Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн

— Вон он, вон! — указывал Рошель.

— Стреляйте! — приказал офицер.

Загремели выстрелы, и беглец упал между кустами.

— Попался! — торжествующе завопил Рошель, вместе с солдатами и офицером подбегая к распростертому на земле Марселю.

— Взять его! — приказал офицер. — Он не убит, а, видимо, только ранен.

Надзиратель поднял мундир и пистолет, валявшиеся рядом с беглецом.

— Я не ошибся, это он! — вскричал Рошель. — Это каторжник номер пятьдесят семь из штрафной камеры!

Офицер удивленно качал головой.

— Где же он мог взять эти вещи? — недоумевал он.

— На допросе он все расскажет… — потирал руки Рошель.

Солдаты приподняли каторжника.

— Ранено плечо и задета голова, он истекает кровью, — заметил офицер, осматривая раненого. — Молодцы! Хорошо стреляли! Несите его в лазарет, надо как можно скорее перевязать раны!

— Не говорил ли я, что он попытается бежать! — не унимался в своем ликовании Рошель.

— Теперь у него пропадет охота бегать, — отозвался офицер и пошел за солдатами в лазарет, чтобы передать раненого врачу.

Рошель, гордясь собой, понес мундир и пистолет в комендантский дом.

Комендант только собрался отправиться на покой, когда надсмотрщик доложил ему о попытке каторжника бежать.

Генерал Миренон в сопровождении нескольких солдат, капрала и надсмотрщика тотчас отправился на место происшествия. К этому времени было обнаружено, что запор решетчатых ворот подпилен, и стало ясно, что беглец воспользовался посторонней помощью.

По распоряжению коменданта к воротам были поставлены часовые. Сам же комендант пошел в палату к раненому каторжнику.

Лазаретный хирург только что вынул пулю из плеча Марселя, который был без сознания. Допрос пришлось отложить до утра.

XI. МЕРТВЫЙ КАТОРЖНИК

Раны, полученные Марселем при неудавшейся попытке к бегству, были тяжелы, но не опасны для жизни. Утром лазаретный врач доложил коменданту, что каторжнику придется пробыть в лазарете несколько недель. После хирургической операции Марсель пришел в сознание. И поскольку он не метался, не жаловался на страдания, у врачей создалось впечатление, что он перенесет болезнь легко и скоро поправится.

Марсель лежал в палате, где, кроме него, находился еще один больной каторжник, похожий на Марселя лицом. Этот молодой человек, номер восемьдесят третий, по словам врачей, был обречен. У него была какая‑то неизлечимая болезнь, и он находился в полном беспамятстве.

Утром в палату явился дежурный офицер в сопровождении писаря и принялся допрашивать Марселя.

— У вас были помощники, номер пятьдесят семь, — сказал офицер. — Назвав имена сообщников, вы смягчите предстоящее вам наказание.

Марсель отрицательно покачал головой.

— Нет, господин поручик, этого я не сделаю. Вы сами стали бы меня презирать, вы сами в душе назвали бы меня подлецом, если бы я выдал имена этих самоотверженных людей. Я не назову их даже под пыткой. Я готов понести наказание и не дрожу перед ним.

— Вам не миновать пытки, каторжник, — предупредил офицер. — Вы должны будете дать откровенные показания.

— Признаться во всем, что касается меня лично, я готов, господин поручик. Но назвать имена друзей… К этому меня не может принудить никто в мире. Измене я предпочитаю смерть.

— Вы должны сознаться, каторжник, как вы вышли из лазарета.

— Мне открыли дверь, и я вышел на чистый воздух. Креол Диего перед смертью сказал мне, что спрятал офицерский мундир и пистолет под каменной скамейкой. Когда я вышел из лазарета, то поспешил к указанному месту, чтобы достать необходимые мне вещи. Я их там и нашел.

— Вы вполне откровенно ответили на часть моих вопросов. Теперь вам остается сказать, кто перепилил запор решетчатых ворот…

— Этого я не могу сказать, господин поручик.

— Вы подвергаете себя большим опасностям, каторжник…

— Я перенесу наказание без ропота, — ответил Марсель.

Офицер спросил у раненого имя и при этом обнаружил, что в список вкралась ошибка. Около имени Марселя Сорбона стоял черный крест, тогда как каторжник был жив. Этот крест следовало поставить около имени каторжника Марселя Парона, убитого в пути на каторгу за неповиновение капралу Тургонелю.

Офицер доложил о результатах допроса коменданту, который на следующий день сам отправился к раненому каторжнику.

Генерал Миренон не раз замечал, что каторжник номер пятьдесят семь в нравственном отношении стоит выше многих других каторжников.

— Около вашего имени в списках не сказано, в чем вы провинились, каторжник, — начал свой разговор с Марселем комендант Миренон. — Однако там стоит примечание, что вы осуждены на пожизненную каторгу на галерах.

— Я здесь без всякой вины, господин комендант, — со вздохом ответил Марсель.

— Марсель Сорбон, будьте откровенны, расскажите мне, что привело вас сюда и кто хотел облегчить вам бегство отсюда, — спросил генерал Миренон.

— Не сердитесь, господин комендант, но на вторую часть вашего вопроса я отвечать не буду. Что же касается вины… Моя вина состоит в том, что я незаконнорожденный, мешающий своему высокопоставленному дяде…

— Чей же вы сын, Марсель Сорбон?

— Я знал только свою мать, господин комендант. Эта благородная женщина была родной сестрой герцога Бофора.

— Так вы племянник всемогущего герцога? И он не мог вас защитить, спасти от каторги?

— Я жертва герцога Анатоля Бофора, господин комендант. Герцог ненавидит меня! И потому незаконнорожденный должен погибнуть, исчезнуть с лица земли… Или хотя бы пожизненно пойти на галеры.

— Но это ужасно! — вырвалось у коменданта. — Правду ли вы говорите, несчастный?

— Призываю Божью Матерь в свидетельницы! — ответил Марсель. — Моя единственная вина в том, что я жив, что меня родила Серафи де Бофор, что я хотел открыть королю злодейские намерения герцога. В приемной короля меня арестовали люди герцога, посадили в военную тюрьму, а потом отправили с партией каторжников сюда. И моя попытка бежать имела целью свободу, воспользовавшись которой, я бы отомстил за себя этому ненавистному мне человеку.

— Я весьма сожалею, Марсель Сорбон! Ваш безрассудный шаг обернется для вас самыми печальными последствиями… — сказал генерал Миренон. — По закону вас постигнет тяжелая кара, как только вы выздоровеете. У вас за пределами тюрьмы есть друзья, которые хотели бы освободить вас, но они вам только вредят. Назовите мне их, Марсель Сорбон!

— Требуйте от меня, чего хотите, господин комендант, но только не этого! Я уверен, что вы сами назвали бы меня негодяем, если бы я выдал своих друзей.