Завоевание Константинополя - Жоффруа Виллардуэн

Оппозиция, проявившаяся в войске по отношению к предложению царевича Алексея и короля Филиппа Гогенштауфена, выразилась, по Виллардуэну, в речах, произнесенных на заседании совета в Задаре, вероятно, в начале января 1203 г. (§ 94—99); в серии «измен», т. е. дезертирств из войска (§ 100—102, 106, 109); в своеобразном «заговоре» части сеньоров и рыцарей на о. Корфу. По рассказу автора хроники «Константинопольское опустошение», когда Бонифаций Монферратский и бароны приняли предложения, внесенные 1 января 1203 г. германским послом, тотчас, узнав об этом, собрался «народ», который заявил, что не пойдет в Грецию. Аббат де Во, Симон де Монфор, Ангерран де Бов, а с ними и многие другие рыцари отправились в Венгрию. В этой хронике, однако, нет ни слова об осложнениях, возникших на о. Корфу.

Напротив, Гюг де Сен-Поль в своем письме к Анри Лувенскому, а также Робер де Клари, опуская какие-либо упоминания о заседании совета в Задаре, повествуют лишь о событиях, разыгравшихся позднее на Корфу. Первый сообщает, что «толпа пилигримов» была враждебна замыслу, в соответствии с которым поход менял направление: почти все хотели отправиться прямо в Акру. Прочие же (а их было свыше двадцати человек) доказывали, что не сумеют ее достичь из-за отсутствия продовольствия, денег для оплаты, из-за отсутствия осадных дел мастеров, умевших обращаться с осадными орудиями. Тогда противники антигреческого проекта потребовали гарантии, что крестоносцы не задержатся в Константинополе долее одного месяца. Им было разъяснено, что официальное обещание такого рода, если выступить с ним открыто, лишь побудит греков к сопротивлению, после чего участники оппозиции получили требуемые гарантии тайным образом.

Робер де Клари (гл. XXXIII) отмечает, что противники отклонения похода от цели обеспокоились о другом: останется очень мало времени, в течение которого еще можно будет пользоваться венецианским флотом; та же мысль сквозит в хронике Анонима Гальберштадтского, где понимание данного обстоятельства приписано Филиппу Швабскому. Сторонники константинопольской авантюры, однако, ответили «оппозиции», что целесообразно ввиду нехватки продовольствия и именно для того, чтобы добыть его, отправиться в Грецию («тогда мы сможем успешно действовать...»). Из этих далеко не во всем совпадающих между собой известий явствует, что лишь с большим трудом крестоносцы приняли в конце концов соглашение, предложенное константинопольским наследником и теми, кто за ним стоял. Напротив, Аноним Гальберштадтский утверждает, что соглашение было принято «единодушно», а Гунтер Пэрисский, во всяком случае, старается преуменьшить размеры «оппозиции» («немногие отъехали») — тенденция, видимо, объясняемая нежеланием обоих хронистов умалить престиж Филиппа Швабского. В действительности соглашение было подписано лишь несколькими баронами, не посчитавшимися с «оппозицией».

221. По Анониму Гальберштадтскому, папа прикомандировал к войску четырех цистерцианских аббатов.

222. Симон, цистерцианский аббат в Лоосе во Фландрии, в одном лье к юго-западу от Лилля. Занимал должность аббата в 1187—1203 гг. Был в числе тех цистерцианцев, которые в противовес Гюи Во де Сернэй и его сторонникам рьяно ратовали в Задаре за поход на Константинополь. Он принял в 1203 г. участие в первом приступе византийской столицы; умер осенью 1203 г. Виллардуэн всегда отзывается о нем в хвалебных выражениях (§ 95—97, 206). Кстати, такова же в данном случае и оценка, даваемая Робером де Клари (гл. XXIII), согласно сообщению которого, впрочем, этот церковнослужитель якобы проповедовал среди крестоносцев в апреле 1204 г., что неверно: видимо, пикардиец перепутал аббата де Лоос с аббатом де Лочедио.

223. Поскольку в этом случае весь поход расстроился бы (см. § 115). Интересно, что Виллардуэн в сущности ничего не говорит о мотивах, которые побудили Бонифация Монферратского и других предводителей крестоносцев принять предложения послов царевича Алексея и его немецкого «покровителя» (Филиппа Гогенштауфена), не раскрывает глубинной подоплеки этих мотивов, ограничиваясь тем, что рассказано в § 96 и 97. Многие другие современные походу авторы (Робер де Клари в гл. XVI и XVII, Аноним Гальберштадтский и др.) тоже констатируют лишь серьезную озабоченность, царившую тогда в войске из-за нехватки съестного. И, судя по рассказу, содержащемуся в письме Гюга де Сен-Поля к герцогу Анри Лувенскому, как раз это обстоятельство предопределило позицию предводителей войска. Позднее, в июле 1205 г., сам Бонифаций Монферратский, чтобы «оправдаться» перед Иннокентием III, в свою очередь, подчеркнет данный фактор в своем письме к папе. Однако из различных источников (папская переписка, хроники и др.) известно, что еще в конце 1201 — начале 1202 г. в Германии и в Риме велись дипломатические переговоры (их осуществляли послы, отправившиеся туда, включая самого Бонифация Монферратского), и уже тогда, во время этих переговоров, обсуждался вопрос о том, чтобы, по словам анонимного папского биографа, «вернуть в Константинополь с помощью христианского войска и водворить на престоле Римской империи» сына Исаака II Ангела — Алексея. Иными словами, события, передаваемые Виллардуэном, не были для тех, кто находился в «курсе дел», чем-то неожиданным, вызванным преходящими, попутными причинами и соображениями.

224. Примечательная деталь: подписание соглашения происходило в резиденции Энрико Дандоло — факт, ясно указывающий не только на его особую заинтересованность в заключении такого соглашения, но и на то, что бароны, сторонники поворота похода к Константинополю, молчаливо признали главенствующую роль венецианского дожа.

225. То есть послы царевича Алексея и Филиппа Гогенштауфена.

226. По Роберу де Клари, соглашение одобрили также епископы, находившиеся с крестоносной ратью (гл. XXXIX).

227. Речь идет не только о крестоносцах из Иль де Франса, но и из большей части Франции, занявших тогда позицию, враждебную проектам и предложениям, внесенным царевичем Алексеем и Филиппом Швабским через их послов.

228. Несомненно, что как раз к этому эпизоду относятся события, о которых сообщает в своем письме к герцогу Анри Лувенскому Гюг де Сен-Поль, смешивая случившееся в Задаре с происшедшим позже на о. Корфу и с полным основанием утверждая, что лишь немногие крестоносцы благоприятно отнеслись к проекту. В одной из рукописей хроники Виллардуэна сторонниками соглашения, «узаконившего» поход в Грецию, названы 16 баронов: Бонифаций Монферратский, Луи Блуаский, Матье де Монморанси, Жоффруа де Виллардуэн, Конон Бетюнский, Милон ле Бребан, Жан де Фуанон, Жан Фриэзский, Пьер де Брасье, Ансо де Кайо, Ренье Тритский, Макэр де Сент-Менеу, Милон Лилльский, а также епископы Гальберштадтский и Труаский и Жан де Фасет. В этом перечне отсутствуют граф Бодуэн Фландрский и граф Гюг де Сен-Поль. Естественно, возникает недоуменный вопрос: каким же образом соглашение мог подписать Конон Бетюнский, коль скоро этого не сделал Бодуэн Фландрский? Что касается упоминания в этом перечне трех князей церкви, то оно, вероятно, вполне оправдано: примечательно, что и Робер де Клари, как уже было сказано выше, говорит об одобрении епископами в войске антиконстантинопольского замысла (гл. XXXIX): «Епископы сказали, что это не только не явится грехом, но скорее благочестивым деянием»).

229. Постоянно акцентируя мысль о том, будто противники венецианских авантюр стремились лишь к разложению войска, Виллардуэн, безусловно, проявляет необъективность в подходе к оценке действительного положения вещей. Подлинная суть состояла в ином: часть крестоносцев, притом значительная, ясно дала понять, что не намерена превращаться в слепое орудие корыстолюбивой политики венецианской олигархии.

230. По рассказу автора хроники «Константинопольское опустошение», меньшой люд испытывал большие лишения и, страдая от голода, проявлял недовольство, тем более что знать присвоила себе почти всю добычу, взятую в Задаре. Он сообщает далее, что тысяче человек, настоятельно потребовавших у баронов корабли, позволено было уехать: эта тысяча ратников погрузилась на предоставленные им суда и достигла Анкони. Кроме того, дезертировало свыше тысячи других «воинов креста», но два юиссье из тех, которые их перевозили, затонули.

231. Вернер фон Боланден, но, возможно, также Генрих фон Бургланд.

232. По данным хроники «Константинопольское опустошение», 30 марта 1203 г.

233. Видам — феодальный титул, означавший светского сеньора, который представлял высокопоставленного церковного магната в «мирских» делах, являлся главой его административного персонала и предводительствовал соответствующими вооруженными силами.

Здесь имеется в виду Гийом де Феррьер, видам Шартрский, известный в качестве автора кансон. Еще в 1190 г., во время осады Акры, как показала западногерманская исследовательница М. Л. Бульст-Тиле, он был принят в местное братство ордена тамплиеров. Э. Фараль ошибочно считал, что этот сеньор стал впоследствии великим магистром ордена и погиб под Дамиеттой в 1219 г. Французский историк в данном случае перепутал, очевидно, двух сеньоров: упоминаемого Виллардуэном видама Шартрского, участника Третьего и Четвертого крестовых походов — Гийома де Феррьера и его тезку Гийома Шартрского из рода Вер, избранного в 1210 г. великим магистром тамплиеров, а до того являвшегося начальником крепости крестоносцев в Святой земле — Шатель Блан. Последний и в самом деле был тяжело ранен в бою за Дамиетту в августе 1219 г., после чего ему пришлось сложить с себя должность великого магистра. Что касается рыцаря-поэта Гийома де Феррьера, то он отправился в Четвертый крестовый поход в мае 1202 г., продав церкви Бельомера свои права на долю причитавшейся ей десятины и совершив тогда же «дарственный» акт в пользу шартрской церкви Пресвятой девы. После захвата крестоносцами Задара вместе с Рено де Монмирай уехал в Сирию. Позднее, когда Бодуэн Фландрский был коронован императором латинской империи, Гийом де Феррьер прибыл в Константинополь и, видимо, в том же 1204 г. умер.