Неоконченный романс - Валентина Мельникова

Алексей решительно затушил бычок, спрятал его в карман. Он достаточно трезво относился к сексу, с женщинами у него никогда не возникало особых проблем, все конфликты решались оперативно, без последствий. Похоже, он попался наконец на свой же крючок, а мысли об этой женщине каленым железом не выжечь.

За ближайшими гольцами затухал отсвет короткой вечерней зари. Горы медленно растворялись в синей дымке сумерек. Горизонт сливался с темными тучами. Древняя тайга погружалась в молчание.

В доме внизу замигал огонек, очевидно, зажгли свечу. Тревожно вглядываясь в подступающую темноту, на крыльцо вышла Лена, негромко крикнула:

— Алеша, ты где?

Он вынырнул из сгустившихся сумерек, и она испуганно отпрянула.

— До смерти напугал!

Алексей обнял девушку, приник колючей щекой к ее лицу. Почувствовал, как Лена вся подалась навстречу, и на миг ему вновь показалось: он вернулся домой к молодой ласковой жене, и вот-вот орава крепких пацанят повиснет на нем, радуясь его приходу. Лена обхватила его руками за талию, прижалась чуть сильнее, но тут же, оттолкнув, убежала в дом. Очищая сапоги от жирной лесной грязи, он слышал, как она притворно сердито выговаривает псу:

— Явились, гулены. Мы вас больше часа ждем, ужин остыл.

Сердце его наполнилось счастьем, и мужчина улыбнулся.

Глава 18

Густые заросли карликовой ивы и березы паучьей паутиной накрыли, опутали, удушили бывший поселок. Крапива, непременная спутница покинутого человеком жилья, оккупировала дворы, огороды, даже чердаки полуразрушенных домов. В густой траве таились неприятные сюрпризы: битое стекло, доски с ржавыми гвоздями, полуобвалившиеся ледники и погреба. Довершала все эти удовольствия обильная роса, обещавшая путникам весьма неприятные водные процедуры. Поэтому, посовещавшись, решили отложить осмотр поселка на послеобеденное время, когда солнце собьет и присушит росу.

Крутой увал миновали стороной по скалистому гребню, где хоть и дул неприятный ветерок, но было относительно сухо. Звериная тропа, по всей видимости медвежья — на некоторых, более влажных участках четко отпечатались следы огромных лап, — вела их через молодой пихтарник. Рогдай бежал впереди. На этот раз он не помахивал беспечно хвостом, а сторожко обнюхивал воздух и следы на тропе. Видно было, как он напряжен и в любую минуту способен броситься на врага. Люди перевесили карабины на грудь, готовые к любым неожиданностям.

Путники то и дело вспугивали рябчиков, какую-то мелкую лесную живность: мелькнула по стволу белка, в кустах шумно и тяжело взлетела копалуха.

Рогдай ринулся в ее сторону, но Алексей придержал его за ошейник:

— Стоять, противная псина! Не терпится гнездо» разорить?

Гнезд в тайге в это время много, и пришлось взять пса на поводок. Недовольно уткнувшись носом в землю, Рогдай плелся по траве, несколько убавив былой энтузиазм.

На одном из поворотов тропы увидели прислоненные к дереву старые охотничьи лыжи. На небольшой дощечке, прибитой к стволу, еле разобрали слова, написанные масляной краской: охотник рассказывал, как на этом самом месте медведь задрал его отца… С тех пор и стоят здесь лыжи, полусгнившие, покрывшиеся зеленым мхом.

Вскоре тропа сбежала с гребня и потерялась, уткнувшись в прибрежные кусты неширокой, но бурной и глубокой реки. От некогда деревянного моста осталась длинная широкая плаха, чудом державшаяся на двух сваях. Первым пошел Алексей. Пройдясь туда и обратно, помахал спутникам:

— Должна выдержать!

Он перенес на противоположный берег снаряжение, оружие. Максим Максимович достаточно ловко преодолел хлипкое сооружение, Лена тоже приготовилась шагнуть на него, но Алексей поспешил навстречу и, как она ни протестовала, перевел ее, держа за руку, будто маленькую. На несколько минут присели передохнуть на прибрежном бугорке. Лена смотрела, как внизу река бьется о валуны, точит деревянные сваи, еще немного — рухнут и они. И если когда-нибудь появится в этих местах человек — охотник, рыбак или геолог, — придется ему искать более спокойный участок реки для переправы.

Дальнейший путь пролегал по бывшему полотну узкоколейки, так что идти сразу стало легче. Из густой травы, покрывающей склоны полотна, налетели тучи гнуса. Пришлось достать тюбик антикомарина и испортить мошкаре всю обедню.

Лагерь находился километрах в двух от узкоколейки, и они основательно промочили ноги, перебираясь через обширную заболоченную низину. Наконец среди густой травы и вездесущих зарослей карликовых деревьев показались бараки, вернее, то, что от них осталось. Непогода уже давно расправилась с опорами для колючей проволоки, работу довершили талые воды. Колючая проволока, свернувшись в змеиные клубки, жадно выставила когтистые лапы, поджидая в траве незадачливую жертву. Максим Максимович заметил в ржавом мотке застрявший скелет какого-то животного.

— Кабарга, — определил Алексей, — видно, наступила нечаянно, запуталась, а выбраться уже не смогла.

Ковалев срубил своим тяжелым тесаком молодую пихточку, отрубил вершину, оставил небольшую развилку. Приказав спутникам идти за ним строго шаг за шагом, он, опустив рогатину, как миноискателем шарил в траве, отыскивая затаившегося врага.

Среди кустов гнилыми остатками зубов торчали покосившиеся сторожевые вышки, но бараки были разрушены почти полностью. Видно, строились они на скорую руку, не то что избы в поселке. Поэтому и время расправилось с ними безжалостно, словно стремилось, стыдясь, поскорее стереть с земли следы человеческой жестокости и подлости. Максим Максимович выбрал нужный ракурс и, стараясь захватить бывший лагерь целиком, снял его с разных сторон.

Лена почувствовала странное удушье, тревога сковала сердце, ей нестерпимо захотелось как можно быстрее покинуть это страшное, гиблое место. Впечатление усугубляли мрачные, поросшие темным лесом горы, болото, покрытое рыжей низкорослой травой.

Лена посмотрела на Алексея. Очевидно, он испытывал те же чувства, потому что, поймав ее взгляд, не улыбнулся привычно, а отвел глаза в сторону.

В воздухе витало нечто гнетущее, давящее пронзительным холодом и ненавистью. Может быть, это были духи прошлого, а может быть, сконцентрированная гигантская отрицательная энергия, накопившаяся здесь за многие годы человеческих смертей, унижений и злобы?

Ветер посвистывал через щели в сгнивших срубах, и Лена вдруг поняла, что только этот единственный звук нарушает странное безмолвие, поглотившее лагерь. Затихли птицы, неумолчно свиристевшие до того в тайге, не шумели вершины деревьев, не шелестела трава. Только монотонный, тоскливый звук ветра бился среди останков жалкого и жуткого человеческого бытия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});