Иначе не выжить - Анатолий Ковалев

– Да не звезди ты! – не верил ему второй. – Гри-шуня сто грамм опрокинет – уже лыка не вяжет!

– Я тебе говорю! Сукой буду!

– Побожись!

Первый монах щелкнул ногтем большого пальца о передний зуб и провел им по шее.

Потом Настя уснула, а когда проснулась, в комнате остался всего один монах. Он сидел на стуле в глубоко надвинутом капюшоне, так что виден был только рот. И рот кривой.

– Проснулась, ласточка? – спросил этот рот. Вместо ответа Настя отвернулась к стене.

– Нет, так дело не пойдет!

Он с силой перевернул ее, тряхнул за плечи. Настя открыла глаза.

Откуда она взяла капюшон? Пит стоял перед ней в обычном своем одеянии – в легком костюме болотного цвета.

– Какого черта? – застонала девушка.

– Это я хочу тебя спросить: какого черта? Тебя что, с ложечки кормить прикажешь? Я тебе не нянька! Жрать не будешь – через кишку накормят! Ясно?

Здесь тебе не шахта, чтобы голодовки устраивать!

– Отвянь! Твоя рожа у меня не вызывает аппетита!

– Послушай, детка, я терплю оскорбления до поры, ссылаясь на твой недоразвитый умишко! Лучше не доводи меня, а то недосчитаешься многих зубов!

– Че ты пришел сюда? Я тебя не звала!

– Пришел предупредить о кишке!

– Ну и проваливай! Считай, что я предупреждена!

– Еще не все. Снова звонил твой хахаль. Мы с ним договорились завтра утром обменяться товаром.

– Я тебе не верю! А его никто не просил заботиться обо мне!

– Тебя никто не спрашивает, детка! Твое место у параши! Выгодней иметь кассету, чем такую безмозглую куклу, как ты!!

– А я не напрашивалась в гости.

– Жрать будешь? – произнес он более ровным голосом, как спрашивают непослушных детей после сурового наказания.

– Буду, – пробурчала она.

Пит приоткрыл дверь и крикнул кому-то:

– Давай!

Охранник внес на подносе чашечку кофе, рогалик, масло, тонко нарезанный сыр и блюдо с фруктами, поставил на стол и удалился.

– Приятного аппетита! – пожелал ей босс и тоже направился к двери.

– Постой! – крикнула Настя.

– Что-то новенькое – ухмыльнулся он. – Я не хочу своей рожей портить тебе аппетит!

– Послушай, Пит… – Она впервые обратилась к нему по имени, и он даже присел от изумления. – Послушай. На хрена этот обмен? Эта кассета тебе вряд ли повредит, даже если ее отправят в Москву.

– Ты мне льстишь, ласточка. Я не Господь Бог.

– Он ведь может сделать копию и шантажировать тебя снова. Такие случаи бывали. Не надо обмена!

– Ты не хочешь на волю? – все больше поражался Пит. – Тебе так понравилось у меня?

Она сидела на диване, спустив ноги на пол, упершись локтями в колени и поникнув наполовину серебристой головой.

– Зачем устраивать этот цирк? – пробубнила обиженным голосом Настя. – Он – наивный парень, не понимает, что живой ты меня отсюда не выпустишь.

– Что за чушь ты городишь? – ухмыльнулся босс. – Пей кофе, а то остынет! – Он вновь сделал попытку уйти.

– Стой! – закричала она с такой невероятной силой, что мог бы остановиться танк на полном ходу.

Криворотый с испугом посмотрел на девушку. Она подняла голову, но в ее глазах не было мольбы или просьбы о пощаде – только ненависть, бескрайняя ненависть. Она быстро совладала с собой и вновь обратилась к нему по имени:

– Пит, я прекрасно понимаю, что завтра умру…

– Да кому ты нужна, соплячка!..

– Заткнись! – Она тяжело дышала. После нескольких дней голодовки крик давался с трудом. – Пит… – Очень трудно было говорить ровным, спокойным голосом с человеком, искалечившим ей жизнь. – Этот парень не должен погибнуть.

– У тебя бред, ласточка. Надо покушать.

– Обещай мне, что он останется жив. Это моя последняя просьба. Ты обязан ее выполнить.

– Я никому ничего не обязан, а ты начиталась каких-то старых романов о благородных разбойниках…

– Обещай мне. Криворотый! завопила она, пнув поднос со всем его содержимым, да так ловко, что не остался целым ни один бьющийся прибор. – Обещай мне, сука!

Она бросилась было к нему, но он предупредил попытку вцепиться ногтями ему в лицо, перехватил руку девушки и вывернул ее назад. Вбежавшие охранники оттащили пленницу обратно к дивану.

– Обещай мне! Слышишь? А иначе… – Настя недоговорила свое условие, потому что ей залепили пластырем рот.

– Вот и ладушки! – произнес он любимое словцо, зачем-то подмигнул ей, а потом приказал охранникам:

– Принесите новый завтрак! И не забудьте снять эту штуку! – усмехнувшись, он указал на собственный рот.

Федор приехал к Балуеву домой в назначенный час. Геннадий Сергеевич оказался не один. Он провел его в гостиную, где в широком мягком кресле восседал Мишкольц. Шеф листал какой-то заграничный журнал и поприветствовал вошедшего кивком головы. Федор сразу обратил внимание на маленький кожаный саквояж, стоявший перед Мишкольцем на журнальном столике.

– Это твой, – пояснил Балуев. Федор щелкнул замком. Саквояж был набит пачками долларов.

– Он должен их пересчитать при тебе и отдать расписку, – предупредил Геннадий. – Без расписки не уходи!

– Поликарп обязательно скажет: «Я верю моим друзьям!» – посмеялся Мишкольц. – Не купись на его доброе расположение. Заставь пересчитать деньги.

– Если скажет, что твоя расписка потерялась или он ее забыл, попроси дать новую расписку в получении денег, – продолжал наставлять Балуев.

Федор все это время молчал, безучастно разглядывая дорогие, искрящиеся костюмы обоих джентльменов. Сам он оделся по-простому: широкие серые брюки и черная водолазка. Балуев поймал на себе его взгляд и поинтересовался:

– Почему так оделся?

– На кладбище еду, – беспечно бросил тот. Джентльмены переглянулись.

– Та-ак! – Балуев обошел Федора сзади и сунул руки в карманы его брюк.

– Это что еще за фокусы? – Геннадий вытащил из одного кармана небольших размеров модернизированный наган, а из другого – стилет.

– Зачем же так, Федя? – по-отечески пожурил Владимир Евгеньевич. – Ты ведь можешь нас подставить.

– Машину обыскивать? – уничтожающе посмотрел на него Балуев. – Или сам головой будешь думать?

– Сам.

– Я поеду с ним, Володя! – заявил Геннадий Сергеевич. – Он в таком состоянии может дров наломать!

– Ты останешься здесь, – тихим голосом приказал Мишкольц. – У Поликарпа сегодня не самый радостный день в году. Ты хочешь ему доставить радость? Я не могу рисковать моим помощником.

– А им? – Гена мотнул головой в сторону Федора.

– Во-первых, никто не просил Федю занимать деньги у Карпиди, – здраво рассуждал Мишкольц, – а долг, как известно, платежом красен. Во-вторых, Шалун обещал подстраховать.

– А это разве не риск? – возразил Балуев. – Виталька может еще больше дров наломать! Ты что, его не знаешь?

– Мы с ним вчера обговорили все до мельчайших подробностей. Его ребята на рожон лезть не будут, но впечатление произведут.

Володя, как всегда, обезоружил, и Балуеву ничего не оставалось, как пойти на кухню и сварить всем кофе.

– Владимир Евгеньевич, – обратился к Мишкольцу Федор, воспользовавшись отсутствием Геннадия, – вы ничего не предприняли в отношении Насти?

Балуев просил его не приставать к шефу со всякими глупостями, но он не удержался.

– Мы не можем сейчас ничего предпринимать, – был ответ. – На текущий момент отношения с Питом Максимовских не сложились. Мы не имеем права ставить ему какие-либо условия.

Федор промолчал. Он не был посвящен в перипетии сильных мира сего. Он не знал, что помощником Пита на днях стала Светлана Кулибина, что она билась как рыба об лед, пытаясь договориться с Балуевым и Мишкольцем. Он и не подозревал, что отношения не сложились не из-за Криворотого, а из-за того, что тесто замесили на ревности и амбициях Балуева, на чистых помыслах Мишкольца, а потому и не выйдет общего пирога.

– Что ты собираешься делать с кассетой? – неожиданно поинтересовался Владимир Евгеньевич.

– Пока ничего, – соврал Федор.

– Не вздумай шантажировать Пита! Оторвет голову!

– Хорошо.

– Хорошо, что оторвет голову? – пошутил Миш-кольц. – Чем намерен заниматься дальше?

– Не решил еще.

– С нами не хочешь остаться? На тех же условиях. За полгода поднимешься так, что мать родная не узнает!

– Нет. Больше не хочу.

– Как знаешь.

Только сумасшедший мог отказаться от такого предложения. Мишкольц снова уткнулся в свой журнал, а Балуев наполнил гостиную ароматом вечного напитка.

– Я должен позвонить Поликарпу? – всполошился Федор.

– Не суетись! – Геннадий поставил перед ним чашку с кофе.

– Год назад я в точности обговорил с Карпиди дату, – напомнил Мишкольц. – Он тогда сказал, что будет ждать тебя до полуночи в своей резиденции на кладбище. Надеюсь, он помнит свои слова. Недаром именно сегодня вернулся в город. – Владимир Евгеньевич посмотрел на часы. – Половина одиннадцатого. Приедешь к нему в половине двенадцатого. Не надо показывать гробовщику, что мы слишком усердствуем.