Реликт - Василий Головачёв

никого не интересовали.

Истома нашла дебрянина вечером, когда он в очередной раз выключил видео, разочарованный малой информативностью передач.

– Мамми занята, – сказала она весело, сделав вид, что не замечает недовольства Велича, – подъедет завтра, поэтому у нас куча свободного времени. Пойдём в клуб?

– Меня не пустили к катеру, – мрачно сказал Ясен.

– Ну, так что ж? Машина поставлена под охрану.

– Это мой катер!

– С какой это стати? – удивилась Истома. – Он такой же твой, как и мой, мы вместе его открывали.

– Но они не имеют права не пропускать меня на борт когга!

– Успокойся, всё правильно. Вернётся мамми, осмотрит машину и решит, что с ней делать.

– Почему должна решать она?

– Но ведь должен же кто-то помогать нам?

Ясен задумался. Слово «помогать», по его мнению, несло иной смысл, отличный от того смысла, который изначально заключался в словах «решит, что с ней делать». Но возможно, Истома просто неудачно выразилась.

– Хорошо, идём в клуб.

Девушка переоделась в красивое платье с блёстками, больше открывающее, нежели скрывающее прелести её тела, предложила спутнику красную тунику, но он отказался.

– Хорошо, иди в лонге, – согласилась она.

В десять вечера они вошли в двери клуба «Ночная охотница» и вышли из клуба в начале первого.

Ясен терпел всю эту клубную суету, запахи, дикий шум, мало имеющий отношения к музыке, а главное – пренебрежительно-заинтересованное отношение к нему молодых и не очень дам, одетых ещё более откровенно, чем Истома. Они тянулись к нему, приглашали танцевать, выпить, обнимались, говорили чепуху, жарко шептали на ухо, приглашая «в апартаменты», и он вынужден был поставить вокруг себя пси-защиту, внушающую страх, после чего вздохнул с облегчением. Количество желающих пообщаться с ним «в апартаментах» резко сократилось.

Истома, у которой нашлось более двух десятков приятельниц, поняла его состояние сразу, однако не спешила избавлять своего земного друга от ухаживаний геянок. Скорее всего она проверяла его на «феминоустойчивость». И лишь когда он сам решил закончить поход в клуб, девушка увела его оттуда.

– Ты молодец, – похвалила она Ясена, когда они шли по оживлённым и в ночные часы улицам Брюссельгея, – хорошо держался. Диана тобой очень заинтересовалась, а она очень красивая и настойчивая. Хотела пригласить тебя на ночь.

– Мне это не надо, – пробормотал Ясен.

– Что – это? – двусмысленно спросила девушка.

Он промолчал. Кто такая Диана, он уже не помнил, а ухаживали за ним все так настойчиво, что, казалось, на щеках и на руках до сих пор остались отпечатки липких прикосновений.

По спине прошёлся, оставляя дорожку мурашек, чей-то взгляд.

Ясен напрягся, оценивая «вес» взгляда, потом оглянулся.

Разумеется, он увидел женщину в блестящем лонге, обтягивающем мощную мускулистую фигуру. Она тут же свернула в переулок, не дав ему возможности рассмотреть подробности, и её действительно можно было принять за любительницу клубной жизни, если бы не одно обстоятельство: на ней лежала странная печать инородности, она была чужая этому миру, несмотря на полную внешнюю идентичность, и Ясен проговорил с некоторым удивлением:

– Г-девы?

– Что значит, где я? – не поняла Истома. – Мы снова перешли на «вы»?

– Мне показалось…

С губ Истомы слетел смешок.

– Ты явно осоловел от внимания девчонок. Отдыхай, больше в этот клуб не пойдём.

– Я о другом.

– О чём?

Ясен подумал, что будет совсем смешно, если он ошибся, и продолжать тему не стал.

– Когда мы встретимся с твоей мамой?

– Завтра утром, а что?

Признаваться, что он сомневается в компетенции матери Истомы, несмотря на её должность комиссара ОКО, не стоило, поэтому он ответил уклончиво:

– Не люблю ждать.

– Никто не любит ждать, но придётся.

Они ещё посидели в роскошной гостиной особняка Миличей, поговорили несколько минут ни о чём, попили чаю, точнее, чай пил он, Истома предпочла какое-то вино, и разошлись по спальням.

Спал Ясен как убитый, несмотря на «гудение» мыслей Геи, воспринимаемое как неясный назойливый шум, как висящий над головой камень.

Истома в спальне не появилась, хотя он ждал её. Она лишь послала ему менто: обрыв, река, облака и выглядывающее в просветы между облаками солнце. Воспринималось это мысленное послание странно: как сожаление, ожидание и надежда. Но горячего призыва к близости в нём не было! И это удивляло больше всего, если знать порывистый и страстный характер геянки. Создавалось впечатление, что она знает какую-то тайну и пытается оправдаться, прежде всего перед самой собой, одновременно скрывая свои переживания от бывшего напарника.

Утро следующего дня началось суетой.

Ясен проснулся именно из-за смены психофизических потенциалов дома (в спальне было тихо), подействовавшей на него как звон будильника. Он прислушался к «предгрозовому» волнению местной атмосферы и понял, что это прибыла хозяйка дома, Ванесса Дарьялова, комиссар ОКО, жена Горана Милича и мать Истомы.

После завтрака, который Ясену не понравился ни видом, ни запахами, отчего он съел только знакомое на вид – бутерброд с каким-то джемом и ломтик овоща под названием «аско», напоминающего красный огурец, его проводили на второй этаж дома, в отдельный кабинет, отделанный деревянными на вид панелями, где кроме стола и стульев, также деревянных, присутствовали экран во всю стену и какая-то металло-стеклянная конструкция,