Ледобой. Круг - Азамат Козаев

– Бешеной собаке дневной переход не крюк, – горько улыбнулась Верна и, повернувшись, ушла к себе.

Залом и Черный Коготь многозначительно переглянулись.

– Я видел много всякого, – задумчиво бросил истинный князь. – Меня никто не назовет малахольным, но эти девятеро – суть нечто странное и удивительное. У каждого из нас есть внутренний голос, у иного собака лаять начинает, у кого-то осел криком кричит, у третьего змея голову поднимает, у меня же… ровно медведь встал на задние лапы, ревет, губищей трясет, в чащу не пускает. Так не по себе мне было только раз, когда звездочет саддхута Бейле-Багри провел нашу ладью через вражеское заграждение. Тогда запустили красного петуха в сокровищницу Верче-Дефти. В лимане десятки ладей, на каждой несколько дозорных, а нас никто не видит и не слышит! Будь я проклят, если звезды не раскинули над нами свое могущественное покрывало!

Сотник согласно кивнул.

– Чародейство?

– Не знаю, – Залом огладил бороду, глядя Верне вослед. – Не знаю. Одно меня радует – эти парни с нами, а не с братцами-князьями.

В утро пятнадцатого дня июля десяток Верны вышел из Последней Надежды. Еще солнце не встало, и предрассветную тишину расчертили скрип тележных колес и звонкий стук о камни подкованных копыт. От крепости взяли на восток, с тем чтобы описать пологую дугу и подойти к Бубенцу с полуночи, дескать, знать не знаем, где засели мятежники. Шли спокойно, от людей не прятались, глядели прямо, вот только глаза никому не показывали. Верна усмехалась, видя, как шарахаются в стороны встречные-поперечные. Как не вспомнить, что человек – плоть от плоти леса и степи, не изжил еще животный дух внутри. Он-то и гнал людей прочь, стоило десятку разделить с кем-нибудь дорогу. Сама заметила, пройдет конный или пеший рядом с одним из девятерых – и что-то делается с человеком: плечи сутулит, глядит исподлобья и шагу прибавляет.

– Где же вы, разбойнички? – усмехаясь, бормотала под нос Верна. – Мне бы только одну стрелу поймать, и ту жалеете.

То ли разбойники в этих краях перевелись, то ли звериного чутья у них оказалось в избытке, десять спокойно проехали почти всю страну. Не-ет, усмехалась про себя Верна, не перевелись разбойные люди. Они как грязь – везде. Просто боятся. Чутье у них острее, чем у простых людей, оно и понятно – на чутком носу жизнь висит.

– Завтра войдете в Бубенец и все напасти окажутся позади, – убеждал Верну хозяин постоялого двора, последнего перед въездом в город. – Вас хоть и десяток, а разбойников больше, много больше. Ватага Брыдла шалит на дорогах.

– Да уж, – мрачно буркнула Верна. – Что такое десяток воев? Плюнуть и растереть. Правда, батюшка?

Серый Медведь, не отрываясь от чаши с брагой, выглянул исподлобья и молча кивнул, а хозяина отчего-то зазнобило. И это летом, в шаге от жарко натопленного очага! Аж гусиной шкурой весь изошел, и зубы отчего-то застучали.

Вошли в город утром, солнце только выкатилось над дальнокраем. Горы остались где-то далеко на полудне, а в чистом поле на возвышенности неожиданно встал город. Не было ничего, только деревья росли по краям дороги, а как только лес раздался в стороны и дорога плавно пошла вверх и влево, завиднелись городские стены.

– Саженей двадцать. – На подъезде Верна задрала голову и оценила высоту стен. – Высоко, сказать нечего.

– Двадцать две, – глухо поправил Змеелов. – Слева от ворот повыше, справа поменьше.

– Скажите пожалуйста, – буркнула под нос. – Даже это углядели.

Какое-то время пришлось подождать у ворот. Город готовился к празднику – полвека назад его отстроили заново после уничтожительного пожарища, – посему из окрестных деревень везли в Бубенец пиво в бочатах, птицу на убой и много чего еще. Десяток Верны встал за телегой горластого, красномордого селянина, везущего на торг поросят. Красномордый долго разорялся на алчность стражи, берущей за каждого поросенка медный рублик, но, скрипя зубами, деньги отсчитал.

– Ну ладно, меченосцы, я свое на торге возьму, а придете ко мне поросят покупать, этот медяк вам припомню!

Стража пропустила угрозу мимо ушей, за день чего только не наслушаешься, и караван Верны встал перед самыми воротами.

– Две телеги? Десяток охраны? Что везете? – Мытник сунул длинный носище в закоулки телег, обглядел, обнюхал, обмерил даже самую завалящую посудину и, почесав загривок, бодро крякнул:

– Один серебряный рубль.

Сам собой из памяти полез Тычок, не упускавший случая поторговаться, о чем бы ни шла речь – хоть снег зимой, хоть дрова в лесу.

– Не жирно будет? Не пойму, кто из нас купец, вы или мы? Цены ломите, ровно торговки на базаре, а ведь не кто-нибудь, княжеские мытники! – Верна даже подумать не успела. Ты гляди, вспомнила! Скорее всего, просто не забывала, держала в памяти про запас, как дальновидная хозяйка.

Подозрение вызвал бы купец, без единого слова отдающий серебро, потому Серый Медведь, согласно кивал вслед за «дочерью» и укоризненно качал головой в башлыке. Как водится, мытник, припертый к стене, нашел сто объяснений тому, почему бронзовые чаши принял за золотые, а патоку – за чистейший горный мед. Дескать, глаза устали.

– День только начался! – буркнула Верна, отсчитывая восемь медяков. – К вечеру за поросят станешь брать как за вепрей.

– Да ты, я вижу, не замужем, – расхохотался мытник. – Будешь много ворчать, помрешь старой девой!

– Вот еще, – оглядела десяток и мрачно вздохнула. – Унесет меня в когтях черный орел, только перья наземь упадут.

– Выйдешь замуж, приходи еще! – крикнул вдогонку мытник, и стражники в голос рассмеялись. – Глядишь, станешь добрее!

– Обязательно! Все дела брошу и примчусь!

Кричала назад, за спину, и все косилась на городские ворота. Никак не меньше ворот Последней Надежды, а вот запорный брус, кажется, немного легче. Стоит стоймя, прислонен к стене. Слева от ворот стрелецкая башенка, справа точно такая же, площадь невелика, пара сотен шагов от края до края. Будто ручейки в озеро, на площадь выбегают несколько улочек.

– Если станем в самых воротах, со стен не подстрелят. – Шепнула Верна Гогону Холодному. – Не увидят. Ровно в нише спрячемся.

– Да, – кивнул Холодный. – Не увидят.

Нашли постоялый двор, поставили телеги, разместились сами. Хозяин советовал поглядывать за товаром, ведь охотников до чужого добра никогда не бывает мало. Девятеро быстро разбили ночь на стражу. Почему только девятеро? Десятая, Верна, заведомо исключалась. И уговаривать хранителей было бесполезно.

– Послезавтра праздник, – шепнула, проваливаясь в сонное забытье. – А послепослезавтра нагрянем мы. Три тысячи – не сто двадцать. Не сберегут…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});