Тропа барса - Петр Катериничев

Владлен Степанович сам сделал инъекции обезболивающего и Анджеле, и Красу, развез их на собственной машине по районным больничкам, что уже было немалым риском… Впрочем, обошлось. То, что все участники этой истории будут молчать о происшедшем, он не сомневался. А врачи… Он выбрал таких, для которых слова клятвы Гиппократа не были пустым звуком, — идеалистов в те времена было хоть отбавляй.

Как удалось узнать потом Красу, Анджела, как и он сам, обошлась без тяжелых уронов здоровью: в провинциальной больничке в родильном отделении ее аккуратно зашили; наверное, какой-нибудь сильно замороченный доктор еще и констатировал притом: «Бывает хуже».

У Григория же на память о буйном сексе остался дурно заживший (райбольница — не институт красоты!) багровый рваный рубец, шрам, разделивший его лицо подобно трещине во льду. И еще… Еще он так и не смог забыть то ощущение дикого, не поддающегося никаким объяснениям и не страшащегося никаких последствий восторга, когда он рвал тело девушки на части, когда она, безвольно сникшая в его руках от нестерпимой боли, замерла, а он продолжал терзать ее, словно дорвавшийся до добычи изголодавшийся зверь…

Ему хотелось повторений.

Впоследствии никакая близость с женщиной не приносила ему даже половины того небывалого, жестокого наслаждения, что он испытал тогда, с Анджелой. Прошло несколько лет, прежде чем он, ведущий инженер одного из «почтовых ящиков», сумел повторить тот, первый опыт. Опыт он повторил, но ошибку — нет. Девчонка, голосовавшая на дороге, которую Крас подсадил и увез в лес, уже никому ничего не скажет. Никогда.

И еще он узнал большее наслаждение: когда ты не только первый мужчина, но и последний… А шею ей он сломал легко, как пластмассовой кукле, она даже почувствовать ничего не успела… Нет, он, Крас, был не садист — просто так обстоятельства складывались.

Потом появился Мазин.

Собственно… Собственно… третью девку, Нину Болтовскую, эффектную шатенку с васильковыми глазами, старшеклассницу какого-то специнтерната, ему и подставил не кто иной, как Никита Григорьевич. Мастерски, словно хорошая сваха. А дальнейшее уже было делом техники. Краса подвязали к колеснице накрепко. Как любил повторять Мазин: насмерть. Да и сам Гриня очень скоро понял: Кит начальство для него куда более значимое, чем сам председатель комитета или Генеральный секретарь ЦК…

Крас услышал в наушниках, как чиркнула спичка. Сам на ощупь нашел пачку «Явы», прикурил…

Собственно, он встречался с Барсом лично только однажды, как раз после гибели отряда. Барса здорово подкосило: до этого он считался удачником, потери — самые минимальные, молодые, так и рвались в его группу, засады — дело как раз для них, азартное дело, да и куда лучше быть стрелком на номере, чем дичью. Успехи у Барса были блестящие, начальство просто нарадоваться не могло: в подобные простые дела контора, как правило, не совалась, этим занимались армейские, и раз уж влезла, было отрадно, что группа работает чуть ли не образцово-показательно, хоть учебные пособия по их операциям пиши.

Барс уже получил две рубиновые звездочки, ходил слух, что, если так дальше пойдет, возможно, и золотая обломится, да вот…

Задачу Красу Никита Григорьевич поставил предельно краткую: прощупать офицера на предмет вербовки в проект «Снег».

Разговор не состоялся. Барс держался вызывающе, был резок; на Краса, представленного проверяющим из центра, моргать хотел с самой высокой колокольни, и когда тот нажал, почти впрямую обвиняя Барса в гибели группы, тот только плечами пожал: «А ля гер ком а ля гер».

Крас честно высказал Никите Григорьевичу свое мнение:

— Барс для использования в проекте «Снег» не родится. Разве что втемную, но это достаточно рискованно, учитывая его опыт. Лучше и проще — устранить. — Он усмехнулся и повторил Мазину слова Барса:

— «На войне как на войне». Война все спишет.

Мазин задумался на секунду, произнес:

— Но вы подтверждаете, что Барс способен выполнять такие поручения, которые не выполнит никто другой? Краснов поколебался, но вынужден был ответить:

— Да.

— Вот видите… Тогда — дело за мотивировкой. Я полагаю необходимым посвятить его в официальную версию проведения проекта «Снег». Как вы считаете, в этом случае ему можно поручить разовые задания?

— Да, но…

— Ваше «но» я принимаю. По отношению к любому человеку, задействованному в любой операции, существует «но». И всегда приходится решать, что перевешивает: опасность или целесообразность. На данном этапе целесообразность использования Барса в проекте куда выше опасности его… своеволия. Так?

— Пожалуй…

— Вы не ответили.

— Так.

— Ну а раз так, значит… Быть по сему. Вызовите ко мне Грачева. Он умеет говорить с… э-э-э… людьми действия. Даже такими непредсказуемыми, как Барс.

— Мазин закурил папиросу, выдохнул дым. — И запомните, . Крас: в отличие от вас и меня Барс будет работать не за страх, не за деньги, а за совесть. А это куда эффективнее, по крайней мере у таких людей, как он. — Мазин помолчал, сделал затяжку, посмотрел, как тонкая папиросная бумага истлевает, исчезает от жара. — А устранить никогда не поздно. Любого. Не так ли, Краснов?

Хм… Крас ухмыльнулся с мстительной радостью. Прошло всего несколько лет, и его правота подтвердилась. Теперь Барс создал им проблемы. И если он действительно связался, кроме родной Лубянки, еще и с Ходынкой… Впрочем… Мазин прав: проблема существует, пока жив человек. А это не надолго. Совсем не надолго.

Глава 42

19 августа 1991 года, 8 часов 31 минута

— Ну и что тебе сообщил этот меченый? — Наташка смотрела азартно.

— Знаешь… Я все же не в пехоте лямку тянул.

— Разве?..

— Есть такие вопросы, которые задавать не следует.

— Ты и не задал.

— Нет. Но это не значит, что решил не искать на них ответы. Двадцать семь моих ребят были уничтожены. И у. хотел узнать: кем и за что?

— Ты думаешь, их свои?..

— Нет. «Духи». Но навели и не препятствовали — точно… Только назвать их «своими» никак нельзя.

— Думаешь, они тогда уже добывали наркоту для себя? И пошли на такой риск?

— Безопаснее всего работать на себя под прикрытием высоких государственных интересов. А высокие интересы, как известно, легко разменивают на жизни солдат.

— Так все с самого начала было задумано для чьего-то обогащения?

— Нет. Просто кто-то, умный ли, глупый, придумал или преподнес как свою идею использования героина в качестве будущего фактора дестабилизации западного или американского общества. Показал свою нужность и важность. Получил регалии и чины. Да и на ковер в ЦК было с чем пойти. И не ему одному. Потом… Потом, как всегда, идея обросла заинтересованными исполнителями структурами, стала работать сама на себя… Появились неизбежные агентурные и внеагентурные связи с организованными преступными сообществами Востока и Запада; были, я думаю, подключены и отечественные авторитеты, особенно из Закавказья и Средней Азии.

Собствен но, в то время КГБ уверенно контролировал подвластные территории, и ЦК вряд ли вообще посвящали в такую мелочевку. Ну и, кроме всего, наркотики стали приносить огромные, баснословные деньги. Деньги, которые нельзя было учесть, деньги наличные, анонимные. Вот тогда-то и выделилась в проекте группа лиц, решившая деньги эти использовать в собственных целях.

— Разве в КГБ или ЦК не было структур, способных проконтролировать эту «группу лиц»?

— Практически это сделать невероятно сложно, скорее даже — невозможно. За завесой исключительной секретности проекта можно было лепить любые блинчики, Режим секретности был не меньший, а пожалуй, больший, чем в любом из проектов производства химического или бактериологического оружия, — представь только, какой бы шум поднялся в зарубежной прессе, если бы любой элемент такого проекта стал достоянием гласности. Общественное мнение сразу, немедленно стало бы на сторону наших противников, и оно оказалось бы правым. Репутация Советского Союза как «империи зла» укрепилась бы настолько, что любой шаг нашей страны во внешней политике воспринимался бы не иначе как коварство выжившего из ума восточного монстра.

— Разве это не так?

— Наташка… Неужели ты думаешь, что в противостоянии сверхдержав есть запрещенные приемы? Особенно в деятельности «рыцарей плаща»? Извини, я повторяюсь, но действия наших противников ничем не моральнее наших: они всегда использовали, используют и будут использовать любую нашу слабость, любой наш промах! Нравственность в этом мире категория личностная, а не общественная или государственная.

— А жаль.

— Наверное, жаль. Но это азбука. Таков мир.

— Ты знаешь, это не мир, а война.

— Так и есть.

— Ладно, извини. Умом я понимаю, что ты прав, а только…

— Наташка, любая страна строит вокруг себя изгородь. И не только из частокола ракет, но и из параграфов законов, экономических, политических, религиозных концепций… Цель у всех одна: обеспечить устойчивость, благосостояние, процветание собственного этноса. Какой ценой это будет сделано по отношению к чужим — не суть важно. В это никто вникать не будет.