Аркадия - Лорен Грофф

ты не видел. Там было море. Было очень тепло. Я держала Эйба. Затем волны протиснулись между нами и разделили, и он отплыл. Я пыталась догнать, доплыть, но он исчез. Я вернулась.

Они слышат, как Грета на крыльце топает, стряхивая грязь с кроссовок. Напевает что-то, фальшивя совсем как Хелле. В полумраке за кухонным столом Крох и Ханна морщатся, оба.

Я страшно устала, бормочет Ханна себе под нос. Я невыносимо устала, Крох.

Если не для меня, говорит он быстро и тихо, то для Греты.

Его дочь – силуэт на экране москитной сетки. Протянув здоровую руку, Ханна касается щеки Кроха. Вбегает Грета. Она бросает на тарелку Ханны пучок диких нарциссов, вырванных из земли с луковицами и всем прочим. Бабушка, кричит она, от восторга ее щеки порозовели. Цветы! В феврале!

Ханна улыбается. Улыбка сухая, неубедительная, но она вынимает из пучка тоненький бледный цветок и кладет его на тыльную сторону ладони Кроха. Для тебя, говорит она. А затем поворачивается к Грете и спрашивает, как прошел ее день, и лицо внучки чудесно загорается от внимания бабушки. Крох оставляет цветок там, где он есть, пока рука не дернется, протестуя.

* * *

Они гуляют. Дважды в день выходят на воздух, и Ханна бредет, то и дело натыкаясь на Кроха; поначалу ее хватает дойти только до Мидж, где она падает в истрепанный непогодой шезлонг, что стоит перед домом-норкой. Она смотрит себе на ноги, бормочет: Ну же вы, неповоротливые мои, поднимается и кое-как бредет дальше. Настаивает на том, чтобы принимать душ самостоятельно. Одевается сама; на это уходит час. Принимает свои антидепрессанты, обезболивающие, слабительные, с видом мрачного удовлетворения глотает таблетку за таблеткой. Идет в ванную; через полчаса выходит, волоча за собой приставший к подошве хвост туалетной бумаги. Теперь ярая, она хватается за что может. Погоди немного, потом будешь помогать, говорит она Кроху. Погоди.

* * *

Одинокой ночью в спартански пустой, холодной комнате, где он спит, Крох видит во сне город. Обезлюдевший, тот поблескивает от влаги. Улицы длинные и серые, а витрины магазинов поражают великолепием: манекены сияют, на пике острого сходства с людьми, а одеты они в резаную бумагу, которая не расползается под дождем, потому что укрыта стеклом витрины. Крох идет и слышит, что за ним кто-то есть: стук когтей, прерывистое дыхание, трение тяжелой туши о стену. Но, обернувшись, видит все ту же пустую улицу, уходящую в темноту, и на ней никого, он один и не один, это страшно.

Грета ходит в школу. И без того худая, она совсем отощала. С неделю он прижимает ухо к ее двери, вслушиваясь, как она рыдает в подушку. Она не расстается с телефоном Ханны, ее мобильный не работает в этих дебрях. Однако друзьям, должно быть, надоело слушать ее стенания, и понемногу Грета от разговоров переходит к текстовым сообщениям. Когда же друзья не отвечают ей целыми днями, он жалеет, что не может спустить их с лестницы. Пират Крох с детским личиком: лишь задень его дочь, увидишь, как он может рассвирепеть.

Звонит докторша, ее ровный голос действует на Кроха еще несколько часов после сеанса психотерапии.

Навещают Шерил и Диана; наведываются дамы, с которыми Ханна волонтерствовала в библиотеке, и многочисленные знакомцы из города. Приезжает на день Джинси с мальчиками. Те играют в домике на дереве Титуса, а когда выходят оттуда, то лица у них опухшие и красные. За ужином близнецы льнут к Ханне, расцеловывая ее в щеки, пока Джинси их не окоротит. Дайте человеку поесть, говорит она, и все, затаив дыхание, наблюдают, как Ханна доносит помидорку черри до рта, тыкается ею из угла в угол и, наконец, ухватывает ее губами.

Цель этого представления, по ее словам, в том, чтобы мальчиков посмешить.

Прощаясь, Джинси шепчет: Теперь приедем нескоро. Приятель из “Таймс” сказал, еще несколько дней, и нас закроют на карантин. Со словами: Ты молодец, самое безопасное место нашел, когда дерьмом плеснуло на вентилятор, – она чмокает Кроха в нос.

Оставайся, говорит он, раз тут безопасней. Но она печально качает головой: Наше место не здесь.

Днем, когда Крох с дочерью заходят в городскую аптеку, Грета просит двадцатку, покупает что-то и прячет это в своем рюкзаке. К ужину она выходит с чернильно-черными волосами, бледная кожа на лбу еще в синих разводах. Она в упор смотрит на Ханну и Кроха, пусть попробуют что-то сказать.

Ханна откладывает вилку с намотанными на нее лингвини. Черный, задумчиво произносит она. Черный оттеняет твои прекрасные золотисто-зеленые глаза, Грета. Грета бычится, но довольна. Ханна подносит вилку почти ко рту, промахивается, и все трое следят на тем, как узкая лапша медленно развинчивается с зубцов и соскальзывает назад на тарелку. Не поглощение пищи, а триллер, тревожное ожидание. Давай, бабуля, говорит Грета и вонзает в увертливую лапшу вилку. И Крох, изо всех сил стараясь усидеть на месте, смотрит, как его дочь кормит его мать – аккуратно, вилка за вилкой.

* * *

Грета смотрит в окно машины, с заднего сиденья доносится запах дрянной китайской еды на вынос, и говорит: Сегодня в спортзале у нас был забег на милю. И я победила всех, даже мальчишек. Произносится это как бы между делом, но Грета не выдыхает, пока он не заговорит.

В твоем возрасте я тоже хорошо бегал, отвечает он.

Разглядывая свои ногти, она говорит: Это, конечно, ерунда, но тренер сказал, что он хочет, чтобы я бежала за школьную команду.

Здорово, говорит Крох.

Она поворачивается к нему. Но, па, это значит, что ты один остаешься на весь день с бабушкой. Это перебор, два дополнительных часа ежедневно. Ты и так уже на себя не похож.

Вот спасибо, говорит он. Остается себя пожалеть.

Я серьезно, говорит она. Я думаю, что должна сказать “нет”.

Ты должна сказать “да”. Я буду счастлив увидеть, как ты бежишь, говорит он. И Ханна будет счастлива видеть, как ты работаешь своими здоровыми молодыми ногами. Он представляет себе, как мать, застрявшая в предавшем ее теле, смотрит на Грету, огибающую беговую дорожку. Наверно, это будет болезненно, контраст между ее тюремным заключением и свободой Греты. Она продолжит жить вместе с тобой, говорит он вслух в надежде, что это правда, а Грета отворачивается к окну, скрывая улыбку, и только покрывшиеся мурашками руки выдают ее чувства.

* * *

Его будит хрип. У Луизы сегодня выходной, и сначала он думает, что это ветер бьется в москитную сетку. Он садится, сердце бухает у него в ушах. Звук доносится из соседней комнаты. По некрашеным