Фея Альп - Элизабет Вернер

Казалось, будто все дело спасения зависело единственно от присутствия, от слова Эльмгорста: там, где был он, где он сам распоряжался и ободрял рабочих, борьба со стихиями шла успешно, потому что каждый шел навстречу самой явной опасности. Рабочие черпали мужество и энергию в спокойствии своего предводителя, в его непоколебимом хладнокровии и верили, что он должен остаться победителем.

И, наконец, страшные усилия увенчались успехом: самый опасный из потоков, непрерывно подмывавший дамбу, был укрощен. Эльмгорст воспользовался глубокой выемкой в скале, чтобы дать другое направление грозному потоку, и тот пошел по указанному ему руслу. Масса воды и валунов устремилась в Волькенштейнское ущелье и со страшным грохотом, но уже не принося вреда, ринулась в бездну. Ближайшая опасность была устранена. Казалось, и непогода начала стихать, дождь перестал, ветер несколько улегся, и небо над Волькенштейном стало проясняться.

Работа на несколько минут приостановилась. Нордгейм и Вальтенберг отправились на мост, где собралась часть рабочих, чтобы посмотреть, как низвергается в ущелье укрощенный поток. Все с облегчением перевели дух, и у всех пробудилась надежда.

Только Эльмгорст стоял в стороне, отдельно от других. Он не слышал радостных восклицаний рабочих, а, перегнувшись вперед, прислушивался к каким-то звукам, доносившимся сверху и походившим на отдаленный шум моря. Он не сводил взора с вершины Волькенштейна, и вдруг лицо его стало бледным, как у мертвеца.

– Бегите с моста! – во всю силу легких крикнул он испуганной толпе. – Бегите! Спасайтесь! Ваша жизнь в опасности!

Последние слова поглотил глухой нарастающий гул, через несколько секунд превратившийся в громовой раскат. Но предостерегающий крик все-таки был услышан, рабочие обратились в бегство, они тоже почувствовали, что близится что-то ужасное, и в диком смятении устремились к обоим концам моста.

Нордгейм с Вальтенбергом были увлечены общим потоком, первый достиг уже твердой почвы, но Эрнст споткнулся на мосту и упал, мимо него и через него мчались люди, охваченные страхом смерти, и, оглушенный падением, он с минуту лежал, не в состоянии подняться. А между тем была дорога каждая секунда.

Вдруг Вальтенберг почувствовал, что его поднимает чья-то сильная рука; его оттащили на некоторое расстояние и там выпустили. Шатаясь, он ухватился за ствол дерева, которое увидел перед собой, и благодаря этому удержался на ногах.

В тот же момент в воздухе пронеслось что-то с ревом и грохотом, точно ураган, и все, что находилось на его пути, было опрокинуто и снесено. Это был вестник бури, который предшествовал фее Альп и прокладывал ей дорогу, а за ним спустилась и она сама со своего облачного трона. Все вершины, все ущелья загудели тысячеголосым громовым эхо, как будто весь горный мир рушился; скалы дрожали, земля колебалась, когда мимо проносилось страшное нечто, белое и призрачное. Это длилось несколько минут, а затем наступила мертвая тишина.

Лавина, скатившаяся с вершины горы, проложила себе путь прямо в ущелье, уничтожив все на своем пути. Могучий заповедный лес, оставленный для охраны моста, исчез, и склон, на котором он стоял, представлял собой голое, мертвое пространство, усеянное обломками. Река была запружена, ущелье до половины заполнено массой измельченного льда, из которого торчали обломки валунов и древесные стволы, а там, где смелой дугой соединял скалы Волькенштейнский мост, зияла пустота. Два исполинских боковых устоя остались на месте, другие обрушились совсем или отчасти, и на них еще висели железные брусья, согнутые и искореженные, как тонкие тростинки; все остальное лежало в бездне. Неукротимая фея Альп отомстила за себя: гордое произведение человеческих рук превратилось в груду обломков у ее ног.

Глава 24

Страшная катастрофа вызвала невообразимое смятение. В первые минуты никто не мог понять, что, собственно, произошло, когда же это наконец стало ясно, все бросились помогать пострадавшим. Если бы не предостерегающий крик главного инженера, дело кончилось бы гораздо хуже; в момент катастрофы на мосту уже никого не было, но многие, опрокинутые страшным давлением воздуха, лежали на земле оглушенные, другие пострадали от летевших камней и осколков льда; однако убитых, по-видимому, не было. Все уцелевшие поспешили на помощь остальным. Сначала поднялась суматоха, растерянная беготня и крики, никто не знал, с чего начать, пока более рассудительным не удалось организовать остальных.

Зато в толпе, образовавшейся в стороне вокруг одного тяжелораненого и все растущей, царила тишина. Инженеры, рабочие – все теснились рядом, лица выражали растерянность, и от одного к другому перебегал шепот, точно огонь по зажигательной нити:

– Сам Нордгейм? Бога ради, скорее доктора!

Действительно, это был Нордгейм, он лежал на земле в крови, без сознания, почти без признаков жизни. Казалось, он успел уже достичь безопасного места, как вдруг его ударило железным обломком от решетки моста и сбило с ног. Эрна и Вальтенберг хлопотали около него, им со всех сторон предлагали помощь; наконец круг расступился, чтобы пропустить главного инженера с доктором Рейнсфельдом.

Бенно был бледен, но совершенно спокоен, когда опустился на колени, чтобы осмотреть рану. Боль от прикосновения заставила Нордгейма прийти в себя; он со стоном открыл глаза, и его взгляд остановился на лице склонившегося над ним человека. Может быть, Нордгейм не узнал его, и ему представилось, что перед ним его бывший друг, на которого походил доктор; лицо его исказилось от ужаса, и он судорожно приподнялся, пытаясь оттолкнуть руку, оказывающую ему помощь. Но это не удалось Нордгейму: снова мучительно застонав, он опустился на землю, и изо рта его хлынула кровь.

Окружающие увидели в жесте раненого выражение физической боли, один Бенно угадал истину; он наклонился еще ниже и, осторожно положив руку под голову раненого, чтобы приподнять ее, тихо проговорил:

– Не отказывайтесь от моей помощи, я предлагаю ее охотно, от всего сердца.

Нордгейм не мог ответить – сделанное им резкое движение истощило его силы, и он опять потерял сознание. Врач со всей осторожностью исследовал рану на его груди, наложил повязку и обернулся к Вальтенбергу и Эльмгорсту.

– Нет надежды? – спросил последний вполголоса.

– Никакой, тут всякая помощь бесполезна, – ответил Бенно. – Попробуем отнести его домой. Если сделать это очень осторожно, он, пожалуй, вынесет дорогу. Я попросил бы вас, – обратился он к Эрне, – ехать вперед и подготовить дочь, чтобы происшествие не слишком потрясло ее. Но не скрывайте от нее, что отца принесут домой умирающим, потому что он не переживет ночи.