Второе пришествие инженера Гарина - Владимир Алько

Крупный полицейский чин хмыкнул, быстро и странно взглянул на Хлынова, вернулся опять в свое кресло и уткнулся в бумаги на столе. Через длинную паузу многозначительно произнес:

– Разумеется, мы обязаны прислушиваться к честным, добропорядочным информаторам (доносителям). Конечно, кое-какие меры при этом принимаются… Ну, предположим, мы решимся на некоторый ее домашний арест, под предлогом… Вот, кстати, в двухдневный срок она обязана была обратиться в визовый отдел департамента края за прикрепительным талоном, а затем уже продлевать срок своего пребывания в стране. Надо бы справиться. Это хоть что-то. – Чин снял трубку. Позвонил. Отдал распоряжения. С сомнением в лице задумался; так, как будто и думать-то особенно было не о чем. – Даже в этом случае, при нарушении ею визового режима, – заговорил он, утыкаясь глазами в Хлынова, – мы не вправе накладывать арест более чем на трое суток. Найдутся ли у вас надежные свидетели, которые смогут идентифицировать эту самую мадам Ламоль, как вы утверждаете? На кого мы можем рассчитывать?

– В первую очередь это Роллинг, содержанкой которого она была. Затем – Шельга, – Хлынов чуть стиснул зубы, уже начиная отдавать отчет в том, что дело перерастает его, какие бы то ни были полномочия или мотивы. Потерпит ли его такого мир?

– Кто такие? – задал привычный вопрос шеф целого департамента.

– Мистер Роллинг – американский миллиардер, глава… одного крупнейшего химического концерна… если все еще «Анилин Роллинг», неопровержимый свидетель…

Чин пренебрежительно хмыкнул, не скрывая своего адресата, не отводя глаз от лица Хлынова.

– Этот услышит о нас и забудет тут же. В его ли интересах афишировать такие связи.

– Есть другой свидетель, который твердо даст показания на мадам Ламоль и прибудет в двухдневный срок.

– Вы имеете в виду вашего соотечественника?

– Да. Это сильный свидетель. Он был от начала и до конца всей гаринской авантюры. Знал лично каждого из той компании, неоднократно имел встречи с мадам Ламоль.

– Вот именно, что «знал», был», – нервно поежился чин. – И спокойненько уживался с ними.

Хлынов насупился. Важный полицейский предостерегающе поднял и опустил руку:

– Хорошо. Пусть так. Он приезжает, дает свидетельские показания, идентифицирует эту дамочку… Но этого может статься недостаточно. Хороший адвокат, а уж будьте уверены, у обвиняемых такого масштаба он находится всегда, камня на камне не оставит от показаний вашего единственного свидетеля. Будут ли другие?

– Ее горничные. Камердинер…

– Исключено. Все они хотят жить. И словом не обмолвятся…

Раздался звонок. Начальник взял трубку. Выслушал. Недовольно произнес:

– Это в некотором роде облегчает дело. Судя по описанию, ваша иностранка не прошла необходимой регистрации. Ну и что из того? Предположим, формальный повод для задержания этой особы мы найдем… Не знаю, не знаю, – большой чин вдруг резко сбавил повелительные интонации. Быстро и в упор взглянул на Хлынова, отвел глаза: – Не уверен. С этого ли надо начинать.

– Но вы же не можете так просто проигнорировать всего этого, как басню, – заволновался Хлынов и, уже начиная противничать самому себе, как тот самый настырный святоша. – Нас уже двое, кто поставлены в известность, – торопливо заговорил он. – Учитывая наше с вами общественное положение… вы, конечно, не слышали о законе критической массы, так вот, принимая во внимание взрывоопасность ситуации… я вынужден буду апеллировать к широкому общественному мнению. Я так все не оставлю, – поперхнулся Хлынов. Закашлял.

– Господин Хлынов, – возвысил голос чин. – Представьте законы нам; поскольку вы все-таки гость нашей страны. Уже хорошо и то, что мы общаемся с вами без посредников, на равных. А что относительно законов и как кому их трактовать… я вправе задержать упомянутую особу на трое суток, и лишь для выяснения личности. Ничего другого предпринимать решительно не намерен. Но скажу вам искренне: ввиду того, что вся эта история представляется мне шитой белыми нитками, в случае малейшего прокола и давления на департамент, я буду вынужден огласить источник информации, т.е. попросту сослаться на вас. Такой оборот дела вас не смущает?

Хлынов потупил глаза. Помолчал:

– Мне достаточно будет дать знать Шельге, и все станет на свои места, – твердо сказал он; наконец-то, ригорический рисунок с его губ опал: проступил живой податливый рисунок.

– Ну, как знаете. – Начальник департамента поднялся из кресла, встал у края стола, как у барьера, их разделяющего. – Господин Хлынов, мы примем меры, согласно законам нашей страны и нормам процессуального международного права.

*** 78 ***

Утро выдалось пасмурное, неприветливое. Накрапывал дождь. Волнистые слизняки тумана ползли из лощин. В полях, сбившиеся в плотный щит стаи ворон, едва перебирали крыльями, или, напротив, затевали крикливую драчку. Окрестности едва проступали. По дороге от городка в сторону замка ехал черный автомобиль полицейского управления, следом – машина, в которой обыкновенно конвоируют заключенных.

Замок господствовал над местностью, очаровывал чисто средневековым нормандским обликом. В смазанной перспективе, с низким небом над его башнями, в затеках тумана, он, казалось, уплывал – более чем в даль и неясность… в собственном времени и даже пространстве, – обманчивым миражом северного ландшафта. День был в десятом часу, когда кавалькада добралась до места. Рвов, подъемного моста не наблюдалось, – только высокие, окованные двустворчатые ворота преградили им путь во внутренний двор замка. Вышедший из машины пристав в штатском – в коротком черном плаще и котелке – стукнул два раза в листовое железо набалдашником трости. Выпрыгнувшие из машины жандармы позевывали, задирали головы на высоченные стены, оглаживали стволы винтовок. Долго никто не отвечал, тогда грохнули в ворота прикладами. Наконец, из скрытой боковой дверцы показался привратник. В стеганной кацавейке, на ногах лохматые опорки, будто козлиные копыта. Розовая рубашка в горошек топорщилась на груди. Такой служка мог быть только из местных. Не заглядываясь на него и ни о чем не спрашивая, исполнитель одним указанием трости, точно королевским жезлом, оттер недотепу в сторону, – отрешая таким образом от должности. Наряд жандармов дружно чихнул. Повеяло сквозняком. Створки ворот – при содействии каких-то примитивных блоков и червячной передачи – разъехались, пропуская машины следственной бригады.

Во внутреннем дворе пристав оглянулся, задрал голову… остался всецело удовлетворен. Отсюда стены выглядели не менее отвесными и неприступными, чем снаружи. Замок вполне мог стать образцовым местом заключения. Силами трех-четырех патрульных жандармов место это можно было превратить в филиал Моабитской тюрьмы. «Голубка не вылетит», – взял пристав по высоте стен и тому голому сквозному пространству вокруг. Но надо было вершить формальности дела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});