Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Чувствуя себя брошенной и отягощенной грузом проблем, Лина искала возможности отвлечься. В начале августа она надеялась уехать в Крым, в поселок Гаспра, и, воспользовавшись связями мужа, отдохнуть в санатории под Ялтой. В этом бывшем дворце открыли дом отдыха для советских граждан, занимавших высокое положение, и Лина надеялась, что там ей удастся восстановить силы. Однако пришлось отложить отъезд до 8 августа, и Лине пришлось упрашивать, чтобы за ней сохранили бронь.

Находясь в Гаспре, она поддерживала постоянную связь с мужем, но редко получала известия от детей из Москвы, что было еще одной причиной для беспокойства. В санатории Лина общалась только с соседями по столу. Главным среди них был некий «металлург», который постоянно острил[386]. Другая отдыхающая, знакомая Лины из Киева, заметила, что Лина напрасно так сильно похудела. Теперь она весила всего 51,5 килограмма, но за время пребывания в санатории Лине удалось прибавить полкило благодаря простой и вкусной пище. В отличие от Кисловодска сахара здесь хватало на всех. Сергей, который был сладкоежкой, посоветовал жене взять с собой сахару из дома. Однако она никак не могла прийти в норму. Все выводило Лину из себя. Ей дали хорошую комнату с видом на прибрежные скалы, и Лина могла плавать в море, когда хватало сил. Однако погода была неважная, не по сезону ветреная и дождливая. Болтовня отдыхающих раздражала ее больше, чем комариный писк, а на танцы, устроенные в один из вечеров, пришли всего две пары, так что на другие мероприятия такого рода можно было не надеяться. Фильм «Александр Невский», который шел по всему Советскому Союзу, был показан и в санатории, но из-за низкого качества звука музыку было почти не слышно.

Лина спрашивала мужа, как идет работа в Кисловодске, и выражала искреннюю надежду, что красивая природа вдохновляет его на творчество. Она полагала, что у него нет времени на отдых; он шутливо писал, что его пригласили судить конкурс бальных танцев, устроенный в центральном корпусе санатория[387]. Эта обязанность и вечера в жаркой бане были его главными развлечениями. Знаменитые минеральные воды, одна из главных достопримечательностей Кисловодска, не лучшим образом сказались на его пищеварении, и он на горьком опыте узнал, что бактериям требуется десять дней, чтобы погибнуть. Многие, как и он, заболели после посещения Нарзанной галереи. Сергей мог бы заранее предвидеть, что жидкость, пузырящаяся в фонтанчиках в зале с мраморным полом и канделябрами, станет причиной кишечного расстройства. У нее был какой-то тухлый запах, заметил он. Тем не менее грубоватый санаторный врач заверил его, что Прокофьев «еще долго протянет»[388].

Сергей ничего не говорил о Мире, но Лина не могла не спросить: твоя поклонница, маленькая «поэтесса», опять приехала в Кисловодск с родителями?[389] Он ничего не ответил. Лина и не подозревала, насколько стремительно развивался роман.

Мира действительно приехала. Более того, получить путевку ей помогал Сергей – в первый раз он изменял жене настолько открыто. В июле Сергей отправил Мире шутливое письмо, прося ее «оставить дом и очаг» и приехать в Кисловодск на «10 дней» раньше родителей[390]. Он убедил ее заказать билет на поезд и посоветовал взять номер в «Гранд-отеле». Там все переполнено – «страшный базар», – как выразился Сергей и посоветовал Мире произвести хорошее впечатление на директрису, чтобы получить приличный номер[391]. Однако план сорвался; она приехала в Кисловодск вместе с родителями.

Мира тоже интересовалась, как Сергей проводит время. Его сентиментальный ответ сильно отличался от письма, которое получила Лина. Сергей написал Мире, что вспоминал, как они вместе проводили время, и с нетерпением ждет новой встречи, однако это не мешает ему работать целыми днями. С утра до шести вечера он не вставал из-за стола, прерываясь только на «баню, обед и примерно на сто шагов по комнате»[392]. Почти каждый день он позволял себе двухчасовой отдых, с шести до восьми вечера, во время которого играл в теннис или в шахматы с коллегами из соседнего санатория имени 10-летия Октября. Нисколько не стесняясь своего семейного статуса, Прокофьев писал, что присутствие Миры позволит ему отвлечься от праведных трудов, пусть даже она приедет вместе с родителями. «Еще ни разу не танцевал, – шутил Прокофьев. – И виновата в этом ты». Он закончил письмо в несвойственном ему романтическом стиле. «Даже небеса сегодня плакали от горя, что тебя нет рядом. Доброго пути!»[393]

Мира с таким же нетерпением ждала следующей встречи: «Каждый день приближает меня к солнечному Кисловодску. Только бы время бежало быстрее!»[394] Но при этом Мира рассуждала об их огромной разнице в возрасте. В то время как единственными трудностями в ее жизни были сессия и чтение книг на иностранных языках, он трудился над государственными заказами в непростой обстановке.

Переписка с Мирой была веселой, озорной и нежной, Лина же делилась с мужем мрачными новостями и беспокоилась, как зловещие события отразятся на их жизни. Привычка Сергея отделываться общими фразами тревожила Лину, как никогда прежде. Казалось, связь между ними становится все более непрочной. С женой Сергей избегал искренних проявлений чувств – касалось ли это ее или общих знакомых. Из Кисловодска он прислал только одно серьезное письмо, в котором перечислил события последнего времени: внезапное исчезновение Мейерхольда, убийство Райх, реабилитация композитора Левона Атовмяна после необъяснимого ареста и приговор, вынесенный одному знакомому писателю, – тот получил шесть лет тюремного заключения за то, что якобы изнасиловал 12-летнюю девочку.

Сергей также писал о Гитлере и о войне, которая пока что гремела где-то далеко, в Европе. Однако при этом он сохранял тон равнодушного обозревателя, просто перечисляющего происходящие события. Он отметил мобилизацию в Великобритании, выразив удивление, что «британский лев не уследил за собственным хвостом», упомянул о вторжении нацистов в Польшу и разрушении городов, в которых когда-то побывал[395]. Мимоходом поинтересовавшись состоянием Лины, он справился о ее матери. Ольга все еще отдыхает на даче в пригороде Парижа? Далее Сергей вернулся к собственным делам и проблемам. Какой настрой во французской столице и будет ли мобилизован его французский представитель? Работает ли еще его издатель? Что с рукописью его концерта для виолончели?

Далее Сергей просто повторял то, что прочел в «Правде», не высказывая при этом собственного мнения. Вслед за журналистами он выражал надежду, что Италия не вступит в военные действия. Кроме того, он высказывал «уверенность», что «англичане уже сидят у ворот Рима с мешками золота»[396]. Вряд ли Сергей искренне верил всем этим прогнозам – скорее всего, он просто решил дистанцироваться от проблем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});