В заповедной глуши - Александр Мартынов

Может, подняться наверх? Валька решительно встал, надвинул капюшон. Да, надо наверх. Хотя бы просто посмотреть, как и что.

Дверь в бункер тоже не была заперта. Вальке почему-то представлялось, что снаружи — яркий солнечный день, и он зажмурился… но там по-прежнему мокли осенние деревья под холодным дождём, кисла чёрная земля и было почти безлюдно. Только по этому странному полуразрушенному городку — за домами неподалёку, самыми обычными, но разваленными — ехал жёлто-серо-зелёный УАЗ, да возле вчерашних ворот (они были рядом, оказывается) гарцевали трое верховых — с автоматами.

Валька ступил на бетонную дорожку. При виде этого пейзажа совершенно не верилось, что внизу — благоустроенный чистый город с полуфантастической техникой. Мальчишка даже оглянулся на «свой» бетонный сарайчик. Приснилось, что ли?..

— Валентин? — окликнули его. Мальчишка повернулся на голос — поворот тела скрыл другое движение: как он положил руку на ТТ, большим пальцем сбросив ремешок крепления.

Его окликал рослый худой человек (щёки ввалились, полувоенная одежда как будто на палки наброшена), стоявший на параллельной тропинке.

— Вы меня? — Валька чуть наклонил голову. Мужчина махнул рукой:

— Я Олег Иванович. Михал Святославич меня предупредил, что ты, возможно, заскучаешь и просил тебе показать, что захочешь.

— Да? — учтиво, но слегка недоверчиво спросил Валька. — Мне он ничего не говорил.

Олег Иванович кивнул:

— Ну что ж, разумный подход. Но уверяю тебя, что тут, — он показал рукой вокруг, — самое безопасное место в мире. И потом: у тебя ведь пистолет, да и вряд ли я смогу тебя скрутить…

Валька засмеялся. Каким-то чувством — возникшим уже довольно давно — он понял, что это и в самом деле хороший человек. И ловко перепрыгнул на соседнюю тропинку.

— Но я не знаю, что хочу смотреть. Что тут вообще? — он пожал плечами.

Олег Иванович внимательно смерил мальчишку взглядом.

— Ну что ж, — медленно начал он, — тогда я сам решу, если ты не против. Пошли?..

— … Что здесь? — невольным шёпотом спросил Валька. Неяркий, но ровный свет заливал все углы длинного помещения, стены которого занимали ровные ряды полок с установленными на них бесконечными полосками коробок лазерных дисков.

— Здесь, — слегка торжественно ответил его сопровождающий, — хранятся в оцифрованном виде все достижения человечества. От наскальных росписей до картин Глазунова. От речей Платона до детских книг конца ХХ века. Это банк данных, который позволит начинать не с нуля. Когда придёт срок.

— И упала на землю звезда, — прошептал Валька, озирая ряды полок. — И имя той звезде

— Полынь…

— Чернобыль, — отозвался Олег Иванович. — Да. Третий ангел уже вострубил…

— Вы готовитесь к большой войне? — спросил Валька, подходя к одной из полок и взглядом прося разрешения. Олег Иванович кивнул и ответил:

— Нет. К концу света.

На взятой Валькой коробке была табличка:

Живопись. Франция. ХVIII век. Часть III.

Мальчишка осторожно поставил её обратно.

— Можно… я здесь ещё… посмотрю? — спросил он. Олег Иванович кивнул и какое-то время смотрел, как мальчик идёт вдоль полок, касаясь их пальцами, снимая то одну, то другую коробку.

Потом мужчина вышел в коридор.

Валька не обратил внимания.

* * *

Дождь шёл по-прежнему. Михал Святославич налил Вальке какао из термоса, а сам отхлебнул прямо через край и с удовольствием выдохнул:

— Ххххххх… Вот что, Валентин. Твои родители по-прежнему под следствием. В Бутырке. В разных камерах, в одиночках. Им инкриминируют в первую очередь финансирование ОПГ — организованных преступных группировок. Больше ни о чём серьёзном речь не идёт. Но им грозит, по предварительным прикидкам, солидный срок. Отцу — до 15 лет, матери — до пяти. Нашлись «потерпевшие» от них.

— От отца — понятно, — криво усмехнулся Валька. — Но от матери-то кто потерпел?

Михал Святославич вздохнул и сделал странное движение — Вальке показалось, что лесник хотел потрепать его по волосам:

— Но тут не в этом дело, Валентин… Если их посадят… в общем, я узнал. Их убьют. Во время медосмотра скорее всего. Где-то через год-полтора, чтобы не было подозрений.

В пальцах Вальки треснул стакан. Горячая жидкость выплеснулась ему на руку.

— Так, — сказал Валька. — А. Да. Конечно… — он присел, поболтал рукой в луже.

— Следствие будет идти ещё не меньше полугода, наверняка — больше, — продолжал Михал Святославич. Мальчишка не видел его искажённого мукой лица. — Будет сделано всё возможное. Вплоть до — если иные выходы будут исчерпаны — налёта на конвой при перевозке… Валя, мальчик! — Михал Святославич с силой поднял мальчишку на ноги. — Ну! Не надо! Ты не один. Мы выручим твоих. Мы обязательно их выручим. Верь! Мы сильнее!

Валька поднял лицо. В свете фонаря над площадкой Михал Святославич увидел его — и испугался. Испугался узнавания. Он видел такие лица когда-то… давно… когда пятеро бойцов во главе с капитаном Ельжевским прошли через полсотни духов, изрубив, искромсав и смяв их, как манекены.

— Вы думали, я плачу? — странно спросил мальчик. И улыбнулся: — Нет, я не плачу… Олег Иванович сказал мне, что тут есть кузнец. Хороший, настоящий кузнец… Михал Святославич… Он не мог бы сделать мне нож? Говорят, он делает какие-то особенные ножи. Мне так сказали. Мне нужно. Правда нужно, дядя Михал, — с силой добавил он.

Лесник несколько секунд смотрел на мальчишку. Потом кивнул:

— Идём.

* * *

Тропинка вилась по косогору между густых мокрых кустов. Впереди — казалось, вдали — горел огонёк. Валька молчал всю дорогу, молчал и шагавший впереди Михал Святославич. И приземистый домик, чем-то похожий на коробку из-под ботинок, вынырнул из темноты неожиданно, словно из-под земли вырос.

Изнутри домика доносились уханье, грохот, шипение, лязг, ворчание, прочие странноватые и просто не очень-то приятные звуки — но их перекрывало могучее пение:

— Я узнал, что люди… такие сильные,В них налита кровь, жизнь дающая,И любой удар они выдержатВедь не зря железо покорно им.Ловкой ковкой бить… раскаленное,И творить… творить — вновь иллюзию,Им огонь не страшен, и в пламениОни видят сон, сон спасения!

Голос у певца в самом деле был хороший, как у солиста какого-нибудь многомедального хора, только с небольшой хрипотцой. Валька заслушался, а Михал Святославич не мешал ему…

— Я узнал, что люди… такие крепкие,Разрывают сталь, словно ниточку,Оставляя огонь сознания,Различающий темное… светлое

И не даром ввысь устремляютсяК небосклону, виды видавшему,Люди, крылья себе сковавшие,Золотыми точками ставшие.

И кипящий жар — мерно под воду,Раскалить! а потом…стужею…Заживут все ожоги медленно,И отмоется пепел с фартука.

Я узнал, что люди… такие слабые —Телефона обломки по полу!Батарейки звенят, обижены,По углам разлетевшись слезами.

Ведь за твердостью молодецкою,И той прытью — небесной скоростьюПритаился рассудок тоненький…Пощади! Убери-ка рученьки!..

Я оставлю гореть без памятиРаздраженное сердце витязя…Знаешь… люди такие слабые,Только с виду они… железные[55]

— Пошли, — подтолкнул вздрогнувшего Вальку Михал Святославич.