Люди на краю пустыни - Орсон Кард

Многое теперь прояснилось. Например, то, почему Маршалл не позволяет Парли уйти на покой и почему он так жестоко обращается с Тули, убеждая его в том, что он еще не готов самостоятельно принимать решения. Олли был прав. Их роли в спектакле полностью соответствуют их положению в семье. Тот, кто играет главную роль, является главой труппы, а значит, и главой семейства. Маршалл не мог отказаться от этой иерархии.

— Я понял, насколько сильно мне хочется уйти из этой семьи только тогда, когда ты, Дивер, сегодня ночью сказал мне об этом. Но тогда же я понял, что уйти недостаточно. Потому что тогда они просто найдут кого-нибудь на мое место. Возможно, тебя. А, может быть, Дасти. Неважно, кого они найдут, но шоу будет продолжаться, а я хочу его прекратить. Отобрать у отца лицензию — вот единственный способ его остановить. Впрочем, у меня есть способ и получше. Я застрелю своего дядюшку Ройала. Я возьму дробовик и снесу ему башку. Тогда мой папочка сможет уйти на покой. Это единственное обстоятельство, которое сможет заставить его сделать это. Ведь Ройал, будучи начальником всадников сопровождения, является величайшим героем Дезерета, а папочка не может ни на йоту поступиться своим самолюбием, даже если от этого зависит чья-то жизнь. Просто он точно такой же дрянной эгоист, каким всегда был Ройал.

Дивер не знал, что и сказать. На первый взгляд все это было похоже на правду, но по сути было обманом.

— Нет, он не такой, — сказал Дивер.

— Откуда тебе знать! Тебе не пришлось жить с ним. Ты понятия не имеешь, что такое быть ничем в семье, где он всегда выносит окончательный приговор, а ты никогда не оправдываешь его ожиданий и вечно в чем-то виноват.

— По крайней мере, он не бросил тебя, — сказал Дивер.

— Как жаль, что он этого не сделал!

— Ничего тебе не жаль, — сказал Дивер.

— Нет, жаль!

— Говорю тебе, Олли, — мягко сказал Дивер, — я видел, как ведет себя твой отец, и видел, как ведет себя твоя мать и могу сказать тебе, что, по сравнению с другими, они мне кажутся вполне достойными людьми.

— По сравнению с кем? — язвительно поинтересовался Олли.

— Неважно с кем.

Эти слова как бы повисли в воздухе, во всяком случае, так показалось Диверу. Ему показалось, что он видит собственные слова и слышит их так, как будто их произнес кто-то другой. Ему показалось, что сейчас он разговаривает не с Олли, а с самим собой. Олли действительно нужно было уйти. Его родители действительно ужасно с ним обращались, и Олли было ненавистно то положение, которое он занимал в семье. Было бы несправедливо заставлять его остаться. Но сам Дивер не был членом этой семьи и никогда не стал бы таковым. Он мог выполнять работу Олли и при этом не испытывать страданий нелюбимого сына. Несправедливости, которые имели место в этой семье, никогда не терзали бы его так, как они терзали Олли. А что касается радостей, то некоторые из них перепадали бы и ему. Ведь он стал бы частью труппы, которая так нуждалась в его услугах. Он помогал бы им ставить спектакли, которые могли изменить людей. Он стал бы жить среди тех, кто никогда бы его не бросил, даже если бы изменился весь окружающий мир.

Дивер понял, что он на самом деле хочет, чтобы Олли ушел, и не потому, что в этом случае он мог бы занять его место, а потому что у него появилась бы возможность обрести собственное место среди Аалей. И дело было не в том, что он мог заполучить Кэти, во всяком случае, дело было не только в этом. Он понял, что хочет заполучить их всех. Отца, мать, дедушку и бабушку, братьев и сестер. А со временем и детей. Он хотел стать частью этой гигантской паутины, нити которой уходили так далеко в прошлое, что никто не мог вспомнить, где они берут начало, и тянулись в такое отдаленное будущее, о котором никто не смел и мечтать. Олли вырос в этой паутине и хотел вырваться из нее. Но очень скоро он поймет, что никогда не сможет этого сделать. Точно так же, как Ройал, он обнаружит, что паутина крепко удерживает его, не оставляя ни в радостях, ни в печалях. Даже когда ты заставляешь их страдать, даже когда ты ранишь их в самое сердце, родня всегда остается родней. Они все равно будут заботиться о тебе, как никто другой. Ты всегда для них будешь важнее, чем кто-либо другой. Паутина все равно будет крепко тебя держать. Ройал мог иметь миллионы почитателей, но ни один из них не знал его так хорошо и не заботился о нем так трепетно, как его брат Маршалл и его невестка Скарлетт, а также его престарелые родители Парли и Донна.

Теперь Дивер знал, что надо делать. Это было ему настолько понятно, что он удивлялся, почему раньше до этого не додумался.

— Олли, пойдем в лагерь, а завтра ты весь день будешь обучать меня своей работе. А когда мы приедем в Моаб, я передам тебе свое право на подачу заявления о приеме в состав всадников сопровождения.

Олли рассмеялся:

— Я никогда в жизни не скакал на лошади.

— Может, оно и так, — сказал Дивер, — но Ройал Ааль твой дядя, и он обязан твоему отцу жизнью своей жены и детей. Может, они и попортили друг другу слишком много крови, чтобы иметь желание еще раз поговорить друг с другом, но если Ройал Ааль — мужчина, то он не захочет остаться в долгу.

— Я не хочу, чтобы меня принимали на работу только потому, что мой отец кому-то оказал услугу.

— Вот, черт, Олли, неужели ты думаешь, что кто-то возьмет тебя на работу только за красивые глаза? Ты попробуй. Посмотри сам, сможешь ли ты обойтись без фургона бродячих комедиантов. Если захочешь вернуться — пожалуйста, возвращайся. Если захочешь уехать еще куда-нибудь — езжай себе на здоровье. Я даю тебе шанс.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что и ты даешь мне шанс.

— Неужели ты думаешь, что отец позволит тебе стать частью труппы после того, как ты поможешь мне смыться?

— Я не собираюсь помогать тебе смыться. Я могу помочь тебе уйти, встать и спокойно, без скандала уйти. Труппа от этого не пострадает, так как я буду выполнять твою работу. Родственники тоже не причинят тебе вреда, потому что ты, как и прежде, останешься членом их семьи, несмотря на то, что уже выйдешь из состава труппы. Кстати, я считаю, что именно в этом беда всей вашей семьи. Вы сами не можете сказать, где кончается шоу и начинается семья.

Олли медленно встал на ноги.

— И ты сделаешь это ради меня?

— Конечно, — ответил Дивер. — Если надо, намылю тебе шею, если надо, передам право подать заявление, в общем, сделаю для тебя все, что пожелаешь. Ну, пойдем в лагерь, Олли. Завтра мы можем обсудить это с твоим отцом.

— Нет, — сказал Олли, — я хочу получить от него ответ сегодня же ночью. Прямо сейчас.

Только теперь, когда Олли встал, Дивер ясно увидел, что парень смотрит совсем не на него. Нечто находившееся за спиной у Дивера приковало взгляд Олли. Дивер обернулся. Ярдах в пятнадцати от него, в тени деревьев, стоял Маршалл Ааль. Теперь, когда Дивер увидел его, Маршалл вышел из тени. На его лицо было страшно смотреть, оно выражало и горе, и гнев, и сожаление. Глядя на Маршалла, Дивер почувствовал к нему щемящую жалость, но в то же самое время он испытал и некоторый испуг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});