Без Поводыря - Андрей Дай

Тогда поклялся себе – никогда-никогда, ни словом, ни делом не дать кому-либо понять, будто бы имею обоснованные подозрения в непричастности Николая к отцовству будущего наследника престола. И впредь даже мысль об этом стану гнать от себя!

Это я все к тому, что вовремя мы покинули город. Смена обстановки, новые люди, дела и заботы. Молодая жена и старые знакомцы. Через несколько дней я уже совершенно успокоился и даже укрепился в том, что принял по-настоящему верное решение.

К тому же в попутчики набился новый томский губернатор Родзянко. Так-то он вроде как стеснялся выказывать мне откровенную симпатию. Считал, видно, что это может быть воспринято обществом как подхалимаж. Чего непримиримый борец с коррупцией и мздоимством чурался аки черт ладана.

Николай Васильевич и прежде казался мне человеком простым и открытым. Лишенным гонористости выскочивших из грязи в князи мелкопоместных дворянчиков. Не сторонился купечества, мог и с простым людом ласково поговорить. Оратором был, быть может, и невеликим – лавры Цицерона ему не грозили. Зато говорил всегда довольно просто и понятно, без пышных латинских цитат. И то ли сам втянулся уже в прививаемый мною стиль администрирования, то ли вызнал как-то мои предпочтения, но на станциях и кратких остановках говорил исключительно по делу.

После Проскоковской же деревеньки, где наш растянувшийся на полверсты караван перехватил изрядно разбогатевший, принарядившийся в аглицкое сукно и драгоценные меха Кухтерин, я и вовсе Родзянко в свой дормез пригласил пересесть. Очень уж томскому начальнику любопытно было – отчего я именно такие условия для получения кредита в Промышленном банке бывшему извозному мужичку предъявил. Пришлось объяснять. Слово за слово, верста за верстой – и выболтал я попутчикам чуть ли не весь свой план глобального обустройства родного края.

Евграфка думал широко. А «случайно» повстречав нас в Проскокове, пытался увлечь громадьем планов и меня. Язык у отставного извозчика всегда был подвешен хорошо, а подлизываться умел и вовсе профессионально. Так что совсем отказать у меня при всем желании не получилось бы. Смешной он. Нравится он мне. Сразу понравился. Импонирует чем-то этакий вот тип русских мужичков – смекалистых, активных, неспокойных.

И рассудил Евграфка все абсолютно верно. Железный путь от моря до океана – это, конечно, замечательно. Железные машины, которые Барановский на томском механическом заводе затевает строить – хоть и чудно, навроде Емелиной печи, но тоже не везде пройдут. Когда еще Петечка Фрезе скрестит ежа и ужа… карету с двигателем Отто и моим карбюратором – один Господь ведает. А уголь от приисков к складам уже сейчас возить нужно. И руду к прожорливым домнам. И переселенцев из Екатеринбурга в Тюмень. И Барнаульским трактом от Томска до Бийска зимой в десятки раз больше грузов перевозят, чем летом по рекам. Никуда пока без старой надежной гужевой тяги не деться. Одна беда – лошадки у нас в Сибири большей частью киргизские. Маленькие, неприхотливые и выносливые, но не способные тянуть больше двадцати пудов в санях или телеге. Для серьезных дел требовалась другая порода, которую еще только предстояло вывести, и чем Кухтерин с подрастающими сыновьями не прочь был заняться.

Естественно, он понимал, что дело это долгое и необязательно гарантирующее успех. Европейские битюги, которых Евграфка намеревался взять за основу, – скотина дорогущая, капризная и к нашему климату непривычная. Пока еще природа возьмет свое и эти першероны обрастут мехом и привыкнут к туземной пище. А проценты по кредиту, коли я замолвлю словечко в правлении, нужно будет ежемесячно выплачивать. Потому он не только за деньгами ко мне по старой дружбе обратился. Хотел еще табунок у киргизов прикупить и подряд получить на перевозку переселенцев. Эксклюзивный, едрешкин корень, договор. Привилегию, так сказать. Взамен божился, что у него ни один человек дорогой не помрет и не потеряется. Никого в пути не ограбят, не обманут и в рекруты не забреют.

– Тобой, благодетель мой, стращать буду, – и не скрывал хитрый мужик. – И татей трактовых, и чернильное племя. Оне, батюшка-генерал, одним именем твоим с лица белеют. Так и моих коневодов тронуть не посмеют.

– А если все-таки? – исключительно из любопытства поинтересовалась отогревающая руки в тонких перчатках о теплые бока станционного самовара Наденька. – Что, если все-таки решатся? А вы, милейший, слово дали?

– Так это, – засуетился, сунулся куда-то в глубину одежных слоев Кухтерин. – Я ить, матушка, у Ваньки Карышева Христом Богом пистоль вымолил. Один в один, как у их сиятельства батюшки-благодетеля. А народишку уж и нахвастал, будто оружье энто мне лично их превосходительство выдал, дабы я, значится, вахлаков подорожных и иных каких татей горяченьким встречал…

Посмеялись над находчивостью мужичка. Я боялся, что, даже будь этот пистоль и правда лично мной даренным, вряд ли он остановит действительно лихих людей. А вот неминуемая расплата за содеянное – очень может быть. Миша Карбышев однажды уже пересказывал бродящие обо мне в народе легенды. Отчего-то простой люд был уверен, что все мои враги долго и счастливо не живут. И что револьвер мой – волшебный. Вроде меча-кладенца. И заряды в нем будто бы никогда не кончаются и попадают из него всегда точно в цель. Меня тогда еще позабавило – повинуясь народной воле, я вдруг стал мифологическим персонажем!

Ну, конечно, я обещал Кухтерину помочь. И с кредитом, и с генеральным подрядом от переселенческого комитета. Но с одним условием! Потребовал, чтобы все извозные мужички, что станут россейских в Тюмень возить, были грамотными. И чтобы у каждого была отпечатанная в Томской губернской типографии брошюрка – памятка переселенцам, с указанием их прав и обязанностей, список должностных лиц, к кому крестьяне могут обратиться с вопросами, а также адрес Фонда, принимающего жалобы на недобросовестных чиновников. Я не сомневался, что подавляющее большинство отправившихся искать счастья за Урал людей будут неграмотными. И предполагал, что за долгую дорогу извозчики успеют раз по несколько прочесть тоненькую книжицу вслух.

Понятно, что вооруженным сведениями о своих правах переселенцам будет гораздо проще выбрать свое место на наших просторах. И, как я надеялся и в чем убеждал всю дорогу Николая Васильевича, будет неким щитом, преградой для нечистоплотных дельцов. Появились у нас уже и такие людишки – пытающиеся «поймать рыбку в мутной воде». Безграмотных крестьян, считающих, что достаточно достичь сказочно богатой Сибири, чтобы сразу все стало хорошо, мигом записывали в «арендаторы» на совершенно кабальных условиях. Или вербовали на золотые прииски или каменоломни. Рабочих рук везде не хватало.

В общем, к середине января Кухтерин намерен был предъявить мне чуть ли не пять дюжин будущих извозчиков, полностью удовлетворяющих моему требованию. На том и расстались.

В Колывани нас ждал… ну не то чтобы скандал, но шума было много. Летом, с подачи Кирюхи Кривцова, на берегу Оби местные купцы сообща принялись строить причалы. Рассчитывали, что заштатный городок станет крупным перевалочным пунктом, местом перегрузки алтайского зерна с барж в вагоны железной дороги. Да и тяжелые слитки чугуна, которые уже в будущем году должны будут начать вывозить из-под Кузнецка, мимо не пройдут. Мысль была несомненно здравая, но зря гилевский дружбан со мной прежде не посоветовался. Иначе не теперь вот, а сразу знал бы, что фон Мекк решил провести чугунку, минуя Колывань. Лучшим вариантом инженер счел построить гигантский, прежде в России невиданный, полутораверстный железный мост гораздо севернее нынешней переправы. В районе села Красный Яр. И там уже, по водоразделу, напрямую к Убинским озерам. Это давало выигрыш чуть ли не в тридцать верст пути и, что особенно ценно, включало в деловой оборот гигантскую площадь сейчас почти не использующейся земли. О том, что дорога пройдет по местности, богатой лесом, которого так остро не хватает в Барабинских степных районах, можно даже и не говорить.

Была еще одна причина тому, что я согласился с доводами Штукенберга и фон Мекка, но о которой я пока никому не говорил. Альтернативный маршрут существенно приближал нас к нефтяным месторождениям севера Новосибирской области из прежней моей жизни. Пусть качеством нефть была не ахти, зато залегала совсем неглубоко, и ее вполне реально было добыть при уже существующем уровне технологии.

Но что все эти резоны для людей, загоревшихся идеями единственного пока в Колывани первогильдейского купца? Они, можно сказать, от сердца последние рубли оторвали, все нажитое непосильным трудом на зерновых спекуляциях в эти причалы вложили. Амбары – склады временного хранения, и даже из Москвы какую-то механику на паровой тяге для быстрой разгрузки кораблей выписали. И что? Все зря? Кто теперь сюда грузы повезет, ежели до чугунки чуть ли не сто верст?