Стёртые буквы - Елена Первушина

— Вот здорово! — отозвалась Ксанта. — Вот уж не чаяла, что со мной такое приключится.

Она лежала на спине, на восхитительно твердых досках, отрешенно рассматривала своего спасителя, и ей было хорошо и спокойно. Отсюда, с этой точки зрения, он был чудо как красив — рослый, плечистый, с густыми темными волосами. А это что? Как будто половину челки ему снегом запорошило. Где-то она прежде такое видела. А, неважно. Все равно красиво. Однако едва задумавшись о красивых мужчинах в ее жизни, она тут же вспомнила о Дреки. Дреки и Ингольда! Небось заждались ее! Не знают, что и думать! А ну как Дреки примется ее искать, да и вляпается в какую-нибудь историю?

— Мне надо в город, срочно, — сказала она и попыталась сесть. — Меня сын ждет. Помоги мне добраться, пожалуйста, я заплачу.

— Вот дура! — мужчина обреченно вздохнул, поднял Ксанту с причала и понес.

5

Прошло не больше полу суток с тех пор, как Ксанта стояла на табурете посреди кухни Виэни, и полагала, что знает все про свою Жизнь, прошлую и грядущую. За это время она успела побывать во многих местах. А теперь вот нежданно-негаданно оказалась на необыкновенном корабле, и получила в полное свое распоряжение огромное меховое одеяло, огромную чашу с горячим вином, сухие штаны (одну штанину пришлось распороть) и рубашку. Рубашка висела на ней мешком, штаны были тесноваты, но в общем и целом ей было грех жаловаться. Добрый человек с причала (она до сих пор не знала его имени) облагодетельствовал ее легко, не задумываясь, кажется, не рисуясь даже перед самим собой. Просто сделал все, что считал нужным, а когда Ксанта попросила дощечку и кусок ткани, чтобы перевязать ногу, он без долгих разговоров оторвал дощечку от висевшей на стене каюты маленькой полочки, а потом достал из сундука и разорвал на полосы еще одну свою рубаху.

Крохотную каюту под кормовой палубой судна освещали лишь тлеющие угли в жаровне, а потому Ксанта все еще не могла толком рассмотреть своего благодетеля. На глазок она дала ему лет сорок или чуть больше того и наделила изрядным достатком — пока он нес ее на руках по причалу, Ксанта успела разобрать, что на плечах у него короткий плащ из шкурок водяной крысы, сколотый пряжкой с мелкими рубинами, а под плащом рубашка — из бледно-зеленой парчи с серебряным шитьем по воротнику и рукавам. Человек в такой одежде вполне мог оказаться хозяином всего корабля.

Несмотря на то, что нога целеустремленно ныла, а озноб все еще не отпускал, Ксанта была довольна. Давненько с ней не случалось ничего необычного. Конечно, едва ли эта встреча будет иметь романтические последствия, но она хороша и сама по себе, без всяких последствий. Пожалуй, вполне вероятно, что это Гесихия решила вознаградить свою верную жрицу за службу таким вот экстравагантным способом.

— Так чего ради ты потащилась на лед?

Видя, что Ксанта уже переоделась и покончила с перевязкой, мужчина решил нарушить молчание.

— На меня напали на улице э-э… грабители… — и Ксанта коротко пересказала свои сегодняшние приключения.

— Все ясно, — кивнул ее спаситель. — Говорила мне жена — не езди на юг, там люди злые!

Он нагнулся, поднял что-то с пола — Ксанта вытянула шею и разглядела — это был ее костяной гребешок с узором из пляшущих черепашек — подарок Дреки.

— Ой, спасибо, я наверное выронила. Давай, как раз волосы подбе-РУ> — проговорила она и протянула руку.

Не говоря ни слова, мужчина засветил фитилек масляной лампы, повернулся, подошел на шаг ближе, опустился на корточки и поднес лампадку к самому лицу женщины.

— Госпожа Ксанта! — сказал он тихо. — Это как же получается? Это же вы! Я же за вами приехал!

Ксанта прищурилась, вглядываясь в его лицо, и все же не могла узнать. Слишком здесь было темно, а пляшущий огонек лампы только мешал, да и короткая ухоженная бородка и усы на лице мужчины здорово сбивали с толку. Нет, таким она его точно никогда не видела. А каким видела? Не вспомнить. Но раз он ее признал, получается, они прежде виделись. Но где, когда, почему? Ксанта не знала, что сказать.

Мужчина тоже молчал и тоже не верил своим глазам. Почему-то ему воображалось, что годы идут только для него, а здесь, на родине все так и застыло в неподвижности в ожидании его возвращения. Почему-то он рассчитывал увидеть ту самую, некрасивую, но молодую и полную сил женщину, с которой познакомился двадцать лет назад. А теперь он видел перед собой дряхлую старуху. Ошибка понятная, и даже отчасти простительная, но потрясение было слишком велико. Он словно сам в этот миг состарился на все прошедшие двадцать лет и впервые подумал о том, каким увидят его старые знакомые, если конечно увидят. Возможно, лучше и не объявляться, так всем будет спокойнее. В двух женщинах — прошлой и нынешней не было почти ничего общего, и все же кое-что осталось неизменным. Глаза. Точнее взгляд. Глаза-то как раз изменились — потускнели, спрятались под набрякшими веками, почти утонули в сетке морщин, а сейчас были затуманены болью и усталостью. А вот взгляд остался прежним — совершено неженским. Такого он больше не видел никогда и ни у кого — спокойный без равнодушия, любопытный без азарта, внимательный без кокетства, открытый без вызова. И еще это странное ощущение, что тебя видят. Не ищут тебе применение, не размышляют, что с тебя можно взять, не выискивают слабые места в твоей обороне — просто видят. Кстати, тогда, двадцать лет назад, он сам толком не разглядел Ксанту. Тогда в его голове и без того был полный кавардак, а в сердце царили три женщины: мачеха, бывшая возлюбленная, новая возлюбленная — так что для безобразной жрицы и ее медлительной богини просто не оставалось места. И тем не менее взгляд ему запомнился и двадцать лет спустя привел сюда, в гавань Венетты, практически на порог родного дома, куда он поклялся никогда не возвращаться.

— Я ведь только что вернулся из Кларетты, я вас уже целую вечность ищу, — пробормотал он.

И тут лицо Ксанты просияло — она наконец узнала своего собеседника. «Запорошенная снегом» прядь волос осталась такой и в теплой комнате. На самом деле она просто была седой. А такую пежину, увидев раз, трудно забыть. Только теперь прядь была не одинока: виски и усы тоже тронула седина — самые кончики волос, как у породистого пса.

— Керви, парень, вот здорово! — воскликнула старая жрица. — Ну до чего же ты возмужал! Расскажи, как ты, что поделываешь?

Однако поговорить им в тот р, дз толком не удалось. Керви был слишком смущен и ошарашен происшедшим, чтобы пускаться в долгие разговоры, а Ксанту от тепла, вина и усталости отчаянно клонило ко сну. Да и за стеной каюты зашумели — на корабль возвращалась всласть погулявшая в городе команда. Так что жрица просто растолковала Керви, как найти ее Храм, а потом с наслаждением отпустила наконец поводья своего рассудка, полагаясь целиком и полностью на чужую добрую волю. И позже, когда Керви нес ее по просыпающимся улочкам города (после вчерашнего праздника люди не спешили вылезать из домов), Ксанта тихонько улыбалась сквозь сон, предвкушая изумление Инголь-ды и Дреки. Но самое удивительное было то, что и Керви, несмотря на все одолевавшие его заботы, тоже улыбался. Почему-то его не покидало странное ощущение, что теперь наконец все в порядке, дело в надежных руках, и дальше все тоже пойдет как надо. Хотя, строго говоря, никаких серьезных причин для такой уверенности не было.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});