Закон тени - Джулио Леони

Женщина пристально смотрела в пустоту.

— Да, — ответил за нее Франческо Колонна. — Благодаря его жертве многие заговорщики избежали западни, а остальные не выдали их даже под пытками. Это спасло жизнь многим. Кардиналу Просперо, моему отцу и другим, кто был вне подозрений. Из благодарности к Поркари мой отец спрятал его подругу в Палестрине, втайне принял роды и взял малышку в наш дом. Он воспитал ее в почтении и любви к памяти отца и ко всем, кому удалось выжить.

— Но вы сказали, что у вас два отца! — не удержался от восклицания Пико, вспомнив вдруг слова женщины.

— Да. Был еще один человек, который за руку провел меня сквозь годы одиночества. Он находился рядом со мной, с отцовской нежностью прививая мне те идеалы, которые разделял с моим отцом. Он шаг за шагом выстраивал мою душу, как отец дал жизнь моему телу. Леон Баттиста.

Женщина запнулась и жадно вгляделась в лицо Пико в ожидании реакции.

— Леон Баттиста Альберти принимал участие в заговоре? — прошептал он, как громом пораженный.

— Об этом никто не знает. Это скрывали даже от членов Витрувианской академии. От всех, кроме руководителей. Он помогал делу со всей присущей ему силой и отвагой. Мало кто знал, насколько великолепно Леон Баттиста владел оружием. У него была задача повести за собой бойцов на первый штурм ватиканских дворцов, а Стефано должен был воодушевить римлян и поднять восстание в Капитолии.

В голове у юноши постепенно начали складываться фрагменты этой грандиозной фрески. Глубоко человечный гений архитектора породил мечту. Он был незаконнорожденным, много лет провел в изгнании, науку постигал шаг за шагом, борясь с нищетой. И вот ему встретились сочинения Платона, и он понял, что существует знание гораздо более древнее, чем наука греков. Люди владели этим знанием, а потом его утратили. Тут и родилась мечта вновь обрести это знание и воплотить в камне. Муки одиночества скрашивала дочь друга, как и он, лишенная всех прав своего рода и семьи, пораженная той же неизлечимой внутренней пустотой. Теперь Пико понимал, каким образом свет и тени жизни архитектора привели к такому проекту. Он был сыном страдания, и страдание везде преграждало ему дорогу.

Джованни обернулся к женщине, которая по-прежнему бесстрастно глядела на него. Теперь он понимал, в чем секрет ее холодности. Это была пустота одиночества, того одиночества, которое она так часто читала в материнских глазах.

Из боковых капелл бесшумно, как тени, появились карлики, скользнули вдоль нефа и собрались в кружок вокруг саркофага. Женщина кивнула, и они, делая невероятные кульбиты, стали карабкаться друг другу на плечи, пока самый верхний не добрался до фонаря, венчающего купол. Там, балансируя на живой пирамиде, он что-то взял, и пирамида распалась, змеиным извивом соскользнув на землю.

Карлик положил к ногам женщины что-то завернутое в ткань, и отошел вместе с остальными. И тут Пико осенило. Так вот как убили резчика! Смерть спустилась с потолка через маленькое отверстие в крыше сарая, замкнув его в могиле.

— Это вы убили Фульдженте и печатника! Но зачем? Они собирались вас выдать?

Лицо Франческо Колонны исказила презрительная усмешка.

— Нет, они были далеки от того, что узнали сегодня вы. Они вообще ничего не знали. Их погубило тщеславие. Гордыня мелких ремесленников, которым покоя не дает слава мастера. Фульдженте завидовал удачам и успеху Боттичелли, хотел завладеть шрифтом и опубликовать книгу Альберти под своим именем. Он не отдавал себе отчета, что книга, которую он в ничтожестве своем счел собранием архитектонических выдумок, содержит между строк великий проект. Более тонкий ум сразу бы все понял. Именно поэтому Фульдженте должен был умереть — и умер.

— А Менахем Галеви? Его-то за что? У него не было экземпляра «Сна». Чем он мог вам навредить?

— А, еврей… С ним ничего нельзя было поделать. Ему доверял Леон Батиста, к тому же он знал о плане и угрожал его разгласить, если мы не откроем ему секрет огня.

— А аббревиатор Марко? Я видел кровь в его комнате. И эта кровь на ваших руках! Вы и его тоже прикончили?

— Нет, друг мой, — ледяным тоном ответил Франческо Колонна. — Его убили вы.

— Я?

— Вы. Своими вопросами. Вы возбудили в нем интерес к работам Леона Баттисты. Он был готов донести курии о вашем пристальном внимании к Манилио да Монте. Его надо было остановить.

— Значит, это у Марко вы вызнали детали расположения тюрьмы, где его содержали вместе с архитектором? Вы замучили его до смерти!

Вместо ответа Франческо пожал плечами. Женщина рассеянно слушала их диалог, словно гибель четверых людей ничего для нее не значила. Она по-прежнему неподвижно смотрела перед собой, словно ее воспоминания стали осязаемыми и населили пространство античными фигурами.

Франческо подошел к ней и ласково тронул за плечо.

— Нам пора.

Она вздрогнула. Потом, как будто только сейчас заметив сверток у своих ног, улыбнулась и склонилась над ним. Она развязала ремни и принялась доставать оттуда одежду и какие-то металлические предметы, которые аккуратно разложила у себя под ногами. Пико узнал доспехи: наплечники, латный нашейник, набедренники, поножи. Затем извлекла на свет котту[78], бережно передала ее Франческо. И вдруг, не обращая никакого внимания на Пико, распустила под грудью шнуровку платья, и оно соскользнуло на пол.

Теперь она осталась полуобнаженной, в одной сорочке, едва прикрывавшей лобок. По-прежнему не заботясь тем, что рядом с ней двое мужчин, она снова наклонилась, взяла короткую кожаную юбку и плотно натянула ее на бедра. Затем надела стальной нагрудник, который прижал ей грудь, и повернулась к Колонне, чтобы тот помог ей затянуть и зашнуровать наспинник. Потом ловко приладила наплечники и грациозно, как лебедь, вытянула шею, примеряя латный нашейник.

Пико молча наблюдал за переодеванием, не в силах оторваться. Доспехи повторяли линии ее тела, как вторая металлическая кожа, и не скрывали его великолепия. Она достала поножи и начала привязывать их к икрам. Даже в такой неудобной позиции ее движения оставались плавными и женственными.

Это вывело Пико из ступора, и он бросился ей помогать. Он осторожно отвел ее руки от длинного металлического доспеха и приладил его к тонкой лодыжке, подняв до границы, где сквозь кожу, напоминая изысканный рисунок мраморной колонны, просвечивала стройная берцовая кость. Его руки мастерски делали свое дело. Он знал, с каким натяжением завязать какой ремешок, чтобы тот не мешал в бою, и как удобнее расположить нашейник, чтобы он эффективнее защищал от ударов.

Женщина облачалась в металл, и Венера становилась Минервой. От нежного запаха ее кожи, проникавшего из-под доспехов, юношу охватило непреодолимое волнение. Вместо того чтобы стать неразличимым под инертной массой металла, ее тело, наоборот, выглядело еще более нагим и притягательным.

Руки Пико скользнули вверх по девичьим бокам. На секунду он почувствовал, как нежная плоть подалась под пальцами, и его захлестнула волна желания. Но женщина сразу же напряглась и отпрянула. Решительным жестом подтянув ремни, она протянула руку к Пико, застывшему перед ней на коленях. Коснувшись пальцами его лба, она обернулась к Франческо Колонне, который, скривившись, наблюдал за сценой.

Франческо поднял с пола матерчатую котту и протянул ее женщине. Она подняла руки, и котта скользнула вниз по ее груди. На белой ткани был вышит щит, поле из синих и красных ромбов, на которые накладывалась мохнатая тень борова. Герб Поркари снова засиял на поле брани.

— Час приближается железным шагом. Сделайте все, как было установлено, — произнесла женщина.

И, не удостаивая обоих мужчин взглядом, направилась к выходу, а за ней, как стая собак, трусили карлики.

Пико проводил ее взглядом за порог, вслушиваясь в звяканье металла. Потом оцепенение начало понемногу проходить, и сцена переодевания в доспехи показалась ему ирреальной.

— Куда она собралась? Надо ее остановить! — крикнул он и бросился за ней.

Но Колонна преградил ему дорогу.

— Ей не нужна наша защита. Она должна ответить на зов отцов: Стефано, давшего ей жизнь, и Леона Баттисты, выковавшего ее железную волю.

— Баттиста воспитал ее для науки, а не для сражений! — парировал Пико, пытаясь оттолкнуть Франческо.

Но тот воспротивился с неожиданной силой.

— Насколько же вы ошибаетесь, Джованни! Печать, которую судьба ставит на воск нашей души при рождении, с годами не исчезает. Тот же огонь, что сжигал некогда отцов, горит и в дочери.

Не выпуская Пико, Франческо посмотрел куда-то за спину юноши. В страхе, что противнику пришла подмога, он резко обернулся. Но сзади никого не было, там стоял только какой-то ящик, а на нем медный сосуд, похожий на маленький чан. По обе стороны крышки вывешивалось что-то вроде градуированной планки, а точно из центра торчала металлическая ось с маленьким бронзовым амурчиком на конце. Он был изваян летящим, вытянутой рукой слегка касаясь планки, словно его маленькая фигурка была призвана отмечать на ней определенные точки.