Унесенные ветром - Маргарет Митчелл

– Очень вам признательна за добрый совет, – произнесла Скарлетт с самой ядовитой иронией, какую только сумела вложить в эти слова. – Но я в нем не нуждаюсь. Разве мой отец нищий? У него больше денег, чем мне нужно, и к тому же Чарли оставил мне наследство.

– Боюсь, что французские аристократки рассуждали точно так же, как вы, пока их не посадили на тележки.

Не раз и не два доводилось Скарлетт слышать от Ретта Батлера, что ее траурный наряд выглядит нелепо, раз она принимает участие во всех светских развлечениях. Ему нравились яркие цвета, и ее черные платья и черный креп, свисавший с чепца до полу, и раздражали его и смешили. Но она упорствовала и оставалась верна своим мрачным черным платьям и вуали, понимая, что, сняв траур раньше положенного срока, навлечет на себя еще больше пересудов. Да и как объяснит она это матери?

Ретт Батлер заявил ей без обиняков, что черная вуаль делает ее похожей на ворону, а черные платья старят на десять лет. Столь нелюбезное утверждение заставило ее броситься к зеркалу: неужто она и в самом деле в восемнадцать лет выглядит на двадцать восемь?

– Никак не думал, что у вас так мало самолюбия и вам хочется походить на миссис Мерриуэзер! – говорил он, стараясь ее раздразнить. – И так мало вкуса, чтобы демонстрировать свою скорбь, которой вы вовсе не испытываете, с помощью этой безобразной вуали. Предлагаю пари. Через два месяца я стащу с вашей головы этот чепец и этот креп и водружу на нее творение парижских модисток.

– Еще чего! Нет, нет, и перестаньте об этом говорить, – сказала Скарлетт, уязвленная его намеками о Чарлзе. А Ретт Батлер, снова собиравшийся в путь – в Уилмингтон и оттуда – в Европу, ушел, усмехаясь.

И вот как-то ясным летним утром, несколько недель спустя, он появился снова с пестрой шляпной картонкой в руке и, предварительно убедившись, что в доме, кроме Скарлетт, никого нет, открыл перед ней эту картонку. Там, завернутая в папиросную бумагу, лежала шляпка, при виде которой Скарлетт вскричала:

– Боже, какая прелесть! – и выхватила ее из картонки.

Она так давно не видела и тем паче не держала в руках новых нарядов, так изголодалась по ним, что шляпка эта показалась ей самой прекрасной шляпкой на свете. Она была из темно-зеленой тафты, подбита бледно-зеленым муаром и завязывалась под подбородком такими же бледно-зелеными лентами шириной в ладонь. А вокруг полей этого творения моды кокетливейшими завитками были уложены зеленые страусовые перья.

– Наденьте ее, – улыбаясь, сказал Ретт Батлер.

Скарлетт метнулась к зеркалу, надела шляпку, подобрала волосы так, чтобы видны были сережки, и завязала ленты под подбородком.

– Идет мне? – воскликнула она, повертываясь из стороны в сторону и задорно вскинув голову, отчего перья на шляпке заколыхались. Впрочем, она знала, что выглядит очаровательно, еще прежде, чем прочла одобрение в его глазах. Она и вправду была прелестна, и в зеленых отсветах перьев и лент глаза ее сверкали, как два изумруда.

– О Ретт! Чья это шляпка? Я куплю ее. Я заплачу за нее все, что у меня сейчас есть, все до последнего цента.

– Это ваша шляпка, – сказал он. – Какая женщина, кроме вас, может носить эти зеленые цвета? Не кажется ли вам, что я довольно хорошо запомнил оттенок ваших глаз?

– Неужели вы делали ее для меня по заказу?

– Да, и вы можете прочесть на картонке: «Рю де ла Пэ»[5] – если это вам что-нибудь говорит.

Ей это не говорило ровным счетом ничего, она просто стояла и улыбалась своему отражению в зеркале. В эти мгновения для нее вообще не существовало ничего, кроме сознания, что она неотразима в этой прелестной шляпке – первой, которую ей довелось надеть за истекшие два года. О, каких чудес может она натворить в этой шляпке! И вдруг улыбка ее померкла.

– Разве она вам не нравится?

– О, конечно, это не шляпа, а… сказка… Но покрыть это сокровище черным крепом и выкрасить перья в черный цвет – об этом даже помыслить страшно!

Он быстро шагнул к ней, его проворные пальцы мгновенно развязали бант у нее под подбородком, и вот уже шляпка снова лежала в картонке.

– Что вы делаете? Вы сказали, что она моя!

– Нет, не ваша, если вы намерены превратить ее во вдовий чепец. Я постараюсь найти для нее другую очаровательную леди с зелеными глазами, которая сумеет оценить мой вкус.

– Вы этого не сделаете! Я умру, если вы отнимете ее у меня! О, Ретт, пожалуйста, не будьте гадким! Отдайте мне шляпку.

– Чтобы вы превратили ее в такое же страшилище, как все остальные ваши головные уборы? Нет.

Скарлетт вцепилась в картонку. Позволить ему отдать какой-то другой особе это чудо, сделавшее ее моложе и привлекательнее во сто крат? О нет, ни за что на свете! На мгновение мелькнула мысль о том, в какой ужас придут тетушка Питти и Мелани. Потом она подумала об Эллин, и по спине у нее пробежала дрожь. Но тщеславие победило.

– Я не стану ее переделывать. Обещаю. Ну, отдайте же!

Ироническая усмешка тронула его губы. Он протянул ей картонку и смотрел, как она снова надевает шляпку и охорашивается.

– Сколько она стоит? – внезапно спросила она, и лицо ее опять потускнело. – У меня сейчас только пятьдесят долларов, но в будущем месяце…

– В пересчете на конфедератские деньги она должна бы стоить что-нибудь около двух тысяч долларов, – сказал Ретт Батлер и снова широко ухмыльнулся, глядя на ее расстроенное лицо.

– Так дорого… Но может быть, если я дам вам сейчас пятьдесят долларов, а потом, когда получу…

– Мне не нужно ваших денег, – сказал он. – Это подарок.

Скарлетт растерялась. Черта, отделявшая допустимое от недопустимого во всем, что касалось подарков от мужчин, была проведена очень тщательно и абсолютно четко.

«Только конфеты и цветы, моя дорогая, – не раз наставляла ее Эллин. – Ну, еще, пожалуй, иногда книгу стихов, или альбом, или маленький флакончик туалетной воды. Вот и все, что настоящая леди может принять в подарок от джентльмена. Никаких ценных подарков, даже от жениха. Ни под каким видом нельзя принимать украшения и предметы дамского туалета – даже перчатки, даже носовые платки. Стоит хоть раз принять такой подарок, и мужчины поймут, что ты не леди, и буду позволять себе вольности».

«О господи! – думала Скарлетт, глядя то на свое отражение в зеркале, то на непроницаемое лицо Ретта Батлера. – Сказать ему, что я не могу принять его подарок? Нет, я не в состоянии. Это же божество, а не шляпка! Лучше уж… лучше уж пусть позволит себе вольности… какие-нибудь маленькие, конечно». Придя в ужас от собственных мыслей, она густо покраснела.

– Я… я дам вам пятьдесят долларов…

– Дадите – я выброшу их в канаву. Нет, лучше закажу мессу за спасение вашей души. Я не сомневаюсь, что вашей душе не повредят несколько месс.

Она невольно рассмеялась, и отражение в зеркале смеющегося личика под зелеными полями шляпки внезапно само все за нее решило.

– Чего вы пытаетесь от меня добиться?

– Я пытаюсь соблазнять вас подарками, чтобы все ваши детские представления о жизни выветрились у вас из головы и вы стали воском в моих руках, – сказал он. – «Вы не должны принимать от джентльменов ничего, кроме конфет и цветов, моя дорогая», – передразнил он воображаемую дуэнью, и она невольно расхохоталась.

– Вы хитрый, коварный, низкий человек, Ретт Батлер. Вы прекрасно понимаете, что эта шляпка слишком хороша, что против нее невозможно устоять.

Он откровенно любовался ею, но во взгляде его, как всегда, была насмешка.

– Что мешает вам сказать мисс Питти, что вы дали мне кусочек тафты и зеленого шелка и набросали фасон шляпки, а я выжал из вас за это пятьдесят долларов?

– Нет. Я скажу, что сто долларов, и слух об этом разнесется по всему городу, и все позеленеют от зависти и будут осуждать меня за расточительность. Но, Ретт, вы не должны привозить мне таких дорогих подарков. Вы ужасно добры, только я, право же, не могу больше ничего от вас принимать.

– В самом деле? Ну так вот: я буду привозить вам подарки до тех пор, пока это доставляет мне удовольствие и пока мне будут попадаться на глаза какие-нибудь предметы, способные придать вам еще больше очарования. Я привезу вам на платье темно-зеленого муара в тон этой шляпке. И предупреждаю вас – я вовсе не так добр. Я соблазняю вас шляпками и разными безделушками и толкаю в пропасть. Постарайтесь не забывать, что я ничего не делаю без умысла и всегда рассчитываю получить что-то взамен. И всегда беру свое.

Взгляд его темных глаз был прикован к ее лицу, к ее губам. Скарлетт опустила глаза, ее опалило жаром. Сейчас он начнет позволять себе вольности, как и предупреждала Эллин. Сейчас он ее поцелует, то есть будет пытаться поцеловать, а она в своем смятении еще не знала, как ей следует поступить. Если она не позволит ему, он может содрать шляпку с ее головы и подарить какой-нибудь девице. А если она позволит невинно чмокнуть ее разок в щечку, то он, пожалуй, привезет ей еще какие-нибудь красивые подарки в надежде снова сорвать поцелуй. Мужчины, как ни странно, придают почему-то огромное значение поцелуям. И очень часто после одного поцелуя совершенно теряют голову, влюбляются и, если вести себя умно и больше ничего им не позволять, начинают вытворять такое, что на них бывает забавно смотреть. Увидеть Ретта Батлера у своих ног, услышать от него признание в любви, мольбы о поцелуе, об улыбке… О да, она подарит ему этот поцелуй.