История Франции т. 2 - Альберт Манфред(Отв.редактор)

Для подавления восстания Кавеньяк в самых широких размерах использовал артиллерию, которая беспощадно сметала баррикады, дома и целые кварталы, служившие узлами сопротивления повстанцев. Сент-Антуанское предместье, превращенное повстанцами в сплошную крепость, обстреливалось из тяжелых орудий.

Вслед за артиллерией главную роль в наступлении правительственных сил играли головорезы мобильной гвардии, действия которых отличались пьяной лихостью и особо жестокой расправой с повстанцами. Для оправдания своих зверских жестокостей правительство обливало грязью дикой клеветы восставших рабочих. «Они хотят анархии, пожаров, грабежей», — гласило правительственное обращение к населению. В особенности широко использовались с этой целью два эпизода баррикадных боев 25 июня. Одним из них было убийство парижского архиепископа Аффра, который в районе площади Бастилии выступил перед повстанцами, призывая к прекращению гражданской войны, и был убит выстрелом в спину, последовавшим из дома, занятого солдатами и мобилями. Другим случаем было убийство в районе предместья Жантильи генерала Брюа, который вступил с повстанцами в переговоры, добиваясь их капитуляции, и был ими убит в момент замешательства, вызванного слухами о появлении отрядов мобилей, когда часть повстанцев была до крайности взбудоражена вестью о расстрелах правительственными войсками пленных баррикадных бойцов.

Поучительно, что против восставших рабочих буржуазия уже в 1848 г. применила в широком масштабе такое излюбленное оружие клеветнической пропаганды, как приписывание подъема революционного движения подрывной деятельности «иностранной агентуры». Лидеры буржуазных республиканцев наперебой с орлеанистами и легитимистами объясняли восстание парижского пролетариата подстрекательством политических эмигрантов-иностранцев, злонамеренными происками иностранных держав, «англо-русским заговором», «австро-иезуитской интригой» и т. д. и т. п. Эти лживые утверждения повторил с трибуны Учредительного собрания Флокон, им отдал дань даже Прудон, в начале восстания поверивший версии о том, что оно вызвано происками претендентов на французский трон. С голоса солидной столичной буржуазной прессы такие лживые измышления подхватывались провинциальной печатью, которая доводила их до самых широких слоев обывателей. Собрав в один пахучий букет подобные россказни парижской прессы о причинах рабочего восстания, местная газета Байонны, например, писала, что расходы по «англо-русскому заговору», вызвавшему июньское восстание, «покрываются золотыми рудниками Урала. Демидов раздает в Лондоне и Париже полными пригоршнями золотые империалы с русским двуглавым орлом»[428].

К вечеру 26 июня, после разгрома Сент-Антуанского предместья и последних очагов сопротивления в окрестностях Парижа, рабочее восстание было окончательно подавлено. Торжество буржуазии сопровождалось свирепым террором против всего рабочего населения столицы. В пролетарских кварталах и предместьях продолжались расстрелы раненых и пленных рабочих. Над ними творили расправу также в тюрьмах и крепостных фортах — охрана из национальных гвардейцев расстреливала их через отдушины, двери и окна казематов, морила голодом в подвалах общественных зданий. Всего было убито в дни восстания и после него свыше 11 тыс. человек — цвет парижского пролетариата.

Одновременно шли повальные аресты «подозрительных лиц», часто на основании случайных доносов, либо «подозрительного» внешнего вида. Число арестованных в Париже превысило в первые дни после восстания 25 тыс. человек, из коих свыше 11 тыс. оставлены были и далее под арестом. 27 июня Учредительное собрание приняло декрет, вводивший для арестованных за участие в восстании ссылку без суда в заморские колонии Франции. Специальные военные комиссии разбирали дела арестованных и решали вопрос о ссылке. Даже эти комиссии вынуждены были в конце концов освободить за отсутствием всяких улик свыше 6 тыс. арестованных, в подавляющем большинстве рабочих. В ссылку было отправлено около 4 тыс. человек. Лица, признанные «вожаками, подстрекателями и зачинщиками», подлежали суду военных трибуналов, которые приговаривали революционный актив пролетариата к каторге и длительным срокам тюремного заключения.

Свирепая ярость французской буржуазии объяснялась тем, что она инстинктивно поняла исторический смысл рабочего восстания, когда классовая война труда и капитала поднялась на свою высшую ступень и самый передовой отряд рабочего класса того времени впервые сделал прямую попытку свергнуть классовое господство буржуазии. Всемирно-историческое значение июньского восстания 1848 г. охарактеризовано было К. Марксом, который назвал его «первой великой битвой между обоими классами, на которые распадается современное общество. Это была борьба за сохранение или уничтожение буржуазного строя» [429].

Парижский военный трибунал. Суд над участниками июньского восстания

Опыт июньского восстания показал всю незрелость и ограниченность подобной ранней пбпытки пролетарской революции, попытки, порожденной не объективным историческим развитием экономических и политических предпосылок социализма, а крайним обострением классовых противоречий пролетариата и буржуазии в ходе буржуазно-демократической революции, призванной еще только расчистить пути развития зрелого капитализма. Незрелость эта проявлялась не только в отсутствии революционной классовой организации у парижских рабочих, но и в огромном влиянии на них идей мелкобуржуазного социализма, затемнявших классовое сознание пролетариата.

Не менее важным источником слабости парижского пролетариата была его изолированность. Июньское восстание ниоткуда не получило помощи, что объяснялось в конечном счете той же незрелостью, тем же отсутствием революционной организации пролетариата. Не существовало еще широкой международной рабочей организации, способной разъяснить европейскому пролетариату всемирное значение парижских событий и приковать к нему внимание рабочих всех стран. В то время как победу Кавеньяка над парижскими рабочими восторженно приветствовали представители феодальной реакции и либеральной буржуазии всей Европы — английские тори и виги, прусские юнкеры, Меттерних и царь Николай I, — рабочим всех стран потребовались, как писал впоследствии К. Маркс, «долгие годы, пока сам рабочий класс понял, что июньское восстание 1848 г. является делом его собственных передовых борцов» [430].

По той же причине и во Франции большинство провинциальных рабочих остались еще безучастными к борьбе в Париже. Между тем в стране имелись некоторые возможности проявления активной пролетарской солидарности, но и они не были реализованы из-за отсутствия организации, способной объединить рабочих и развязать их действия. В отдельных провинциальных промышленных центрах передовые рабочие, у которых пробуждался классовый инстинкт, проявляли сочувствие восставшему Парижу. В Марселе накануне парижских событий, 22–23 июня произошло восстание местных рабочих, взволнованных слухами об отмене Учредительным собранием декрета об ограничении рабочего дня. Рабочие многих поселков вокруг парижских крепостных укреплений принимали активное участие в июньском восстании. Сочувственные отклики на парижское восстание можно констатировать в Гавре, Руане, Лиможе, Дижоне, Анжере, в рабочих городах вокруг Лиона. Отдельные голоса солидарности с восставшими парижскими пролетариями зарегистрированы были в демократических клубах Бордо.

В Нанте 25 июня забастовали 200 рабочих местных «национальных мастерских»; в Орлеане железнодорожники провозгласили стачку солидарности с борющимся пролетариатом Парижа; в Эссоне рабочие-бумажники построили баррикады, чтобы задержать направляющиеся в Париж воинские подкрепления; в Шуази-Ае-Руа с той же целью перерезана была железная дорога в столицу; в Арбуа власти воспрепятствовали попыткам местных демократических национальных гвардейцев отправиться добровольцами в Париж, подозревая, что добровольцы «имеют намерение использовать свою силу и доблесть не для подавления мятежа, а как раз для поддержки его»[431]. Но все эти факты оставались изолированными случаями, они не сливались воедино в солидарное Действие рабочего класса Франции с июньским восстанием.

Участники июньского восстания в тюрьме

Другим важнейшим проявлением незрелости и слабости восставшего пролетариата было отсутствие у него союзников среди крестьянства и мелкой буржуазии. Революционные вожаки парижского пролетариата не оценили и не сумели использовать возможностей, какие открывало им широко разлившееся в деревне недовольство буржуазной «республикой 45 сантимов», глубокое брожение среди беднейших крестьян в связи с экономическим кризисом, разорением, гнетом ростовщиков и капиталистов На этой почве в июньские дни протягивались изредка инстинктивные нити сочувствия крестьянской бедноты борющимся парижским рабочим. После подавления июньского восстания о фактах такого сочувствия сообщали комиссии, созданной Учредительным собранием для расследования причин восстания, префекты и мэры некоторых сельских общин департаментов Ло и Жер[432]. Сюда же можно причислить примечательный случай, когда один приходский священник в епархии Нанси, зачитав в церкви епископское послание о разразившемся в Париже «восстании голода», воскликнул перед прихожанами, что «парижские рабочие не ошиблись, ибо солнце сияет для всех» [433]. Однако парижский пролетариат не смог повести за собой мелких крестьян и беднейшие слои мелкой буржуазии, последние еще боялись довериться руководству революционного пролетариата.