Космические скитальцы - Мюррей Лейнстер

Двигатели посадочной шлюпки заревели тише. Она шла на посадку. Линия горизонта наклонилась, и изумительной расцветки земля понеслась прямо на них. Из динамика слышались отрывистые инструкции, которым инженер повиновался. Лодка пошла вниз — к подножиям гигантских гор, — и нос ее поднялся.

Двигатели снова взревели — в воздухе они звучали особенно громко, — и лодка опускалась словно на огненном хвосте.

Масса пыли и выхлопов из двигателя заполнили пространство вокруг. Затем раздался громкий треск, инженер выругался и отключил двигатели. Все. Прибыли.

Бордман обнаружил себя уставившимся в одну точку, пристегнутым к креслу. Лодка приземлилась носом вверх, и его ноги оказались выше головы. Это было нелепо. Он увидел, как инженер пытается отстегнуться, и повторял его действия, но вылезти из кресла оказалось чертовски трудно.

Алете удалось сделать это более ловко. Помощь ей не понадобилась.

— Подождем, пока кто-нибудь не появится, — буркнул инженер.

И они стали ждать, откинувшись на спинки кресел.

Инженер нажал на кнопку, и иллюминаторы стали еще светлее. Взору открылся ландшафт Ксозы-2. Он был образован галькой, небольшими валунами и обломками скал, осыпающимися с гор. Были здесь и исполинские разно-Цветные вершины скал, и пологие холмы, изъеденные эрозией. Через выемку в скале перед ними открывалось странное застывшее причудливое образование. Если бы такое было возможно, Бордман решил бы, что перед ним песчаный поток, наподобие водопада. И везде ослепительная яркость — все просто полыхает на солнце. Но нигде ни листочка, ни травинки. Голая пустыня. И имя ей — Ксоза-2.

Алета смотрела вокруг сияющими глазами.

— Красота! — воскликнула она. — Разве не так?

— Лично я еще ни разу не встречал менее привлекательного и более негостеприимного места, — отозвался Бордман.

Алета рассмеялась.

— Я вижу все иначе.

И это было правдой. В наши дни принято считать, что все человечество едино по происхождению, но существует множество рас, и каждая видит мир по-своему. На Калме-те-3 преобладало азиатское население, распахавшее горные террасы для нужд земледелия и с трудом принимавшее современные технологии. А на Деметре-1 жители выстроили целые города с домами из красной черепицы и вырастили оливковые рощи. На планетах-пастбищах в системе Эквиса америнды — народ Алеты — скакали по прериям, заселенным потомками буйволов, антилоп и быков, привезенными с Земли. На оазисах Рустама-4 плодоносили пальмы и вышагивали верблюды, а люди вели нескончаемые дискуссии по поводу того, в какой стороне искать Мекку при молитве. А в провинциях Канны-1 колосились поля пшеницы, и высокоразвитые эмигранты из Африки заполняли склады космопорта Тимбук природным каучуком и драгоценными камнями.

Поэтому ничего удивительного, что Алета видела в пейзажах Ксозы иное, нежели Бордман. Ее народ был в свое время первопроходцем. Это наследие заставляло их избегать городской жизни. Врожденное отсутствие страха высоты позволяло мужчинам возводить в космосе стальные конструкции, и более двух третей посадочных площадок во всей Галактике имели в качестве эмблемы америндское перо удачи над сторожевым постом. Правительство планеты Алгонка-5 размещалось в трехсотфутовом каменном типи, а на планете Чаган бронзовокожими широкоскулыми ранчеро были выведены лучшие в истории человечества лошади.

Инженер с корабля “Чародей” презрительно фыркнул. Со стороны горного ущелья приближался транспорт на гусеничном ходу: такой вид транспорта здешние колонисты находили наиболее удобным. Вездеход нестерпимо ярко сверкал на солнце. Он заполз по откосу и съехал вниз по склону горы. И теперь быстро приближался к ним.

— Это же мой кузен Ральф! — обрадовалась Алета: она была приятно удивлена.

Бордман закрыл глаза и снова открыл. Он почти не верил собственным глазам. Но так оно и есть. Вездеходом управлял индеец — америнд — в шортах и сандалиях на толстой подошве, а в головной повязке красовалось три пера. Более того, он находился не на сиденье, а восседал на полуцилиндрической части вездехода, обмотанной ярким цветастым одеялом.

Инженера передернуло от отвращения. Но Бордман быстро понял, насколько безопасен такой способ передвижения. Вездеход качался и шатался из стороны в сторону. Сидеть в кресле было бы глупо — если качнет вперед, можно не удержаться и вылететь по инерции. Так же неудобно себя чувствуешь при боковом наклоне. А вот оседлать вездеход словно коня — самое верное!

Но вот костюм приводил Бордмана в смущение. Инженер открыл окно и неприязненно обратился к седоку:

— Вы в курсе, что здесь дама?

Молодой индеец усмехнулся. Он протянул руки к Але-те, которая прижала нос к стеклу. И Бордман понял, чем объяснить отсутствие костюма. В открытый иллюминатор поступал воздух. Он был жарким, просто испепеляющим. Как в топке!

— Привет, Лета! — крикнул наездник в открытое окно. — Или оденься в соответствии с климатом, или надень защитный костюм, когда будешь вылезать!

Алета захихикала, добралась до выхода и покинула шлюпку. Вот она уже здоровается с кузеном. Она сбросила америндский народный костюм, к которому Бордман успел привыкнуть. Теперь она выглядела, как англосаксонские девушки на пляже на планетах с прохладным климатом.

В какой-то момент Бордман забеспокоился было о солнечном ударе, но цвет кожи Алеты был хорошо приспособлен к солнечному излучению даже такой интенсивности… Ветерок охладит ее кожу. Густые прямые черные волосы защитят голову лучше любого шлема. Она даже не обгорит на солнце. Но вот он, Бордман…

Он мрачно разделся до белья и облачился в специальный костюм против жары. Наполнил фляжки водой из шлюпочного запаса. Включил маленькие батарейки. Костюм надулся. Он предназначался для кратких периодов невыносимой жары и включал в себя миниатюрную систему кондиционирования воздуха для одного человека и спасал от смерти в результате перегрева. Но потреблял огромное количество воды.

Бордман вылез из шлюпки и нацепил защитные очки. Подошел к весело болтающим молодым индейцам — мужчине и девушке, протягивая руку в перчатке для приветствия.

— Меня зовут Бордман, — сказал он. — Прибыл, чтобы оценить степень вашей готовности. Что случилось, почему мы приземлились в шлюпке?

— Я — Ральф Редфизер, — представился молодой человек, сердечно пожав ему руку. — Инженер проекта. Что касается неполадок — наша энергетическая система сдохла. Мы не смогли войти в контакт с вашим кораблем, чтобы заранее предупредить об опасности. Корабль уже был в нашем гравитационном поле, когда это случилось, и двигатель Лоулора препятствовал заднему ходу — из-за силы гравитации. Наша электроэнергия, ясное дело, тоже закончила свое существование — вместе с решеткой. Ваш корабль не сможет вернуться, и мы никуда не можем сообщить о происшедшем. Лучшее, на что можно надеяться, — это гибель колонии от голода и жажды — месяцев через шесть. Мне очень жаль, что вы и Алета оказались втянутыми во все.

Он повернулся к Алете с дружелюбным видом.

— Как поживают Майк Грозовая Туча и Салли Белая Лошадь — и вообще вся банда, Лета?

“Чародей” плыл по орбите вокруг Ксозы-2. Посадочная шлюпка находилась на поверхности, и двое пассажиров покинули ее. Шлюпка вернется. Никому на корабле не хотелось оставаться на земле, ведь они знали об условиях и ситуации здесь — невыносимая жара и отсутствие надежды. Но делать все равно нечего. Корабль сохранял стандартные оперативные условия во время путешествия с Трента сюда. Он не нуждался в починке или профилактике. Оставалось лишь стоять на часах, пока что-нибудь не произойдет, а делать при этом совершенно нечего. В течение суток примерно двадцать один час оставался не занятым ничем. Когда-нибудь — возможно, спустя годы — “Чародей” получит помощь, сможет покинуть орбиту и выйти в пространство, где заработают двигатели Лоулора, а может быть, экипаж эвакуируют. А пока все люди на корабле были в такой же беде, что и колонисты. И ничем не могли себе помочь.

В одном членам экипажа было хуже, чем колонистам. Колонисты хотя бы знали, как будет выглядеть их смерть. Могли подготовиться к ней — любым способом. А команде корабля оставалось лишь умирать со скуки. Командир не видел в будущем ничего, кроме беспросветного отчаяния.

Путь до колонии оказался пыткой. Алета ехала позади кузена в седле из одеяла, поэтому и страдала меньше. Но для Бордмана нашлось место лишь в грузовом отсеке, возле мешка с почтой. Дорога была ужасной, неровной и мучительной. Жара — убийственной. В металлическом грузовом отсеке температура достигала ста шестидесяти градусов [15] на солнце — при такой температуре можно уже готовить пищу. Конечно, всякий знает историю о человеке, сидевшем в духовом шкафу во время приготовления бифштекса и оставшемся в живых. Но ведь в духовке его не истязали лучи безжалостного бело-голубого солнца, которые, казалось, оказывали физическое давление на костюм. Костюм, безусловно, помогал выжить, но и только. Содержимое фляжек высохло незадолго до прибытия, и некоторое время Бордман только знай себе потел внутри костюма. Правда, вентиляция не давала ему погибнуть, но он прибыл в состоянии шока. Ему дали выпить холодной соленой воды, и он лег в кровать. Силы должны вернуться к нему, когда в крови восстановится баланс натрия. Проспал он ровно двенадцать часов.