Школа 1-4 - Илья Масодов

Около половины одиннадцатого Наташа убивает ударом топора по голове в парадном девятиэтажного дома ученика шестого класса Володю, который со своим товарищем Игорем прогуливает школьные занятия. Игорь пытается бежать, но Наташа догоняет его на лестнице, хватает за шиворот и тоже бьёт топором по голове. Ноги мальчика теряют под собой ступеньки, и он повисает в наташиной руке. Она разбивает обоим школьникам лица об стену парадного и, держа их за волосы, размазывает кровь и мозги толстыми полосами по белой штукатурке. При этом она представляет себе на месте мальчиков Соню и её маленьких друзей.

Ещё через полчаса Наташа нападает на школьницу Лиду, возвращающуюся домой после укороченного учебного дня, только потому, что у неё такого же цвета волосы, как у Сони, затаскивает её в подворотню, душит и, прокусив горло, пьёт её горячую детскую кровь, текущую Лиде за ворот куртки, держа труп за виски, так что ботинки девочки упираются ей в колени. Потом, положив Лиду щекой на парапет, Наташа с матом отрубает ей голову топором, чтобы не Лида не встала и не начала снова ходить.

Около полудня Наташа в подворотне убивает ударом топора по голове женщину средних лет, чтобы забрать у неё кошелёк с деньгами. На эти деньги она покупает в хозяйственном магазине настоящий мясной топор, а прежний выбрасывает в канализацию.

После этого Наташа кружит по городу, как бешеный волк, разбивая топором головы детям среднего школьного возраста и обмазывая их светлой кровью стены домов. Она чувствует, что милиция уже сжимает вокруг неё смертельное кольцо. Иногда она слышит на соседней улице лай боевых собак и истошный кликушеский вой сирен. Около четырёх часов её пытаются задержать, и она бежит навстречу милицейской машине, сжимая в руке топор. Двое милиционеров, надрываясь, кричат ей навстречу, приказывая остановиться. Пистолетные пули прошивают ей одежду на груди, заливая кровью белую блузку под расстёгнутой дублёнкой. Наташа со вскриком бьёт одного из милиционеров топором, попадая по плечу. Второй продолжает стрелять в неё сзади. Одна пуля бьёт Наташу в голову. Несмотря на боль, она сильным ударом топора убивает упавшего на асфальт раненого врага и подбирает пистолет. Второй милиционер бежит к машине. Кутаясь в простреленную дублёнку и пряча в кармане добытое наконец оружие дистанционного действия, Наташа уходит мёртвыми темнеющими улицами. Круг её кровавой траектории замыкается, возвращаясь к химическому бастиону среди полей. В наступившей темноте она подходит к ссыпной яме, откуда выбралась на бледном осеннем рассвете и, остановившись у накренённого неровностью земной поверхности автобуса и закинув голову с разинутым ртом, пьёт холодный дождь.

Именно в этот момент Соня снова начинает видеть своими широко раскрытыми глазами. Это комсомольский значок, закалённый на пламенной груди молодой партизанки и ставший теперь частью души Сони, защитил сердце девочки от смертельного удара шилом. Крест, на котором она распята, уже лежит на полу посреди чёрной церкви, а кругом снуют сатанинские старухи, готовясь изжарить и сожрать Соню. У алтаря сидит горбатая Маша, голыми руками разжигая кучу сырого хвороста. Сожмурившись от боли, Соня срывает хрустнувшие руки с гвоздей и встаёт с креста. Каннибалки шарахаются от неё, окружая горбатую Машу и крысино вереща. Соня поднимает голову к куполу церкви и видит нарисованный там небесный свод, и горящее длинными языками солнце посреди него. Соня улыбается, снова отыскав нить своей вечности и медленно поднимается в воздух.

Ах, какой свободой наполняется мерно бьющееся сердце Сони, когда ноги её отрываются от земли, стремясь к нарисованным облакам, а глаза постепенно проплывают мимо колонн, лишь для правдоподобия поддерживающих церковный купол… Какая тьма струится в её крови, полной звёздной пылью и холодом бесконечных пространств, которые не в силах обогреть ни одно солнце…

Застыв на высоте трёх метров, Соня смотрит вниз и встречает злобный взгляд маленькой горбуньи. Старухи стаей худых чёрных птиц шелестят вокруг своей хозяйки сухими губами, нашёптывая проклятия. Соня берёт обеими руками из нарисованного неба огненное колесо и бросает его Маше в голову. Горящие старухи визжа рассыпаются по церкви, освещая своим пламенем давно забытые иконы. Как болотная кикимора, вторит их истошным предсмертным крикам весёлое эхо. Одна за другой они падают на пол, превращаясь в продолговатые вьющиеся костры, напоминающие Соне её последнее пионерское лето.

Одна только Маша остаётся невредимой после удара огненного колеса. Пламя только опаляет ей косы, и она, прикрыв растопыренной ладонью лицо, продолжает смотреть на Соню. Её глаза однако утратили власть над воскресшим сониным телом, в груди которого светится рубиновый металл. Когда она понимает это, сгусток невидимой тяжести проходит мимо резко отодвинувшейся в воздухе Сони, обдав её зловонным ветром, и бьёт в стену церкви, пуская трещины по поверхности фресок. Следующий удар уходит в темноту ненамного выше сониной головы. Соня едва успевает спрятаться за ближайшую колонну и оттуда швыряет в Машу второе огенное колесо. Горбунья даже не пытается избежать столкновения с ним, платье на ней вспыхивает и расходится обугленными дырами, открывая нетронутую огнём кожу. Два удара гигантского молота сотрясают колонну, за которой висит в воздухе Соня. С купола сыпется известь, застревая в её волосах. Видя трещину в теле колонны, Соня перелетает за другую, в полёте бросая третье колесо. Она видит как огонь окатывает Машу как невесомая вода, сжигая резинки, скрепляющие её косы. И она видит в обнажённом горбу Маши её второе лицо, маленькое и злое. Она видит маленькие ножки и ручки, торчащие назад из её спины. Она видит машиного сиамского брата, который, питаясь дьявольской жизненной силой сестры, растёт медленно, как деревья.

Боковая волна следующего удара задевает Сонино плечо и отбрасывает её назад, крутнув в воздухе сонино тело вокруг оси. Она с трудом успевает снизиться, чтобы не врезаться в арку между колоннами. Не тратя больше сил на огонь, Соня летит по дуге, снижающейся к алтарю, возле которого стоит Маша. Сразу разгадав замысел Сони, маленькая горбунья всё время держится к ней лицом, судорожно открывая и закрывая рот, как жаба. Церковь сотрясается от сыпящихся на стены таранных ударов, одна из колонн с грохотом рушится, за ней вываливается кусок стены, поднимая столб пыли и открывая огромное ломаное окно в шуршащую дождём ночь.

Налетев сверху, Соня ударом коленей в рот сбивает Машу с ног и, придавив тело девочки к полу и впившись ей зубами в подбородок, рвёт руками маленькое детское лицо на её спине. Из горба Маши вырывается кровь, она хрипит и бьётся в агонии, пытаясь руками за волосы оторвать от себя напавшую из воздуха смерть. Но Соня с урчанием упорно раздирает маленький рот, выламывает челюсти и рвёт ребёнку дыхательное горло.

Когда Маша перестаёт дёргаться, вытянув к костру испачканные помётом босые ноги, Соня разжимает зубы и садится возле неё на колени. Она тяжело дышит, её руки в крови.

— Незачем делить силу, — вслух говорит она, морщась от боли в дёснах, хотя никто её уже не слышит.

Найденным на полу ножом Соня надрезает Маше горло и, схватившись двумя руками за её виски, выламывает голову и отрывает от сочащейся кровью шеи. Потом она отрубает ей правую кисть, вытряхивает из неё на пол кровь и жарит кисть над костром на лезвии ножа. Обглодав противное на вкус подгоревшее мясо, Соня одевается и, волоча по полу за косы машину голову, покидает поле боя. Под дождевым сумеречным небом она видит козлоголового, стоящего по колено в тёмной речной воде. Глаза его закрыты.

Соня с размаху швыряет голову ему под ноги, в алюминиевую воду, которая сразу заливает мёртвое оскаленное лицо. Голова тонет, утаскивая в глубину длинные расползшиеся волосы. Рябящиеся дождём круги быстро гаснут. Повернувшись, Соня идёт между покосившимися могильными крестами к лесу.

5. Партизаны

Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем.

Откр. 16.8

Ночная темнота уже наполняет здание главного цеха. Подходя ко входу, Наташа оглядывается на то место, где она упала, поражённая ядовитыми гвоздями в лицо, и находит на песке след от кровяного пятна. Чёрные окна цеха с запылёнными стёклами зияют над её головой. Признаки другого, нереального времени, где она теперь существует. Разве мёртвые боятся, спрашивает она себя. Разве мёртвые чувствуют кольца безнадёжности на своём теле. Я ведь теперь мертва. Небо разверзается надо мной, и нет в нём ни рая, ни ада, только бесконечная скорбь смерти. Смерти простой и не страшной, состоящей только из струй крови и хруста ломаемых хрящей. Смерти обыденной, как секс, который тоже пугает в детстве, пока не выростаешь, и не становится понятно, что тем, чего ты боялся, занимаются все.