Комендант мертвой крепости - Владимир Аренев

Выбора им не оставили. Если по уму — пожалуй, все должны были только радоваться и благодарить мудрого кройбелса.

«Хорошо, что Железнопалый не дожил до этого дня», — сказал Рултарик, когда они в последний раз выходили через северные ворота.

* * *

Он зажёг фонарь и шёл, внимательно глядя себе под ноги. Дно ущелья потрескалось, некоторые щели были шириной в локоть.

Стены над головой норовили сомкнуться, неба отсюда видно не было, так, узкая полоска, чуть более светлая, чем сами стены.

Но хуже всего была тишина — глухая и всепоглощающая, словно тоска, словно отчаяние. Ярулт не слышал даже собственного дыхания.

Дорога шла под уклон. Колокола треснули. В какой-то момент стены над головой всё-таки сошлись — или он просто оказался так глубоко, что не видел неба. Потом дорога начала постепенно подниматься, и он ждал, когда же впереди блеснёт свет.

Но впереди была стена, огромный завал из ломаного камня.

«…прислать вместе с оной депешей чарознатца, каковому надлежит сотворить камнепад, дабы в кратчайшие сроки запереть вход в ущелье…»

Олли рассказала, как они шли сюда всем городом. Кройбелсов чарознатец был спокоен и уверен в себе. Сопровождали его двое внушительного вида парней, все решили — телохранителей.

Чарознатец дождался, пока все покинут Шандал, вежливо попросил зевак отойти подальше от входа в ущелье. Затем кивнул своим телохранителям, а сам стал в сторонке и смотрел, рассеянно улыбаясь.

Парни что-то долго чертили на стенах, после зажгли несколько свечей. Почти не разговаривали, так, перебрасывались отдельными словами, порой совершенно непонятными: «вектор», «возвратное», «коэффициент», «отражательная способность». Наконец дружно попятились, помавая в воздухе перепачканными руками и сплёвывая уже не слова даже — отдельные слоги.

Тотчас на обоих склонах громыхнуло, и камни с тяжёлым протяжным скрежетом полетели вниз, сталкиваясь, подпрыгивая, вколачивая друг друга в сужающийся проход. При свете сотни фонарей это походило на какое-то первобытное, ещё предвечных времён, чудо.

Толпа стояла молча, как на похоронах.

Наконец последний камень с вызывающе громким стуком проскакал по гребню завала, мгновение помедлил и свалился на ту сторону.

Парни обернулись к чарознатцу, тот кивнул им. Сбросил плащ, стал карабкаться на завал — двигался при этом неожиданно ловко для своего возраста, с изяществом, которому позавидовал бы иной акробат. Взобравшись наверх, размотал верёвку, которой был препоясан, — длинный моток, локтей десять, — и завязал на конце петлю. Его парни тем временем тоже поднялись на завал, но стояли в сторонке, вроде как на подхвате.

Снизу толком было не разглядеть, но походило на то, что старик раскручивает аркан у себя над головой — по крайней мере, сказала Олли, раздавался такой размеренный свист, словно что-то вращалось там, высоко наверху.

А после случилось самое странное — старик как будто поймал что-то. Ухватил за верёвку, повисшую в воздухе, дёрнул (петля затянулась), стал тащить к себе.

В ущелье было прохладно, однако в этот момент все ощутили, как воздух вокруг буквально выстывает. «Дальше! — крикнул один из парней чарознатца. — Там, внизу! Отойдите подальше!»

И когда они начали пятиться, с той стороны завала раздался треск. На мгновение взметнулись над камнями языки пламени, воздух вздрогнул и «поплыл», как это бывает над костром, — а потом всё закончилось. Кое-кто даже обернуться не успел — и после не верил тем, кто утверждал, что видел пламя.

Чарознатец между тем выпустил аркан и ссутулился; парни подбежали к нему и придержали под руки. Он отстранил их, что-то произнёс, указывая на завал — ту его сторону, что была обращена к пустыне.

Затем стал спускаться — намного медленней и далеко не так изящно. Парни страховали как могли.

Оказавшись внизу, чарознатец первым делом подошёл к наместнику Вёйбуру, о чём-то спросил, получил утвердительный ответ — и тогда медленно зашагал по ущелью в сторону Врат, не оглядываясь и не дожидаясь остальных. Парни сопровождали его, готовые в случае чего подставить плечо — однако ни разу старик не споткнулся, ни разу не оступился.

«По крайней мере, — добавила Олли, — ни разу за всё то время, пока его видели горожане». Они робко расступались перед ним, отводили взгляд, бормотали слова благодарности.

Горожане возвращались во Врата всю ночь. Кто-то присаживался отдохнуть и перекусить. Кто-то ложился у стены, сворачивал и клал под голову плащ, чтобы вздремнуть хотя бы часок, потом поднимался и двигался дальше — ничуть не выспавшийся, ни капли не отдохнувший, но промёрзший до дрожи. Многие после этой ночи простудились, двое или трое умерли от воспаления лёгких.

Горожане шли сюда, не понимая, чего ждать: то ли праздника, то ли наоборот. Некоторые взяли с собой детей, и почти все — побольше снеди, ведь идти туда-обратно — считай, сутки. Собирались прямо у завала отпраздновать: сегодня они избавлялись и от опасностей, и от солдат из Шандала, которые стали теперь бесполезными нахлебниками.

Но вот что-то не давало радоваться. Даже самые злопамятные, потупив глаза, бормотали слова ободрения, хлопали воинов по плечам.

«Мы вышли оттуда другими, — сказала Олли. — Какими? Сама не знаю».

После этого разговор с ней вконец растрепался и угас. Ярулт хотел проводить её, но она не позволила. Только и сказала, что живёт где-то на Рябых пустырях.

Не настаивал.

Сейчас он замер перед выпиравшим из тьмы, как будто наползавшим заслоном. Стражник у Хеторсуровых ворот был неправ. Ярулту вполне хватает воображения, чтобы представить себе тот день, когда эти камни упали сюда. Он словно бы наяву слышит и перешёптывания в толпе, и шаги чарознатца. Он словно стоит сейчас лицом к лицу с теми, кто навсегда уходил из Шандала.

Многих он не знал и никогда не узнает. Но он помнит тех, кто спас ему жизнь. Тех, кто никак не мог быть в ту прощальную ночь здесь. Рултарик Бородач, Эттил Хакилс, Акки Зубодёр, Ткач, Тоханмир Щетина, Гнулдгретур-Никогда, Вансолк Черноухий, Форэйт Жадюга, Бйолал Рубленая Шея, Данморт Лентяй, Уситтейм Хлебный Ус, Бйотти Краснобай, Гуйолданс Безродный… Те, кто погиб во время последней атаки «скоморохов».

Те, кто вернулся из призрачного мира вслед за Синнэ тэр-Ойбриккэс.

Ярулт помнит, как он рыдал, когда услышал, что воины Шандала ожили. Не все, сказали ему тогда, многие так и не вернулись из призрачного, но и то, что вернулись эти, — чудо! Услышав, они обнялись с Конопушкой и от переизбытка чувств лупцевали друг дружку по плечам и спине, а потом Ярри не выдержал и заревел, от счастья, конечно. Он знал, что у некоторых возвратившихся не хватает пальцев, иногда — рук (если тело осталось без них — ничего не попишешь), но ведь всё равно — живы, живы, живы!!!..

Сейчас он проводит ладонью по щеке, ощущает под пальцами влагу и улыбается.

Он думает о том, что вчера рассказала ему Олли. О том, о чём сами дважды рождённые долгое время молчали. Он пытается представить, каково им было встречать в потустороннем мире сияющую хромую фигуру… что они чувствовали при этом.

Учитель вывел их всех, всех, кого смог и успел.

Что он сам чувствовал при этом?

Пытался ли спасти Железнопалого?

Сумел ли сам?..

Ярулт поднимает фонарь повыше и понимает: да, пожалуй, он может взобраться по камням наверх, это займёт какое-то время, но ничего невероятного в этом нет. Он представляет себе то, что увидели наиболее любопытные жители Врат, — те, кто позже поднимался на край завала и смотрел в пустыню.

С юга подступы к бывшему ущелью и сам завал спеклись в единую ровную поверхность. Солнце играло на ней бликами, слепило глаза. Порой сбитые с толку пичуги зависали перед собственным отражением и с рассерженным чириканьем пытались его атаковать… Даже годы спустя поверхность не помутнела и не покрылась трещинами. Горожане надеялись, что так оно будет и впредь.

Ни один бэр-маркад не сумел бы вскарабкаться здесь — и вряд ли на это были способны какие-либо другие помарки. Что до ким-стэгата, то ветры, которые прежде несли кляксы радужных чернил к Вратам, теперь дули совсем в другом направлении.

Ярулт размышляет о том, как выглядит сейчас крепость — столько-то лет спустя!.. Пожалуй, на это стоит взглянуть, думает он, но не двигается с места.

Некоторым вопросам лучше навсегда остаться без ответов.

Он возвратится во Врата к утру. И перво-наперво пойдёт в Храм, чтобы поклониться той старухе, которую вчера не узнал… точнее, женщине, которая постарела так невероятно быстро… а впрочем, дважды рождённые, особенно те, кто пробыл в призрачном мире дольше часа-двух, меняются самым непостижимым образом. У одних остаются шрамы на теле, у других — на душе. Кто-то в тридцать четыре года выглядит на все семьдесят.