Большая книга ужасов – 56 (сборник) - Евгений Некрасов

Вернувшись из зоомагазина, я проскользнул к себе и заперся. Крыса «К» в бумажном кульке тихо сидела у меня за пазухой. Медлить было нельзя.

Бабка с кухни услышала, что я пришел, и давай стучаться:

– Пашенька, ты еще не обедал!

Я сказал:

– Сразу надо было звать, а сейчас я за уроки сел. Через часик выйду, можешь пока сделать пиццу с грибами.

– За грибами еще надо в магазин идти. За час не успею! – испугалась бабка.

– Через полтора! – отрезал я. Она боялась, что припадок повторится, и ходила у меня по струночке.

Все было готово для жертвоприношения: клеенка, бабкины ножницы, черная головка Легбы с засохшей старой кровью. От Легбы пованивало.

«Упаковывая» крысу, продавщица оставила ей дырочку в кульке, чтобы дышать. Когда я достал кулек, в дырочке беспокойно дергался розовый носик. Я начал осторожно разворачивать бумагу, чтобы, как только покажется хвост, схватить за него крысу и ударить головой об пол. И вдруг кулек весь раскрылся, крыса выскочила и прыгнула мне на плечо. Упругие усики защекотали мое ухо. Она была совсем ручная. «Главное, не смотри ей в глаза», – вспомнил я продавщицу и нарочно посмотрел. Крыса ткнулась носом мне в щеку.

Она позволила взять себя в руку. Пальцем я чувствовал, как бьется сердце под тонкими ребрышками. Когда я сунул ее голову в раскрытые бабкины ножницы, крыса забеспокоилась, но было поздно. Чик! – и алая струя ударила в казавшийся бездонным черный ротик божка.

Всего и дел. Чего я боялся раньше?

– О Легба, Владыка Перекрестков! – начал я. – Прими в жертву эту живую кровь и дай мне власть над моим врагом по имени Марат, а сам возьми власть надо мной еще на две недели, но не используй ее мне во вред!

Тут я вспомнил, что не окропил жертвенной кровью мою куколку. Действовать надо было быстро, пока в обезглавленном тельце крысы еще билось сердце. Я сунул обрубок крысиной шеи в ротик божку и кинулся к полке с игрушками. Скорее! Вымазанными в крови ножницами я распорол клоуна Пашу от затылка до копчика, вынул куколку и успел подставить ее под слабеющую струю крови.

Бабка все-таки выбила меня из равновесия. Главного-то я у Легбы не попросил!

– О Легба, Владыка Перекрестков! И еще не создавай мне новых врагов! – скороговоркой отбарабанил я, подсовывая крысу божку.

Кровь сочилась по капле. Дошла до Легбы моя просьба или нет? Сердце жертвы остановилось, и было уже невозможно ничего изменить, разве что бежать за новой крысой.

– Завтра, – пообещал я Легбе и стал убираться.

Выпотрошенный Паша валялся тряпкой, глупо уставив в потолок нарисованные глаза. Никуда он уже не годился. Я подтер им кровь с клеенки.

Надо было делать новый тайник для моей куколки. Хотелось выбрать солидную, рычащую и когтистую игрушку – волка или тигра. Но хищники не подходили мне по той же причине, по какой Салу не подошел осел: размеры не совпадали. Я не стал мудрить и взял мишку. Сало спрятан в желтом, я буду в буром – не перепутаю.

А Марика зашью в обезьяну. Он и в жизни похож на мартышку.

Давно я не видел себя в натуральном виде, не спрятанным в дурацкого клоуна. Баюкать в руках самого себя – это, я скажу вам, нечто. От этого ощущения крыша отъезжает медленно и счастливо, посылая с дороги телеграммы. Вот я какой! Маленький, а серьезный. Мне палец в рот не клади! Скрывать не стану, попадались разные типы, пробовали положить мне в рот палец. Ну и что с ними? Где они? Вон Сало медведя изображает. Захочу – и спляшет, как медведь.

Свободной от куколки рукой я дотянулся до Сала и заставил его поплясать. Веселись, честной народ, дядя Марик ко всем чертям идет! Взрослый, с синими от бритья щеками, дядя Марик изящным пинком выводится на орбиту…

Я вскочил, чтобы вмазать Марика в стенку. Мои мучения не прошли даром, я отлично чувствовал материал куколки и знал, как ударить, чтобы искалечить наверняка. Жалость?! А что это такое? Подскажите, а то я, кажется, забыл. Это та маленькая штучка вроде кукольной пищалки, от которой щемит сердце? Та фигня, из-за которой все беды? Не делайте вид, что не понимаете. Учителя знают, кто такой Марик, полиция знает, кто такой Марик, – все знают, но, видите ли, не нашли способа борьбы с ним. Ну, ничего, я подскажу. Берется один поганец и одна стенка. Первое шмякается о второе, и публика аплодирует. Публика всегда аплодирует решительным людям, а я такой и есть. Решительность – мое второе имя.

Я покатал тельце Марика ногой. Он правда был похож на мартышку. И этой погани все боятся?! Я занес ногу для удара и подмигнул своей куколке: смотри, брат, как мы сейчас его сделаем! Куколка ответила бесстрастным взглядом – настоящая куколка настоящего мужчины.

И вдруг меня как ледяной водой окатило: ЭТО ЖЕ НЕ Я!

Бабка скреблась в дверь, что-то спрашивала.

– Отстань! – крикнул я, кидаясь к письменному столу.

Зеркало! Кто из парней держит зеркало? Я не держу. Есть зеркальце в компасе, зачем – не знаю, но есть. Я разыскал компас и начал сравнивать себя с куколкой. Нос – мой, рот… Что-то не очень похож рот. У меня рот мужественный, со складками в уголках, а у куколки плаксивый какой-то…

Чем дольше я смотрел, тем больше находил отличий. Куколка не изменилась, как в кино про портрет, который старился вместо своего хозяина. Нет, она осталась такой, какой ее слепил Семеныч, каким был я сам неделю назад. Изменился я. Словно старый недобрый художник нарисовал на меня шарж, вложив в него всю злость и весь опыт своих немалых лет. «Странно, что бабка не замечает, – подумал я. – С родителями все ясно, они меня видят по вечерам полчаса при искусственном освещении. А бабка… Может, и замечает? Наверное, поэтому она так притихла».

Я не стал калечить Марика, а заплел ему ноги за уши и забросил куколку на полку.

«Дзынь-дзень-дзынь!» – задребезжало стекло. У нас длинный балкон, во всю квартиру. На гостей, которые этого не знают, сильно действует старая шуточка: подходишь по балкону к окну и стучишь. А внизу семь этажей, ха-ха.

Стучала бабка. В руках у нее была Легбина банка с помойной крысой. Не знаю, зачем ее понесло на балкон, может, из-за запаха? Весна, как пишут в школьных сочинениях, вступала в свои права. Днем на солнышке было жарко, и крыса в банке завоняла.

Я огляделся и понял, что влип по самые уши. Размазанная по клеенке кровь, обезглавленная крыса «К», Легба, голая куколка, которую из-за кое-каких подробностей никак не спутаешь с магазинными Кеном и Барби… Бабка видела все!

Эх, бабуля, куда тебя понесло!

– Сама виновата, – сказал я в ее гримасничающее за стеклом лицо.

Против меня были серьезные ребята, наркоторговцы. Бабка с ее простотой тоже была против меня. Я не мог рисковать.

Перебежав в комнату родителей, я запер балконную дверь. Бабка заколотилась, беззвучно разевая рот. Потерпит, она привыкла у себя на Крайнем Севере. Если совсем замерзнет, разобьет стекло и переберется в комнату. Я побросал в сумку Легбу, куколок, ножницы. В прихожей отрезал кусочек стельки от бабкиной тапки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});