Очищение огнем (тематическая антология) - Поль Андреота

— Он приходил несколько месяцев назад, — сказала она. — Приносил странную рукопись, которую он хотел опубликовать, и какой-то человек — которого я еще не успела за это как следует отблагодарить, — послал его ко мне! Он ненормальный, если еще не совершенный псих. Страница за страницей у него заполнены бессмысленными каракулями, которые, как он настаивал, являются друидскими рунами!

— Откуда вы знаете, что они не были ими? — поинтересовался я.

— Потому что, — объяснила она, — у нас есть транскрипция всех известных рунических алфавитов. Это просто собрание семейной лексикографии языческой Европы. Полуграмотные варвары использовали для письма смесь греческого, латинского, этрусского и некоторые свои собственные знаки, чтобы записать для истории такие важные дела, как победа одного немытого вождя над другим.

Большинство так называемых рунических камней повествуют о подвигах типа — «Здесь Гарольд Синий Зуб разнес череп Этельреду Нечистому во имя Вотана». Конечно, сама надпись длиннее. Это, кстати, самый легкий способ дать понять негодяям, чтобы они держались подальше от твоих владений.

— Но вы сказали, что у Плью были записные книжки, заполненные этой писаниной.

— Ерундой, вы имеете в виду. У него был даже список условных обозначений с дюжиной алхимических символов, древнееврейскими буквами, и с чернильными пометками у каждой из букв латинского алфавита. Но даже если бы вы расшифровали все это, там не оказалось бы никакого смысла. Бессвязные призывы к высшим богам перемешаны с пустыми двусмысленными фразами. Я думаю, что у него старческое слабоумие вместе с помешательством. Для начала он заявил мне, что ему пятьсот лет от роду, а когда я ему сказала, что его мудрые писания вряд ли пригодятся университетскому издательству, он стал угрожать, что сглазит меня. Но, как видите, я еще дышу.

— Нам он говорил то же самое. — Я нахмурился. — И проходил тест на детекторе лжи, когда это говорил!

— Патологический лжец пройдет тест. — Она кивнула. — Но, честно говоря, я не думала, что он связан с чем-то опасным. Если он употребляет психоделические наркотики или дает их своим последователям, то вы, Морган, собираетесь лезть прямо тигру в пасть!

— Скорее всего, в пасть бесхвостому коту, — согласился я. — У меня, однако, нет выбора, так как Мерлин, по-видимому, наша единственная возможность.

— А как насчет этой женщины, Сибиллы Эванс?

— Что же мне — постучаться в ее дверь и сказать: «Здрасьте, мадам, я бедный колдун, усердно проходящий свою Школу Колдовства, можно ли мне присоединиться к вашему шабашу»?

— Понимаю. — Пат улыбнулась. — Но нельзя ли изучить их каким-то другим образом? Без такого риска?

— Мы продолжаем и обычное расследование, — возразил я. — Но ничего не смогли достичь. Все, с кем бы мы ни беседовали, утверждают, что не имеют понятия ни о колдовстве, ни о Цинтии Пауэлл. Легче стать Capo Mafioso[16] и разрушить стену омерты.[17] Я знаю пару рэкетиров, признающих, что они не те, за кого себя выдают.

— Ну тогда не говорите, что я вас не предупреждала. — Пат Вагнер пожала плечами, посмотрела на часы и добавила: — Библиотека скоро закроется, и если вы действительно хотите заняться зубрежкой, давайте двигаться.

В тот вечер я вернулся домой около половины одиннадцатого, с кучей книжек необычной тематики под мышкой. Я открыл дверь своих холостяцких апартаментов, находящихся недалеко от управления Седьмого округа, и бросил книги на диван. Затем стал греть воду для кофе. По-видимому, мне предстояла длинная ночь зубрежки перед моим странным экзаменом. Вода только успела закипеть, когда зазвонил телефон.

— Я тебя разыскиваю уже несколько часов, — это был Сэм Брюстер, — где ты был, черт побери, Прайс?

— Я ездил к своему дяде, я вам говорил. А что случилось?

— Полдела провалено. Ты еще учишься играть на арфе?

— Могу взять несколько аккордов. Но борода еще долго будет отрастать.

— К черту бороду, она не потребуется. Старуха Эванс мертва.

— Господи! Сердце или кто-то помог?

— Она сгорела. Пожарные только недавно ее откопали. Весь этот чертов дом сгорел в момент, сегодня рано утром. Брандмейстер говорит, что там дело нечисто. Еще бы не нечисто! Уже перед поворотом к ее дому можно ощутить запах бензина!

Во рту у меня появился неприятный привкус. Я сглотнул и спросил:

— Где вы сейчас? На месте происшествия?

— В городском морге, — вздохнул Брюстер, — похоже, я только и делаю, что смотрю, как здесь режут мертвецов, а потом выслушиваю их идиотские заявления — дескать, они не имеют ни малейшего понятия о причине смерти. Сколько дней назад мы втроем беседовали с этой старухой, Прайс?

— Четыре или пять, по-моему. А что?

— Знаешь, что они мне сказали? Может, попробуешь угадать?

Я пожал плечами.

— Попробую. Только не говорите мне, что она тоже уже две недели как мертва.

— Больше месяца, — мягко произнес Брюстер. — Они сняли обугленные части, вскрыли ее и обнаружили, что внутри она уже начала портиться. Медэксперт говорит, что она по меньшей мере месяц провела на льду или в забальзамированном виде. Как это тебе нравится?

— Я же просил вас не говорить мне. — Я вздохнул. — Я должен туда приехать?

— Да, и возьми арфу.

— Начинаем сегодня?

— А у тебя есть другие предложения?

Полностью я осознал, что он имел в виду, только когда припарковался у городского морга.

Я посмотрел на часы. Было десять минут двенадцатого. Через час уже будет полночь.

Час ведьм.

Боттом — это часть города, лежащая к югу от станции Юнион. В старых, разрушающихся домах здесь живут бедняки и подозрительные личности.

Легче всего добраться туда по улице Честнат. Это темная кривая улочка с неряшливыми барами, кофейными домиками экзистенциалистского толка и скудными магазинчиками, которые туристы называют причудливыми.

Я нашел Мерлина Плью в забегаловке под названием «Уэльский уголок». Цинтия Пауэлл описывала эту забегаловку как кофейню в уэльском стиле, и, естественно, чтобы узнать Мерлина, длинного описания не требовалось. Он был даже еще более странным, чем я его представлял. Он сидел в отдельном кабинете недалеко от мужского туалета.

Я подумал, что неплохо было бы начать с беседы с барменом, так как я не собирался прямо подходить к Мерлину. Я приветствовал по-уэльски мужчину за стойкой, и он знал язык ровно настолько, чтобы пробурчать:

— Я не говорю на уэльском, черт бы его побрал!

— Но вы вроде работаете в уэльской кофейне!

— Черт, я бы работал хоть в цыганской чайной, если бы платили. Когда владельцы обновляли эту забегаловку, они закупили обстановку в Кардиффе, несколько лет назад. Они думали, что все эти деревянные панели создают определенную атмосферу. Только головную боль они мне создают! Знаете, сколько мы зарабатываем на кофе и пиво, что пьют здесь эти уроды? Ни хрена! Вот сколько мы зарабатываем.

— А много здесь уэльсцев?

— Каких уэльсцев? Знаешь, сколько уэльсцев живет тут поблизости?

— Немного?

— Ни одного, а хиппи все равно не знают разницы между англичанами и уэльсцами.

— Надо же! — засмеялся я. Затем сказал: — А я бы хотел поинтересоваться насчет работы.

Бармен посмотрел на мою арфу в футляре и спросил:

— Народные песни?

— Вроде того, — соврал я, — здесь работала одна девушка, она говорила, что имела некоторый успех, исполняя уэльские мадригалы.

— Ты имеешь в виду Цинтию? Маленькая блондинка с выпирающими зубами?

— Да, именно. Она работала здесь в последнее время?

— Господи, ты что, не слышал?

— Что не слышал? Я только что приехал.

— Она умерла. Решила полетать с помощью наркотика и не вернулась, насколько я слышал.

— Господи помилуй! — Я заставил себя изобразить вздох ужаса. В присутствии Мерлина, сидящего в зоне слышимости, это оказалось не так трудно сделать.

Бармен кивнул, вытирая деревянную стойку, и спросил:

— Ты на каком инструменте играешь? Какой-то странный у тебя футляр.

Специально для того, чтобы Мерлин услышал, я назвал инструмент по-уэльски:

— Это тэлин дэйрэс, уэльская арфа, понимаете ли…

— Арфа? — пробурчал бармен без всякого энтузиазма.

Затем он еще раз протер стойку и сказал:

— Не знаю, приятель…

— Я буду работать только за чаевые, — пылко сказал я.

— В таком-то месте? Ты, должно быть, хочешь умереть с голоду.

— А может, вы сами будете удивлены, — настаивал я, — а если и нет, то что вы теряете?

— Ну, если ты так дело поворачиваешь…

Чтобы он не успел передумать, я вынул арфу из футляра, подошел тс ближайшему столу и поставил ногу на стул. Заведение было наполовину пустым, но это мне было даже на руку. Пока мои нервы не успели меня подвести, я поспешно взял на арфе пару аккордов и громким голосом объявил, что спою песню на уэльском языке.