Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

– Откуда вам известен язык детей Волка? И последовал ответ:

– Это – Знак! Для тебя. Властители дали нам язык, ведомый в здешних краях лишь одному тебе.

Мада так и не проронила ни слова.

6

Глухая ночь, безлунная и беззвездная. Аймик и Мада стоят на коленях перед черным камнем, испещренным загадочными знаками, еле различимыми в свете двух факелов, воткнутых в снег. Дад поет что-то заунывное на неведомом Аймику языке. Пение чередуется с речитативом; звучат незнакомые, какие-то скребущие слова; чаще других повторяются «гхаш» и «харрог». Аймик чувствует, как все его тело сотрясает озноб, то ли от холода, то ли… от чего-то еще. Идет свадебный обряд. Очень странный свадебный обряд, совершенно непохожий ни на один из тех, знакомых Аймику, что остались там, за Стеной Мира.

Разные Роды – разные обычаи. Различны и свадебные обряды. Но при всех различиях есть в них то, чего нет сейчас. Те обряды были радостными.

Ночь безветренна, факелы горят ровно. Но вот убыстряется речитатив, и в такт ему откуда-то издали… из тьмы… то ли ветер начинает свои жалобы, то ли… что-то еще. Аймик дрожит все сильнее и сильнее и никак не может унять эту постыдную дрожь.

На миг нависло молчание. Казалось – сама окружающая их тьма застыла в жадном ожидании последнего, самого главного.

Руки Дада, словно выросшие из темноты, подносят к его губам странную чашу. Человеческий череп! Аймик невольно отшатывается.

– Пей!

Густая, липкая жидкость, подобная той, которой Дад поил его, больного. Только вкус другой: приторно-сладкий. Чаша-череп переходит к Маде…

И вновь за их спинами зазвучал голос Дада. Изменившийся голос. Теперь незнакомые слова падали, как глыбы, глухо, весомо, неотвратимо.

– Кхуту гхаш! Кхуту инекх! Кхуту харрог!.. Из-за правого плеча Аймика снова неслышно выплывает бледная короткопалая рука, сжимающая кремневый нож. Аймик догадывается и молча протягивает вперед свою дрожащую правую руку, и тупо смотрит, как его кровь тонкой струйкой стекает на поверхность черного камня. А затем – и кровь Мады…

– Аззагодд! Аззагодд!АЗЗАГОДД! Происходит что-то странное. Аймику кажется, что окружающая их тьма смыкается. Они словно вдруг оказались в тесной пещере, стены которой с каждым падающим словом подступают все ближе и ближе, а потолок нависает все ниже и ниже и вот-вот поглотит, раздавит… Факельное пламя менялось на глазах… Невероятно – оно становилось черным, продолжая светить! И в этом невозможном свете знаки на камне делались все явственнее и явственнее, словно выступали из глубины на поверхность и наливались, набухали их кровью. Особенно один, многоугольный, невиданный прежде…

Нечто или Некто, близкий, но неузнанный, знакомый, но забытый, ликуя, поднимался откуда-то из глубин, чтобы слиться с прежним Аймиком, чтобы Аймик перестал быть прежним Аймиком… а он, еще прежний, лишь с вялым безразличием следил за этим приближением.

Слова – все тяжелее, все неотвратимее. Еще совсем немного и…

Аймик услышал единственное знакомое слово. Имя. «Мада»! В тот же миг, откликнувшись на зов, его невеста заговорила – ясно, четко – на языке детей Волка:

– Я, Мада, дочь Сайги, жду слова моего жениха.

Что-то или Кто-то толкнул его, освобождая от вязкого сна. Аймик сам не знал, откуда явились слова, вдруг слетевшие с его губ:

– Я,Аймик, сын Тигрольва, готов взять в жены Маду, дочь Сайги, во имя Могучих, чьей волей я был избран. Да исполнится их воля!

Откуда-то налетел резкий порыв ледяного ветра, едва не погасивший черное пламя факелов, и улетел прочь с жалобным, хриплым воем. Словно отпрянули разом почти сомкнувшиеся стены тьмы. Вокруг вновь была ночь – самая обыкновенная, хоть и безлунная. Факелы, уже догорая, шипели и плевались искрами – самыми обычными искрами, отражающимися в гладкой поверхности камня, на которой теперь не было заметно ни единого знака. А в небе… Да, тучи разомкнулись, и в просвете смеялись, подмигивали знакомые звезды. Первобратья детей Волка.

Аймик понял, что обряд закончен. Встал сам, помог подняться жене и повернулся лицом к своему тестю.

Дад стоял в глубокой задумчивости, безвольно опустив руки и склонив голову. Время, отмеряемое несколькими толчками сердца, словно растянулось… Наконец он тряхнул головой и посмотрел на мужа и жену. Странно посмотрел. Непонятно.

– Ну что, – сипло заговорил тесть, видимо надорвавший голос во время чтения заклинаний. – Возвращаемся. Ты, Аймик, разожги факелы. Темно, как бы руки-ноги не переломать. Или того хуже…

Они шли по горной тропе, освещая путь факелами. Дад впереди, за ним Аймик, позади Мада. Внизу, невидимый, шумел поток, и казалось, его свежесть доходит даже сюда! Дад уже вполне овладел собой и своим голосом. Он балагурил на ходу, по обыкновению посмеиваясь, сыпал прибаутками, намекал на «предстоящее испытание», словно и не он вовсе, а кто-то совсем другой ронял совсем недавно за их спинами непонятные, тяжелые слова.

Мада молчала.

7

Их первая ночь была под стать обряду, странной и безрадостной. Уже дома, воспользовавшись тем, что Дад вышел по нужде, Аймик достал из-под своего изголовья небольшой сверток и положил его на колени жене:

– Вот. Это тебе. Твой отец сказал, что свадебный дар не нужен, но я так не могу.

Мада развернула замшу. Костяное лощило – длинное узкое орудие, которым женщины пользуются при выделке шкур. Сделано старательно, с любовью. Рукоять украшена насечками, и еще…

– Это ты! – Аймик обвел пальцем резные линии. – Чтобы все было хорошо. И чтобы сын был… Знаешь, – добавил он со вздохом, – мои ровесники уже детей к Посвящению готовят, а у меня еще никого не было. Ни сына, ни дочери…

Мада подняла на него глаза и улыбнулась:

– Хорошо. Хорошо что ты сделал по вашим обычаям. Только не говори Даду.

Аймик молча кивнул. Колдовских дел он не понимает да и понимать не хочет, но оставить невесту без свадебного дара – это уж слишком. Тут уж никакие духи ему не указ. И раз Мада рада, значит, он поступил правильно.

Но это была единственная улыбка, которую он увидел на лице своей жены. В постели она делала все, что должна делать женщина, но так спокойно, так равнодушно, что у Аймика, несмотря на длительное воздержание, вскоре и желание-то пропало! И когда Аймик откинулся на спину, рядом явственно послышался облегченный вздох.

«И это воля Великих Духов? – думал он, глядя в густую тьму. – Неужели им нужно такое?.. И ведь она говорит, что ждала! Меня ждала. Дождалась, нечего сказать…» Аймик чувствовал, что Мада тоже не спит, и очень хотел, чтобы она заговорила. Хоть о чем; сейчас он был бы рад даже насмешке…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});