Ульмигания - Вадим Храппа

И тут он увидел их. Обоих. Рыжий пес и черная старуха с топором стояли всего в пяти шагах. «Мерещится, — подумал он. — Все — как тогда». Но другой голос, голос воина, зло проговорил: «Только бы не упасть. Черт с ним, с ножом в ребрах! Только бы ноги напоследок не подвели».

Они стояли, выжидая.

Василько готов был рухнуть и завыть от жуткой боли, рвущей его торс на части, но воин холодно просчитывал: «Из-за ножа в спине я не смогу дотянуться к сапогу за кинжалом, а из-за слабости в ногах мне не управиться с мечом… Только бы ноги не подвели!»

Василько закинул руку за спину и взялся за рукоятку. Она была не скользкой. «Хоть это отрадно», — сказал воин.

Пес не выдержал и прыгнул, метя в горло. Но Василько отшатнулся, и тот вцепился ему в плечо, всей тяжестью заваливая Васильку набок. Нож не хотел выходить, но, уже падая, Васильке удалось-таки выдернуть его, и он ударил пса, понимая, что удара не получилось, — силы слишком быстро покидали его. Но пес завизжал, отскочил в сторону и завертелся на месте, пытаясь достать языком рану на плече.

Василько лежал на боку и смотрел, как, взмахнув топором, медленно идет к нему косматая черная ведьма. И опять ему казалось, что все это мерещится и сейчас подоспеют Борис и Путша, и они засунут пса в мешок и снесут князю Ванграпу. Где-то тут должен быть младенец… Он, Василько, напоит его козьим молоком и отвезет ятвягам. А! Вот и Путша! Он бьет старуху мечом поперек ее тощего живота, и та переламывается, роняя топор, беззвучно открыв безъязыкий рот и тараща глаза на Марту. При чем тут Марта?

И лес, и Марта, и сложившаяся пополам старуха — все зыбко, все плывет.

Марта… Ее лицо заслоняет от Васильки ясное утреннее небо. Прусское небо. Обычно серое и низкое, в это утро оно странно светящееся и синее.

— Где рана? — спрашивает Марта. — Где у тебя рана?

Марта… Ему вдруг приходит в голову, что он мог бы ее любить. Или любил?

«Молчи, — слабо возражает в нем воин. — Воин не должен любить».

— Пес, — говорит Василько, не слыша самого себя. — Где пес?

Марта, наверное, тоже не слышит, потому что вглядывается ему в губы. Но она поняла.

— Не знаю, — сказала она. — Убежал. Где у тебя рана?

— Жаль…

— Чего жаль? — спросила Марта и вдруг поняла, что Василько уже не может ей ответить, и это почему-то удивляет ее.

— Как же так? — бормочет она. — Как же так?!

Потом она пытается взвалить его на лошадь, но он оказывается слишком тяжелым даже для такой сильной девушки. И тогда она из его плаща и нескольких жердей сооружает волокушу, крепит ее к упряжи и, погоняя лошадь к замку, все приговаривает:

— Как же так? Ну, как же это так?

Глава 21

Сутки Василько лежал без чувств. Потом пришел в себя, но взгляд его был мутен, и заметно было, что он плохо осознает окружающее. Вскоре опять впал в беспамятство, а к вечеру у него началась горячка.

Брат Петер все это время усердно молился, не забывая, однако, поглядывать за котелками в камине, в которых булькали отвары — для примочек, для вытяжки заразы из раны, для питья. Последний они с Мартой насильно, разжимая Васильке зубы ножом, вливали ему в рот через равные промежутки времени, когда из верхней колбочки часов просыпался в нижнюю весь песок.

К утру лихорадка раскалила Васильку до того, что он стал метаться, выкрикивая слова на непонятном ни Марте, ни Петеру языке. Они привязали его к лавке, чтобы он не разбередил себе рану. Брат Петер влил ему в рот несколько капель маковой настойки и, упав на колени перед распятием, горячо помолился.

— Ну вот, — сказал он потом Марте. — Теперь вся надежда только на Бога. Доживет до утра — выкарабкается. Нет — нам останется утешать себя тем, что он умер, как рыцарь — во славу Христовой церкви, с мечом в руках.

Марта посмотрела на распятие, потом перевела взгляд в угол, где освещенное красноватым светом лампады мерцало неземное кроткое лицо матери того, кто, как ей говорили, принес себя в жертву ради спасения всех людей. Заплакала и, опустившись на колени, впервые искренне, всем существом своим, взмолилась к ней:

— Матерь божия! Мне от тебя ничего не нужно. Молю тебя ни за брата, ни за отца, ни за суженого…

Брат Петер, потоптавшись, вышел во двор хохбурга.[115]

Когда он пришел, Марта уже спала, свернувшись клубком под иконой.

Спустя неделю Василько спустил ноги с лавки и попытался встать, но тут же сел, судорожно стиснув зубы. Посидел, тяжело дыша, и потребовал меч. Марта, не зная, как себя вести, посмотрела на Петера, но тот пожал плечами.

— Меч! — резко сказал Василько, и она не посмела ему перечить — подала.

Василько вытащил его из ножен и покачал сначала в одной руке, потом в другой, будто взвешивая, и вдруг стал быстро вращать им, перекидывая из стороны в сторону. Лицо его побелело и покрылось испариной, но руки казались такими же ловкими, как всегда. И только когда он закончил упражнения и аккуратно сунул меч в ножны, Марта увидела, как дрожат его пальцы. Молча Василько выпил поданный Петером отвар, повалился на лавку и тут же уснул. А как только открыл глаза, снова потребовал меч.

С этого дня Василько упражнялся с мечом по несколько раз в день — в те минуты, когда не спал. Минуты эти становились все длиннее, и постепенно он стал вставать на ноги, а вскоре смог и выходить. Сначала во внутренний двор, а затем дальше, через мост, во двор форбурга. Как-то само собой получилось, что Марта, поначалу помогавшая Васильке в передвижениях по замку, стала исполнять роль партнера в Василькиных занятиях. Затем и сама в них втянулась. Нападая порой на него с тяжелой ясеневой дубиной вместо меча, даже забывала о том, что в спине Васильки еще не затянулась рана. Опасения, что братья Ордена поднимут ее на смех, развеялись, когда Петер сказал, что многие из сестер, да и поселенки, владеют оружием наравне с мужчинами. И она начала всерьез обучаться технике боя.

В один из дней — это было на рассвете воскресенья, когда Василько ставил Марте боковой удар мечом — к ним подошел Петер. Постоял в сторонке, глядя, как Марта машет палкой, потом неуверенно начал:

— Сегодня все порядочные христиане посвящают себя молитвам…

— Не человек для субботы, но суббота для человека, — сказал Василько, отбиваясь от Марты. — Нога!

— Что? — спросил Петер.

— Дура! — сказал Василько. — Ну, хорошо, не понимаешь словами, тогда объясню по-другому.

В очередной раз, когда Марта направила свою палку поперек живота Васильке, он отступил, одновременно помогая дубиной пройти «мечу» Марты мимо него, и, когда она провалилась вправо и одна ее нога оторвалась от земли, Василько подсек другую, и Марта неуклюже, грузно шлепнулась в пыль. Петер решил, что она сильно ударилась грудиной, потому что видел, как зашлось ее дыхание и скривилось лицо от боли. Вдобавок к этому Василько ткнул ее палкой в живот.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});