В одном чёрном-чёрном сборнике… - Герман Михайлович Шендеров

она.

– А-а-а-а! – из моего горла, нет, гораздо глубже, из нутра, вырывался рык. Он поднимался, судорожно вибрируя, а потом, булькая, глох в обильной, вязкой слюне.

Я вдруг поймала себя на мысли, что такой звук может произносить кто угодно. Любой зверь. Но только не человек. И тем не менее это была я. Точнее будто какая-то незримая часть меня. Я наблюдала за происходящим, но никто не обращал на меня-первую внимания. Все оно было приковано ко мне-второй – лежащей на кровати. При этом я ощущала все, что должна была чувствовать та, другая я.

– Ну вот и все, мамаша, – наконец сказала старуха. Лицо повитухи было усыпано бусинками пота, но выражение довольное, благостное, будто это она только что разрешилась от тяжкого бремени.

Толстыми узловатыми пальцами, измазанными в моей крови, старуха бережно обхватывала синюшный комочек. Он был весь покрыт слизью. Скользкая мутно-серая, с багровыми прожилками масса густыми каплями падала мне на живот, на грудь, на шею и медленно стекала по бокам. Тепло. Липко. Мерзко.

– Доча у тебя, – она пихнула младенца к моему лицу.

Кроха так внимательно-изучающе смотрела на меня темными глазенками, что я умилилась и даже выдавила дрожащими губами улыбку. Но в следующий момент произошло то, что заставило меня заорать от ужаса.

Глаза малышки вдруг неестественно выпучились и завращались. Затем начали приближаться ко мне, удерживаемые… щупальцами! Те выдвигались из глазниц и неустанно шевелились. Одновременно из ноздрей ребенка вылезла пара рожек размером поменьше.

– Глянь, красавица какая, – словно издеваясь, сказала старуха. Она что, ослепла или совсем идиотка?

Повитуха перевернула уродца. На его спинке, в районе копчика, я увидела отросток, который закручивался спиралью, как улиточный домик.

– Уберите… от меня… эту… тварь! – я не сразу узнала собственный голос. Заторможенный и глухой, он в следующую же секунду перешел на визг: – Тварь, тварь, тва-а-арь!

1

Началом того, что со мной произошло, послужил этот кошмарный сон. Я уверена в этом. Чего только ни приснится беременной, скажете вы. Но именно в то утро, когда я разбудила мужа не привычным поцелуем, а дикими воплями, все пошло не так. Валерка буквально подпрыгнул на кровати, вскочил и забегал по комнате, как пойманный в клетку зверек.

– Ты чего? – не до конца отошедшая от ночного ужаса, я растерянно наблюдала за мужем.

– Где этот чертов пакет? – голос его дрожал.

– Какой пакет?

– Ну тот, что ты в роддом собрала.

– Зачем он тебе?

Валерка перестал метаться, присел на краешек кровати и внимательно на меня посмотрел.

– Лен, ты так орала. Я думал, началось.

Фух! У моего мужа не острое помешательство.

– До знаменательного дня у нас еще минимум месяц, – выдохнула я. – Мне приснилось, будто я родила гигантскую улитку, – тяжелый осадок от кошмара рассеивался, уступая место осознанию комичности ситуации. Я даже захихикала, окончательно избавившись от сонного морока.

– Кстати, о нас, – осторожно начал Валерка. – Меня Петюня отправляет на стажировку, – после паузы добавил: – В Германию, – и зажмурился в ожидании моей реакции.

Петюня – Петр Михайлович, босс мужа и конченый, на мой взгляд, самодур. Вместо того, чтобы дать подчиненным спокойно работать, он вечно что-нибудь выдумывает. То в языковую школу Валерку с коллегами отправляет (теперь мой муж не в совершенстве, но владеет немецким и китайским). То трудовой коллектив должен дружно ходить в фитнес-клуб, и это не считая курсов повышения компьютерной грамотности и уроков по скетчингу.

– Ты же сказал ему, что придется отложить поездку? – нахмурилась я. – Нам скоро рожать.

– Сказать сказал… – замялся любимый, – но ты же знаешь Петюню. В общем, не поехать не получится. Он не оставил мне выбора.

– Выбор есть всегда, – недовольно процедила я.

– Лен, только не нервничай, малыш все чувствует, – зачастил муж, прекрасно зная, чем зацепить. – Стажировка всего три недели. До родов точняк успею вернуться.

– Точно? – недоверчиво уточнила я.

– Точно!

– А если…

– Ты переживаешь, что останешься одна, – словно прочел мои мысли, – но я все придумал. Послезавтра утром рейс на Берлин, так что потихоньку собирайся, днем выдвигаемся к маме в Молохово.

Красноречиво и не совсем культурно выразив свое отношение и к самой идее мужа, и к тому, что это была уже не идея, а единолично принятое им решение, я выскочила на балкон, чтобы остыть. И Валерка дал мне это время. Минут через десять он подошел сзади и обнял. Его теплые руки легли на мой живот, было приятно, но тревога не уходила.

– Малыш, так будет спокойнее и тебе, и мне. Я не хочу, чтобы ты оставалась одна в квартире. А вдруг лифт сломается? Или плохо себя почувствуешь? Давление упадет… Да и чистый воздух, тишина, деревенские продукты в твоем положении только на пользу.

Все плюсы вольготной жизни за городом, однако, перечеркивались одним жирным минусом – Зоей Антоновной. За три года супружеской жизни я так и не смогла найти общий язык со свекровью. Она, конечно, желала невестку под стать себе: простую, работящую бабцу. Такая столичная штучка, как я, профессорская дочка, явно не вписывалась в ее картину идеальной ячейки общества.

Но мамина антипатия не остановила Валерку от предложения руки и сердца. Всю свадьбу Зоя Антоновна сидела с поджатыми губами, едва пригубила вина. Исподлобья осматривала гостей (с моей стороны, потому как у Валерки она была единственной родней) и зал ресторана, который оплатили мои родители. Во взгляде свекрови читалось неприкрытое: «Деньги девать некуда!»

2

– Если парень родится, будет Антон, как прадед мой, – рассуждала свекровь, – а дочка – Варвара, как прабабка моя, Варенька.

Попутно Зоя Антоновна старательно шинковала огромный кочан капусты. Снова собиралась солянку тушить, от которой меня адски пучило.

– Вообще-то, мне имя Саша нравится, Валере тоже, – возразила я, ибо нечего за нашу семью решать. – Александр или Александра малыша назовем.

– Ишь, нравится им, – поджала губы свекровь. – Не бывать в нашем роду таким именам никогда. Со смыслом надо называть да с почтением к предкам. Сашка-какашка, тьфу! – и дабы придать весомости своим словам, сплюнула в ведро с капустными отходами, которые предназначались на питание курам.

– Можно подумать, ваши варианты лучше! – не выдержала я. – Про Антона вообще молчу. А Варенька… тваренька, во!

Чтобы оставить последнее слово за собой, я с гордо поднятой головой вышла во двор. Вместо вонючей капусты на ужин уж лучше к пруду прогуляться.

Природа в Молохово была роскошная, нетронутая цивилизацией, что называется, девственная. Даже противной свекрови было не под силу испортить это впечатление.

Я пересекала луг, задрав сарафан почти до пояса. Высокое разнотравье ласково щекотало голые ноги. Вдоль жиденькой березовой рощи, за которой начинался густой, мрачный ельник, спустилась