Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези - Эллен Датлоу

— Туда и пойду. Спасибо тебе, малявка.

Попрыгунья Джоан не ответила. Она уже снова скакала через веревочку, приговаривая: «Сто тысяча один, сто тысяча два…»

Дымная Хижина была некрашеной лачугой. Она таилась так глубоко в зарослях тростника, что казалось, пойдут дожди — и пиши пропало, ее совсем засосет болото. Осы лениво летали туда-сюда, их гнездо лепилось под самой крышей хижины. Уилл толкнул дверь, она громко заскрипела.

Женщины дружно обернулись. Бледное тело Пака Ягодника белой кляксой лежало на полу. Женщины смотрели на Уилла зелеными, немигающими, как у лесных зверей, глазами. Они безмолвно вопрошали, зачем он явился.

— Я… я только хотел посмотреть, что вы… делаете, — выдавил Уилл.

— Мы вводим его в кататоническое состояние, — ответила одна из них. — Тихо. Смотри и учись.

Сначала целительницы дымили над Паком сигарами. Они набирали в рот дым, а потом, наклонившись над Паком, выпускали его на обнаженное искалеченное тело мальчика. Постепенно хижина наполнилась голубоватым туманом, целительницы напоминали привидения, а сам Пак — расплывчатое пятно на грязном полу. Сначала он всхлипывал и что-то бормотал от боли, но постепенно вскрики делались все тише, и он наконец умолк. Тело его дернулось, потом как-то странно напряглось, и он перестал дышать.

Целительницы натерли Паку грудь охрой, натолкали ему в рот, ноздри и задний проход смесь алоэ и белой глины. Потом они завернули тело в длинный кусок белой льняной ткани и закопали его в черную грязь на берегу Колдуньина Пруда.

Бросив последнюю лопату земли, женщины, как по команде, повернулись и молча пошли к дому по пяти разным тропинкам. Уилл почувствовал, что у него урчит в желудке, и вспомнил, что сегодня еще ничего не ел. Он знал неподалеку одну вишню, чьи плоды уже дозревали, и еще в том месте можно было разжиться пирогом с голубятиной — его, похоже, не очень-то хорошо караулили.

И он поспешил в поселок.

Он вернулся на площадь лишь перед самым заходом солнца и ожидал, что Дракон будет в ярости из-за его долгого отсутствия. Но, опустившись в кресло пилота и ощутив, как иголки вонзаются в запястья, Уилл услышал нежный шепот, почти мяуканье Дракона:

— Как ты боишься! Весь дрожишь. Не бойся, малыш. Я буду защищать тебя, заботиться о тебе. А ты за это будешь моими глазами и ушами, согласен? Конечно, согласен. Ну-ка, давай посмотрим, чему ты сегодня научился.

— Я…

— Тс-с-с… — выдохнул Дракон. — Ни слова. Мне не нужен твой пересказ. У меня прямой доступ к твоей памяти. Постарайся расслабиться. В первый раз тебе будет больно, но потом привыкнешь и станет легче. Со временем, возможно, это даже начнет доставлять тебе удовольствие.

Что-то холодное, влажное и скользкое проникло в сознание Уилла. Во рту появился мерзкий металлический привкус, ноздри наполнились отвратительным смрадом. Он инстинктивно попробовал вырваться.

— Не сопротивляйся. Все пройдет легче, если ты сам откроешься мне.

Уилл чувствовал, как что-то черное и маслянистое наполняет все его существо. Собственное тело теперь казалось ему очень далеким, как что-то, что больше ему не принадлежало. Он мог наблюдать со стороны, как это что-то кашляет, как его тошнит.

— Ты должен принять все.

Это было больно. Больнее, чем самая ужасная головная боль, какую Уиллу когда-либо приходилось испытывать. Ему казалось, что он слышит, как трещит его череп, но неведомая сила все ломилась и ломилась к нему в сознание, эта пульсирующая масса проникала в его мысли, чувства, память. Она их поглощала, пожирала. И вот наконец, когда он уже не сомневался, что голова вот-вот лопнет, все закончилось. Дело было сделано.

Теперь Дракон был у него внутри.

С трудом закрыв глаза, Уилл увидел в ослепительной, болезненной темноте короля-Дракона таким, каким он жил в мире призраков: гибким, пронизанным световыми нитями, мощно гудящим. Здесь, в царстве идеальных форм, Дракон был не сломанной, искалеченной вещью, а победителем, обладающим красотой зверя и совершенством мощной машины.

— Ну, разве я не красив? — похвалился Дракон. — Разве не счастье иметь меня внутри?

Уилл издал болезненный смешок отвращения. И все же — да простят его Семеро за такие мысли! — Дракон сказал чистую правду.

Каждое утро Уилл вытаскивал аккумуляторы, которые весили не меньше его самого, на площадь Тирана, чтобы жители деревни их подзаряжали — сначала только один, а потом — когда на площади установили еще шесть «велосипедов» — и остальные. Одна из женщин обычно приносила завтрак для Уилла. Как доверенное лицо Дракона, он имел право зайти в любую хижину и съесть все, что там найдет, но все-таки Дракон считал более достойным, чтобы еду доставляли на площадь. Все остальное время Уилл бродил по деревне, а потом и по полям и лесам, окружавшим деревню, и наблюдал. Сначала он не понимал, зачем это делает. Но постепенно, сопоставляя получаемые распоряжения со своими наблюдениями предшествующего дня, он сообразил, что выясняет, выгодно ли расположена деревня, какова ее обороноспособность и как можно ее повысить.

Деревня, очень скоро понял Уилл, не могла защитить себя от какого бы то ни было военного нападения. Но кое-что можно было исправить. Посадили колючую живую изгородь и ядовитый дуб. Стерли с лица земли все тропки. Пруд с чистой водой осушили, потому что им могли воспользоваться вражеские войска. Когда грузовик, который раз в неделю привозил почту и коробки с продуктами в магазин, показался на Речной Дороге, Уилл вертелся поблизости, чтобы убедиться, что ничего такого необычного не привлекло внимания водителя. А когда пчеловод объявил, что меду столько, что можно выменять излишки на серебро, спустившись вниз по реке, Уилл передал ему приказ Дракона уничтожить половину излишков, чтобы не подумали, что жители деревни благоденствуют.

А в сумерках, когда солнце, готовое исчезнуть с неба, ползло к закату, Уилл ощущал привычное покалывание в запястьях и тревожащее, почти непреодолимое желание вернуться в кабину Дракона, чтобы там болезненно слиться с ним и передать ему все, что видел в этот день.

Вечер на вечер не приходился. Иногда после вторжения Дракона Уилл чувствовал себя настолько разбитым, что не мог больше ничего делать. Иногда же он проводил целые часы, начищая и надраивая Дракона изнутри. А чаще всего просто сидел в кресле пилота под еле слышный гул двигателя. В каком-то смысле такие вечера были самыми худшими.

— У тебя нет рака, — бормотал Дракон. Снаружи было темно или Уиллу так казалось. Люк держали плотно задраенным, а окон не было. Единственным источником света служила панель приборов, — и кровотечения из прямой кишки тоже нет, и поэтому ты не теряешь силы… Верно, мальчик?

— Верно, ужасный господин.

— Кажется, я сделал лучший выбор, чем ожидал. В тебе течет кровь смертных, это ясно, как лунный свет. Твоя мать была не лучше, чем ей положено было быть.

— Что, господин? — не понял Уилл.

— Я говорю, что твоя мать была шлюха! Ты что, слабоумный? Твоя мать была шлюха, твой отец — рогоносец, ты — ублюдок, трава — зеленая, горы — каменистые, а вода мокрая.

— Моя мать была хорошая женщина! — Обычно Уилл не противоречил, но на этот раз слова сами вырвались у него.

— Хорошие женщины и спят со всеми мужчинами помимо своих мужей, и поводов у них к этому больше, чем существует мужчин. Тебе никто никогда не говорил об этом? — Он расслышал в голосе Дракона нотку удовлетворения. — Они делают это от скуки, от безрассудства, по принуждению. Ей могло захотеться денег или приключений, или просто отомстить твоему отцу. Добродетель женщин зависит от того, как карта ляжет. У нее могло возникнуть желание вываляться в грязи. Она, в конце концов, могла даже влюбиться. Случаются и более невероятные вещи.

— Я не стану этого слушать!

— У тебя нет выбора, — самодовольно сообщил Дракон. — Дверь закрыта, и выйти ты не можешь. Кроме того, я больше и сильнее тебя. Таков Lex Mundi,[30] от которого нет спасения.

— Ты лжешь! Ты лжешь, лжешь!

— Хочешь — верь, хочешь — не верь. Но как бы там ни было, тебе повезло, что в тебе течет кровь смертного. Если бы ты жил не в этой дыре, а в каком-нибудь более цивилизованном месте, тебя бы точно взяли в летчики. Жил бы как принц, из тебя сделали бы настоящего воина. В твоей власти было бы убить тысячи и тысячи людей… — Голос Дракона задумчиво завис. — Чем бы мне отметить это свое открытие? А не?.. Ого! Да. Я, пожалуй, произведу тебя в лейтенанты.

— И чем это лучше того, что есть сейчас?

— Не презирай титулов и званий. По крайней мере, это произведет впечатление на твоих друзей.

Друзей у него не было, и Дракон прекрасно знал это. Больше не было. Люди по возможности избегали его, а если не могли избежать, то лица у них в его присутствии становились напряженными и настороженными. Дети насмехались над ним, дразнились и разбегались врассыпную. Иногда в него кидались камнями или черепками горшков. Однажды бросили даже коровью лепешку — сухую снаружи, но вязкую и липкую внутри. Впрочем, они нечасто себе это позволяли, потому что обычно он ловил их и лупил за это. И всякий раз оказывалось, что для малышей это неожиданность, они не могли понять, за что их наказывают.