Тёмные самоцветы - Челси Ярбро

ГЛАВА 1

Государь всея Руси пихнул пухлой ручкой корону, и та свалилась с его головы. Двор замер, но Федор ничуть не смутился.

— Братец Борис, — позвал он высоким, ребяческим голосом. — Я снова обронил эту шапку. От нее у меня зудит голова.

Борис, великолепный в своем золотом роскошном кафтане, встал на колени и протянул корону царю.

— Не послать за митрополитом, батюшка, чтобы тот вновь водрузил ее на тебя?

Именно так поступил бы Иван, и все о том знали.

— Нет, — сказал Федор, кладя корону себе на бедро. — Она тяжела, а мне жарко. — Он поморщился. — Встань с пола, Борис Федорович, сделай милость. Вы все вечно тут ползаете передо мной на коленях, а мне надоело на это смотреть.

Новая незадача, подумал Борис, поднимаясь.

— Что ты собираешься предложить мне? — живо поинтересовался Федор, и лунообразное лицо его засветилось от предвкушения. Одна нога царя нетерпеливо раскачивалась, ударяя каблуком по вычурной ножке трона. — Новое увеселение, да?

— Да, — с неприметным вздохом ответил Борис. — Да, тут собрались люди, желающие порадовать тебя, батюшка. Они инородцы. — Он вновь поклонился царю, но уже не падая ниц, и поспешил покинуть пределы тронного зала.

Среди полудюжины ожидающих был и Ракоци, и Борис обрадовался, завидев его. Подойдя, он заговорил с ним на греческом языке:

— Боюсь, новая драгоценность не очень-то развлечет государя.

— На этот раз при мне вовсе не камни, — откликнулся Ракоци, оглядываясь на пожилого долговязого немца. — Поскольку германец все носит царю миниатюрных лошадок, я также решился не отставать от него. — Он похлопал ладонью по блестящему боку небольшого ларца.

Борис явно приободрился.

— Прекрасно. Тогда вы войдете первым. — Он, спохватившись, поклонился митрополиту, ведавшему вопросами очередности на приемах. — Позвольте, ваше святейшество. Так будет лучше всего.

Митрополит огладил бороду и пробежался пальцами по расшитой жемчугом ризе.

— Что ж, если разум царя тем успокоится, то пожалуй, — сказал с достоинством он.

— Благодарю, — с чувством проговорил Борис и обратился к остальным ожидающим: — К сожалению, мы не можем вести прием по полному протоколу, но царь Федор все равно не держит в памяти имена.

— Не то что отец, — громко высказался татарин, тряхнув сонмом черных косичек.

Борис раздражено кивнул.

— Но он — государь, которому мы присягнули на верность и которого вам вменено уважать. — Он быстро перекрестился и повел Ракоци за собой, уже не оглядываясь на митрополита.

Сэр Джером Горсей, стоявший в дальнем углу помещения, наклонился к соседу.

— Заметьте, грядут неприятности.

— Для Ракоци? — удивился Лавелл.

— Нет, для Годунова. Этот несчастный царь-недоумок во всем опирается на него, а двор того не приемлет. Во всяком случае, нам и далее стоит держать нос по ветру, оставаясь в хвосте.

Вступая под своды просторного зала, Ракоци тихо спросил:

— Спокоен ли он?

— Нет, уже суетится, — не разжимая губ, сказал Годунов.

Федор задумчиво ковырял бирюзу Казанской короны.

— Борис Федорович, мне уже скучно, — пробурчал жалобно он. — Никто тут не хочет со мной говорить.

Ракоци, опускаясь на одно колено, промолвил:

— Счастливых дней тебе и приятных ночей, государь.

— Ты не склонил голову, — заметил царь Федор.

Борис, почуяв в его голосе отзвуки присущей Ивану Грозному непреклонности, выдвинулся вперед.

— Граф Ракоци послан к тебе королем Стефаном, батюшка, — пояснил ласково он, — а в Польше того приветствуют именно так. Ему не подобает выказывать тебе большие почести, чем Баторию.

— Пусть склонится, — повторил Федор с ослиным упрямством. — Я так желаю, и я своего добьюсь.

— Но батюшка…

— Если государю угодно, — прервал царедворца Ракоци и встал на другое колено, за что был вознагражден довольной ухмылкой. — Россия великое государство, а я в нем всего лишь маленький чужеземец. Я буду рад обучиться новому обхождению, ведь наставляет меня сам монарх.

Борис, наблюдая, как венгр по всем правилам простирается ниц, с ужасом думал, что будет, если Федору вздумается потребовать того же от немца или британца.

Царь между тем восхищенно всплеснул руками.

— Ах, как прекрасно. Мне это понравилось. Ты можешь оторвать грудь от пола. — Он глянул на шурина. — Борис Федорович, мне нравится его платье. Русь — страна золотого и красного, а он одет в черное с серебром. Это очень красиво.

— Благодарю, государь, — произнес Ракоци выпрямляясь, но не вставая с колен. — Нам, инородцам, не разрешается рядиться во что-нибудь русское, но суровость сего запрета неизмеримо для меня умаляется от сознания, что скромность моего одеяния приятна для царских глаз.

— И говоришь ты красиво. Лучше, чем дядя Никита. — Федор милостиво кивнул. — Ты принес мне подарок, верно? Люди всегда несут мне подарки, и я это очень люблю.

— Подарки всегда приятны, — сказал Ракоци, поднимая с пола ларец.

— Надеюсь, у тебя там не самоцветы? — насторожился вдруг Федор. — Ты задарил отца самоцветами. Но это лишь камни — и все.

— Прекрасно сказано, государь, — отозвался Ракоци. — Весьма мудрое замечание.

Комплимент пришелся по вкусу. Федор весело захихикал.

— Никто из бояр не говорит, что я мудр.

— Мудрость не всем и не сразу видна, государь, — откликнулся Ракоци с искренней теплотой, потрясшей стоящего невдалеке Годунова. — Нет, если в ларце и имеются самоцветы, то их весьма малая толика, а главная ценность моего дара в другом.

Глаза молодого монарха расширились от любопытства, лицо его закраснелось.

— Что же там? Что ты хочешь мне подарить?

Ракоци улыбнулся.

— Я покажу, если государь мне дозволит. — Он посмотрел на шевельнувшихся караульных. — Или сначала пусть кто-нибудь подойдет и убедится, что мое подношение совершенно безвредно.

— Нет, — подал голос Борис, жестом останавливая охрану. — Этого вовсе не надобно. Я готов поручиться, что в сем ларце ничего опасного нет. — Он придвинулся к Ракоци и едва слышно шепнул: — Надеюсь, вы меня не подведете?

— Ни в малейшей степени, — ответил Ракоци, откидывая снабженную пружинами крышку и выставляя на обозрение миниатюрную звонницу, где мягко посверкивали шестнадцать крохотных разнокалиберных колоколов. — Взгляни, государь. Сии колокольчики отлиты из бронзы, а затем позолочены, каждый имеет отменный по качеству звук. Система их строя подобна дорической, а высоты тонов — от верхней к нижним — обозначены мелкими самоцветами и жемчугами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});