Красный Дракон Империи - Евгений Владимирович Панов

ним и пересеклись.

Лично мне играть в ту же рулетку как-то не спортивно. Я могу совершенно спокойно остановить шарик в том месте, которое мне нужно. Вот и сейчас, собрав перед собой огромную груду фишек, сидя в окружении набежавших, как мотыльки на огонь, местных красавиц, я вёл ничего не значащий разговор с этим мусью. Говорили о погоде, удаче, видах на урожай винограда.

В какой-то момент, обменяв выигранные фишки на чек, сумма в котором была со множеством нулей, мы переместились в ресторан, взяв отдельный кабинет. Там я моментально ввёл месье Дюрана в состояние оцепенения, обхватил его голову ладонями и внедрил ему в сознание блок подчинения. Ту самую чёрную паутину. Всё, теперь он – моя марионетка. Зашедший буквально через минуту официант увидел двух мужчин, ведущих неспешную беседу и потягивающих аперитив.

Через несколько дней все счета ордена иллюминатов во Франции были опустошены, а средства с них, пройдя через десяток банков, дробясь по отдельным счетам и вновь сливаясь, оказались на счетах, указанных мне нашим консультантом в торгпредстве в Париже А. А. Игнатьевым[24]. Казна пополнилась на три миллиарда франков золотом.

С графом Игнатьевым мы довольно близко подружились. Я передал ему письмо от Сталина, в котором ему предлагалось вернуться на Родину и заняться организацией Суворовских училищ, а также приступить к руководству ими. То есть тем же, чем он и занимался в моём мире в 1943 году.

По итогам выставки наш павильон получил 350 наград, из них 125 гран-при и 112 золотых медалей. Были отмечены автомобили «Волга» и «Нива», новейший паровоз серии «ИС», трактор «Кировец», аналогов которому в этом мире вообще не было, парфюм «Юбилей» и фильм «Белое солнце пустыни», который всё же успели снять.

Вообще сил и нервов на съёмку этого фильма было потрачено немало. Сценарий я воспроизвёл в памяти буквально за несколько дней. Дело встало за подбором актёров. Я стремился сделать фильм максимально аутентичным тому, что видел сам. Людей на роль искал везде, куда заносило меня по работе. В итоге на съёмочной площадке не было ни одного актёра. Сухов в жизни был слесарем с завода, Верещагин – милиционером, Петруха – студентом-медиком.

И всё же нам удалось. Постоянные скандалы с режиссёром, операторами, осветителями привели к тому, что фильм получился едва ли не лучше оригинала. Первым его посмотреть захотел Сталин, но я категорически отказался, сказав, что фильм увидят только после того, как его одобрит один человек. Я рассказал Сталину о том, кто был прообразом честного таможенника Верещагина, о Михаиле Дмитриевиче Поспелове, который до революции являлся начальником Гермабского пограничного отряда 30-й Закаспийской пограничной бригады. Уже после 1917 года он практически в одиночку охранял границу вверенного ему участка, получил у местных контрабандистов прозвище Красный шайтан за свои рыжие усы, а с приходом советской власти стал командиром пограничного батальона, а затем – командиром полка и командиром погранбригады.

Сталин проникся и приказал мне немедленно ехать в Ташкент, где в настоящее время проживал Поспелов с семьёй, чтобы показать ему фильм и пригласить в Москву. Поспелов принял фильм очень хорошо, хотя и было заметно, что смущён. Его жена и дочери плакали навзрыд после сцены взрыва баркаса. Лишь после этого фильм увидели Сталин и остальные члены правительства.

Премьера состоялась в кинотеатре «Ударник». Зрители были в восторге, и его крутили по всем кинотеатрам страны. Фраза «Я мзду не беру, мне за державу обидно» и в этом мире стала крылатой.

Из Франции мы с Настей вернулись через месяц настоящими триумфаторами. Возвращались на дирижабле. Впечатления от полёта были незабываемые. Комфортабельные каюты, ресторан, смотровая палуба, библиотека, музыкальный салон. Недаром на борт нашего воздушного флагмана в Ле-Бурже было устроено настоящее паломничество.

В Москве на аэродроме нас встречал сам Сталин. Он расцеловал Настю, крепко пожал мне руку и вдруг, в порыве чувств, сгрёб нас в объятия и сказал одноединственное слово:

– Молодцы.

Глава 16

С аэродрома вместе со Сталиным поехали на дачу. Меня дома ждала красавица жена, а Настю – её преданный поклонник Василий.

Отдохнув неделю, вновь впрягся в работу. Наша разведка, с некоторых пор переориентированная в основном на промышленный шпионаж, смогла раздобыть в САСШ чертежи и технологические карты на двигатель Wright R-3350 Дуплекс-Циклон. В КБ экспериментального двигателестроения смогли вначале воспроизвести этот двигатель, а затем и улучшить его характеристики.

Туполев, едва узнав об этом, моментально установил его на свой бомбардировщик. Проект «Монстр» поднялся в воздух в начале августа 1937 года. Пилотировали его Чкалов и Стефановский. Самолёт, внешне напоминавший ТУ-85 из того мира, пролетел без посадки 8000 км с максимальной полезной нагрузкой 12 тонн. Потолок – 12 500 метров, максимальная скорость – 735 км/ч, крейсерская – 580 км/ч. С учётом возможности дозаправки в воздухе мы свободно дотягивались до территории САСШ хоть с запада, хоть с востока.

Не дожидаясь окончания лётных испытаний постановлением СНК было начато производство таких самолётов. Стоимость их была просто заоблачной, но, спасибо иллюминатам и якутским алмазам, недостатка в средствах и оборудовании мы не испытывали. Заказы на изготовление отдельных деталей были разбросаны по множеству предприятий, а окончательную сборку производили в Новосибирске в условиях максимальной секретности. Можно сказать, что на этот самолёт работала вся страна.

Через месяц после первого полёта «Монстра», получившего здесь название ТУ-36 «Медведь», в мой кабинет в комитете ввалился усталый, но довольный Берия.

– Получилось! – произнёс он и буквально рухнул в кресло.

Секретарь тут же принесла горячий чай с бутербродами.

Берия только что вернулся из Северного Казахстана, где проходили испытания сверхмощной ОДАБ (объёмно-детонирующая авиабомба). Десятитонная бомба превратила в груду щебня многоуровневый каменно-бетонный дот. Теперь у нас есть страшное оружие, способное стереть с лица земли любого противника. К сожалению, стоимость одной такой бомбы была вполне сопоставима со стоимостью её носителя. А значит, массовым это оружие, увы, не станет. На заседании Совнаркома было принято решение об изготовлении партии таких сверхмощных авиабомб в количестве 100 штук и тысячи штук калибром 500 кг. Разрешение на их применение мог отдать только Сталин лично.

Не успели мы как следует порадоваться этому успеху как из Харькова позвонил Архип Люлька и попросил срочно приехать. Пришлось собираться и лететь. К этому времени мы смогли закупить в Америке четыре самолёта «Дуглас» DC-3 для изучения. На два из них я успел наложить лапу и отжать для нашего комитета. Они стали нашими разъездными рабочими лошадками. Оба самолёта были дооборудованы мощными радиостанциями, также мы переоборудовали салоны, сделав, по сути, летающие офисы.