенодот больше смотрел на меня, чем на Арсиною. Красотой моей жены он восхищался только из вежливости, говоря, что трудно представить, что она мать двоих детей и что не так уж много женщин при дворе великого царя могли бы сравниться с ней красотой.

— Когда я смотрю на тебя, — льстиво сказал он Арсиное, — я жалею, что боги сделали меня не таким, как прочие мужчины. Турмс, должно быть, счастлив иметь женой столь несравненную красавицу, и чем больше я наблюдаю за вами обоими, тем труднее мне поверить, что вы по происхождению сиканы и принадлежите к темнокожему и кривоногому племени.

Стараясь не разжигать его любопытства, я равнодушно спросил:

— А сколько сиканов тебе довелось повидать, Ксенодот? Истинные сиканы стройны и хорошо сложены. Посмотри хотя бы на нашу рабыню Анну. Возможно, ты встречал только тех, кого изгнали из племени и кто живет в убогих шалашах и выращивает горох на опушке леса.

Арсиноя сказала не задумываясь:

— Но ведь Анна не сиканка, она родом из Сегесты. Впрочем, я не могу не признать, что среди сиканов есть много прекрасных, сильных мужчин.

Она поболтала своими стройными белыми ногами в горячей воде, кликнула слуг и приказала помыть себе волосы. Я тоже неторопливо вымыл голову и лишь потом сердито обратился к Арсиное:

— И для меня, и для тебя было бы лучше, если бы ты появилась на свет немая.

Ее прелести вызывали у меня сейчас только отвращение, ибо я не мог простить ей, что она выдала Ксенодоту слишком много наших секретов. Мое раздражение возросло, когда мы сели за стол. Я и Арсиноя давно отвыкли от вина и поэтому очень быстро опьянели. Ксенодот искусно натравливал нас друг на друга, и в конце концов мы поссорились.

Раздраженный, я покинул пиршественное ложе и, поклявшись луной и морским коньком, воскликнул:

— Предсказания и знамения сильнее твоей алчности, о Арсиноя! Если ты не хочешь ехать со мной, то я отправлюсь в путь один.

Ксенодот, однако, не отнесся к моим словам серьезно:

— Сначала проспись, а потом уже произноси подобные клятвы.

Но я, одурманенный вином, раздраженно кричал, не слишком задумываясь над тем, что говорю:

— Мне все равно, Арсиноя! Если тебе кажется, что Ксенодот обеспечит тебе лучшее будущее, то иди с ним туда, куда он позовет. Он наверняка сумеет выгодно продать тебя первому попавшемуся богатому и знатному персу. Только имей в виду: за решеткой гарема ты будешь скучать по свободе куда больше, чем по жизни в роскоши!

Арсиноя взмахнула рукой с зажатой в ней чашей, так что вино расплескалось по всей комнате, и ответила:

— Ты отлично знаешь, чем я пожертвовала ради тебя, Турмс. Ведь я то и дело подвергала свою жизнь опасности. Но теперь мне надо подумать о моем ребенке. С годами ты становишься все упрямее и привередливее, а в последнее время превратился в отвратительного брюзгу, так что я удивляюсь, что когда-то отправилась с тобой, забыв свое прошлое. Ксенодот ждет западного ветра, чтобы плыть в Регий, где он должен встретиться со Скитом. Может, ветер переменится уже завтра, так что решай, Турмс, а я свой выбор сделала.

И она, покачиваясь и икая, поклялась именем богини, что скорее бросит меня, чем отправится со мной в Рим. Клятвы ее немногого стоили, но я все же понял: она давно все обдумала. Увидев, что я не испугался ее угроз, Арсиноя впала в еще большую ярость и закричала: