Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович

— Острог они уже должны скоро закончить, — сказал Сазонову Матусевич. — Там осталось башни поднять, казарму поставить и пушку поднять на стену.

— Отлично, потом будем на Сунгари острожек ставить. До зимы, может, успеем хоть зимовье сладить, — отвечал Алексей.

Ким тем временем пробовал поговорить с пленными корейцами. Выходило пока с трудом, но с каждым часом общения Сергей чувствовал, как улучшается его разговорная речь после долгого двенадцатилетнего перерыва. Так, он начинал понимать то, что ему говорили пленные. Оказалось, что корейский король Ли Инджо по каждому требованию Айсиньгиоро Абахая был обязан выставлять воинов для нужд Цин. В связи с дефицитом у маньчжуров огнестрельного оружия корейские аркебузиры были как нельзя кстати. Часто маньчжуры вызывали своих вассалов, чтобы они усмиряли сунгарийских людишек, что бывали непокорны Цин. Совсем недавно корейцы участвовали и в разгроме князя Бомбогора, после чего амурцы признали себя вассалами Цин.

До Усть-Зейска оставалось пара часов хода, когда над рекой дальними раскатами пророкотал пушечный выстрел. Едва услышав его, и Сазонов и Сартинов, каждый на своём корабле, скомандовали машинистам полный ход. По мере приближения к посёлку всё чаще звучали сухие винтовочные выстрелы да ещё раз громыхнула пушка. У Сазонова было невесело на душе, ведь именно он затягивал возвращение канонерок, проведя несколько лишних дней на Амуре. Алексей оглядел своих людей: лица товарищей были напряжены и исполнены холодной решимости, пальцы их сжимали оружие. Ким уже был на своём месте, в небольшом гнезде над рубкой.

— Это не могут быть маньчжуры, — пролепетал Ципинь, отвечая на вопрос Сазонова.

— А кто тогда? — рыкнул на него Матусевич.

— Это Гуйдагур или Толга! — завизжал Ципинь, прикрывая голову руками. — Я передавал их людям приказ хана Абахая.

— Какой ещё приказ, собака? — спросил его переводящий слова ангарцев тунгус Пётр, схватив маньчжура за шкирку.

— Воевать против даурского князя Ивана и его большеносых военачальников, принудив его стать вассалом Цин, — судорожно выплёвывал слова Ципинь.

— Сколько у них воинов? — продолжал давить на маньчжура Матусевич.

— Не знаю… Тысяча, две, три! Я не знаю! — заверещал тот, и Игорь, подняв Ципиня за ворот, отбросил его на доски палубы.

Время шло в тяжком ожидании. Сазонов боялся непоправимого, ведь кроме дюжины казаков и Бекетова в строящемся остроге находились четыре десятка необстрелянных тунгусов-выпускников Удинской военной школы. Лишь некоторые из них успели пройти стажировку во Владиангарске, и как они поведут себя в первом бою при многократном численном перевесе врага, было неизвестно. Наконец показалась Зея. Ещё немного, пять сотен метров, — и покажется острог.

— Ким! Высматривай богато разряженных амурцев на конях, вали их в первую очередь! Без князей они разбегутся, как крысы.

Однако, к великому изумлению Сазонова, ожидавшего увидеть нечто похожее на кадры из фильма про индейцев, где чингачгуки осаждают английский форт, вокруг недостроенного острога толп пускающих стрелы туземцев не наблюдалось.

— Это казаки! Товарищ майор, это не амурцы! — закричал сверху снайпер.

Прильнув к биноклю, Алексей жадно осматривал приближающийся посёлок. На берегу напротив острога находилось несколько больших плоскодонных лодок — дощаников, как называли их казаки, служившие в Ангарии. Тени бородачей в кафтанах мелькали меж деревьев недалеко от реки. То и дело слышались выстрелы из фитильных ружей, защитники острога, появляясь над стеной или между бойниц, отвечали им из винтовок. Пушка! У казаков была своя медная пушечка. На берегу, прикрытые кустарником, несколько казаков снаряжали своё орудие. Ещё раз осмотрев стены острога и мысленно похвалив тунгусов за их чёткое взаимодействие при стрельбе, Сазонов заметил, что часть стены со стороны леса не так давно горела. Брёвна были обуглены, а закоптившаяся чернотой смотровая башенка заваливалась набок. Казаки, что заряжали пушку, заметили канонерки и, указывая на них, повернули пушку к реке. Казаки, бывшие в лесу и прятавшиеся от выстрелов из осаждаемого ими острога, тоже заметили канонерки, но уже было поздно. Едва четыре орудия окутались дымом, в леске разорвались четыре снаряда. С кораблей были слышны доносившиеся оттуда вопли ужаса и радостные крики защитников острога.

— Игорь, твоя работа сейчас, — повернулся к Матусевичу Алексей.

— Ближе к берегу! Быстрее! — крикнул рулевому спецназовец. — Пока не очухались!

Бойцы уже надели свои бронежилеты и каски, казакам же, имеющим лишь прототипы защитных лат, что недавно начали делать в Железногорске, велено было идти во вторую очередь. Наконец мостки были перекинуты и спецназовцы устремились в лес.

Оглушённые разрывами начинённых пироксилином снарядов казаки пытались устроить рукопашную, что пресекалось слаженными действиями бывших бойцов антитеррористического спецназа КГБ. Казаков валили на землю, вязали им руки. Бородачей, пытавшихся убежать, догоняли, сбивали с ног, опять же вязали. Бойцы работали прикладами, кулаками, используя профессиональную выучку. Слышались лишь короткие команды да смачная ругань, присущая работе бойцов. Нечасто слышались выстрелы и лязг железа. Обескураженные столь резким поворотом, казаки, казалось, сопротивлялись вполсилы. Наконец, все, кто смог, уже убежали, остальные же вповалку валялись в лесу, на берегу да у острога. На берегу показались и ангарские казаки, а из острога вышел гарнизон, принявший участие в отлове отступающего врага.

— Товарищ майор! — Мирослав Гусак подбежал к осматривающему пленных Сазонову. — Беглых преследовать? Они к Зее ушли!

— Не надо! Прочешите ближний лес, до Зеи. Там холм вниз уходит, оставьте посты, наблюдайте.

— Ясно. — Мирослав, поправив висящую на ремне винтовку с окровавленным прикладом, вскоре исчез в высоком кустарнике.

Когда всё успокоилось, пришло время для печали: стали подсчитывать ущерб, нанесённый по-настоящему вероломным нападением казаков Московского царства. Сазонову было очень обидно, до слёз. Как и прочие бывшие граждане России, он переносил на Московскую Русь свою Родину, не без оснований считая её эдаким старшим братом, для каждого по-своему священной землёй. Поэтому повторное нападение на Ангарию после попытки штурма Удинска енисейцами Андрея Племянникова, эта атака стала ещё одним потрясением для Алексея. Он скрипел зубами от злости, поносил казаков последними словами. Теперь, по словам Фёдора Сартинова, ангарцы должны избавиться от иллюзий и видеть в Москве не столько родную мать, сколько партнёра. И привёл в пример отношения с енисейцами, которые после их конфузии теперь развивались ровно и доброжелательно, главным образом из-за того, что Василий Беклемишев поднял эти отношения на новый качественный уровень. Эти же… Оглядывая бородатые рожи, бесстрастно смотревшие из-под густых бровей на прохаживающегося близ согнанных в круг пленённых казаков начальственного вида мужчину, Сазонов вдруг ощутил, насколько эти казаки отличаются от тех же енисейцев. Хоть енисейский воевода Василий Измайлов и с прохладцей относился к ангарцам, с ним можно было общаться, эти же какие-то чужие! Вскоре из леса показался Бекетов со своими казаками, а затем и спецназовцы, которые привели последнюю партию пленных.

— Пётр Иванович, родной! Рад видеть тебя во здравии, — обнялся с Бекетовым Сазонов. — Как ты, рассказывай.

Присев на одно из брёвен, что были предназначены для острожной стены, он рассказал, что происходило в Усть-Зейске с самого утра. Ещё в предрассветной дымке с Зеи прибежал один из тунгусов, что сидели там в секрете. Он рассказал, что совсем недавно на реке появилось несколько больших лодок, наполненных оружными людьми, по виду схожими с казаками. Бекетов тут же приказал следить за ними, куда они пойдут далее — вверх или вниз по Амуру. А сам тем временем поручил своему заместителю тунгусу Александру провести эвакуацию жителей посёлка и их имущества в лес. На стену подняли бывшую в остроге литую пушку, а казаки и тунгусы приготовились к обороне. К сожалению, именно Усть-Зейск был целью пришлых казаков. Как оказалось, на посёлок ангарцев напала сборная ватага казаков из Охотского и Якутского острогов под началом Дмитрия Епифановича Копылова и Ивана Юрьевича Москвитина. После вмешательства канонерок Москвитин, как говорили люди, спешно ушёл к Зее, Копылов же, будучи ранен и оглушён, был пленён. Всего в плену у ангарцев оказалось тридцать девять казаков, трупов насчитали шестнадцать, да до четырёх десятков ушло либо отлёживалось в округе. Матусевич уже поработал с пленными, так что информация была подлинной.