Озомена - Чикодили Эмелумаду

вскакивает и выбегает на улицу. Сощурившись на солнышке, она идет, оглядываясь вокруг. Сегодня воскресенье, и вся школа гудит как улей – приехали родители. Озомена кивает на ходу одноклассникам, высматривая возле ворот белый фургончик дяди Фреда или, не дай бог, мамину «Хонду». Она не сразу заметила идущего ей навстречу мужчину. Он еще более худ и взъерошен, чем в день своего отъезда, его курчавые волосы коротко пострижены.

– Папа!

Отец смущенно улыбается, словно боясь, что ему не рады. Озомена ускоряет шаг, оставляя глубокие следы в песке. Она кидается отцу на шею и вдруг обнаруживает, что ноги ее больше не отрываются от земли, она подросла.

– Ох, какая ты стала большая! – хрипло говорит отец, словно очень долго молчал. От него веет неухоженностью.

Озомена смущенно вытирает глаза: слезы уже собрались в уголках глаз и под веками. Ее отец, имя которому Эменике, снимает солнечные очки и тоже вытирает слезы, не стыдясь собственных эмоций. Озомену воспитывала мать, и поэтому если она и плачет, то обычно украдкой. Озомена не любит распускать нюни, потворствовать своим эмоциям. В конце концов, оба ее родителя, как и сестры, живы и здоровы, включая ее саму. Так чего реветь? Тут Озомена ловит себя на мысли, что назидательный тон, с которым она сейчас с собой разговаривает, позаимствован у Приски.

– Вот, приехал повидаться, – говорит Эменике. – Как школа? Как учеба? Тебе тут нравится? – Они подходят к отцовскому зеленому «Мерседесу», и ей, как в детстве, хочется сразу же забраться на его широкий, высокий капот. Эта надежная и просторная машина повторяет характер отца (точно так же, как «Хонда» очень подходит Приске), а значит, она и по ней соскучилась.

Озомена гладит рукой благородные кожаные сиденья кремового цвета с мелким треугольным тиснением. Обивка потемнела и испачкалась от папиных долгих странствий. В нише для ног валяется какая-то одежда и две бутылки с минералкой, одна уже наполовину выпита.

– Ты заезжал домой? – спрашивает Озомена, хотя и так знает ответ.

– Нет еще. – Эменике устраивается на водительском сиденье. – Первым делом хотел повидаться с тобой, убедиться, что ты тут нормально устроилась. Прости, что все пропустил.

Озомена садится рядом с отцом, он обнимает ее и притягивает к себе. Он исхудал, она скинула жирок, ее косточкам больно от его косточек, но это и есть счастье. Перед ней отец. Он пахнет как бродяга, но он тут.

– Где ты был? Куда ездил?

– Лучше расскажи про школу, – говорит он. – Какие у тебя самые любимые учителя?

И тут Озомену прорывает на откровенность. Когда она признается, что в драке укусила Угочи, Эменике начинает хмуриться. Морщины на его лбу все не разглаживаются, а Озомена выжидательно смотрит на отца в надежде, что вот он сейчас улыбнется, подбодрит ее. Но Эменике крутит на пальце кольцо с ключом и молчит. Озомена не хочет омрачить встречу рассказами про свои сны, про путешествие в другой мир с фиолетовым небом. Она молчит и про дерево, про расплывчатые, непонятные силуэты, боясь, что Эменике каким-то образом убедит маму забрать ее отсюда – от друзей и новой, самостоятельной жизни. Озомена не хочет уезжать и знает: пусть даже родители сейчас и не в лучших отношениях, но относительно детей могут прийти к согласию.

Логика взрослых необъяснима и сокрушительна.

– А что-нибудь еще происходило с тобой? – допытывается Эменике. Он оставил дверь открытой, но в машине все равно жарко. Другие водители постарались найти хоть какую-то тень, а отец припарковался на самом солнцепеке. Озомена смахивает пот со лба, краем кофточки стирает испарину над верхней губой.

– О чем ты? – спрашивает Озомена.

– Ты видела дядюшку Одиого? Он больше не приходил к тебе?

От этих слов сразу заболел шрам на спине, оставленный мальчиком. Озомена молчит, теребя подол юбки.

– Ты видела что-нибудь из ряда вон выходящее? Попадала в какие-то другие места? Ты еще не съела леопарда?

– Пока нет. – Озомена подтягивает ноги, чтобы забраться с ними на сиденье, случайно задев рычаг передачи скоростей. Она замирает в страхе, что сейчас машина тронется с места, и когда этого не происходит, она смотрит на Эменике, ища поддержки и понимания. – Пап, я просто не знаю как… Но со мной… кое-что происходит, и я не понимаю, что мне…

– Но почему, почему ты не съела леопарда, Озомена?

– Потому что не знаю, как это сделать, мне никто не объяснил. Пап, мне снятся всякие сны, и все это началось с тех пор, как я попала в Фиолетовую…

– Фиолетовую? – Озомена видит, как прыгает его кадык и взгляд становится сонным – он всегда такой, когда его внимание особенно обострено. Вроде сонный, а на самом деле очень чутко слушает.

– Да, Фиолетовая страна, я так называю место, где иногда оказываюсь. Потому что там небо – фиолетовое.

– «О, Хенни-Пенни, – сказал цыпленок Цыпа, – небо падает на землю». – Эменике с улыбкой глядит на дочь. – Помнишь? Ты в детстве очень любила эту сказку. Как там звали остальных героев? Петушок Коки-Локи и гусь Даки-Лаки?[158]

– Ага, – говорит Озомена и умолкает.

Эменике оглядывается, как будто слышит то, чего не слышит она. Озомене кажется, что она снова его теряет.

– Одиого так любил читать тебе эту сказку. Ему нравилось возиться с вами, потому что он сильно скучал, пока мы жили за границей. Помнишь, как он пообещал заплатить вам с Мбу по десять кобо[159] за каждый выдернутый седой волос? Кстати, он отдал вам денежку?

– Нет, пап. Он переворачивал ладонь, и все его седые волоски улетали. Мы даже одной найры не заработали. – Озомена невольно улыбается. – А мы-то строили планы, как потратим наше богатство. Да, я все помню.

Кожаные сиденья раскалились от жары, и Озомена обливается потом.

– Мбу хотела все деньги себе, поэтому не давала мне выдергивать волоски.

Эменике смеется, в его смехе нет ни тени сумасшествия.

– Одиого специально выдумывал эти игры, чтобы замкнуть вас друг на друга. Он был хитрым и умным. Из него вышел прекрасный леопард, и если б не война… Он потерял много-много жизней, вот поэтому и пал жертвой банальных грабителей. Получеловек-полулеопард, а они просто пальнули в него из ружья. И я в гневе из-за этого. – В глазах Эменика вспыхивают электрические искорки. – Когда ты встретишься с ним и когда ты съешь леопарда… Почему ты тянешь?

У Озомены резко портится настроение. Так вот зачем отец приехал. Не с ней повидаться, а узнать, когда она сможет увидеть своего дядю.

– Маленькая уже совсем отвыкла от тебя, – говорит она, из последних сил цепляясь за общие воспоминания. Светлая безмятежность их встречи рассеялась.

– О ком ты? – Эменике глядит на Озомену, словно не узнавая ее. – Ах да. Зачем вы называете ее маленькой, ведь ей уже… – Отец пытается вспомнить возраст своей младшей дочери, а Озомена тихонько