Ветувьяр - Сия Кейс

от боли так сладко, так мелодично, что адмирал решил понаслаждаться этими криками еще немного. Но, поднявшись на ноги, он вдруг опомнился и бросился к своему адъютанту, лежащему возле борта.

— Атвин! Атвин! — Жестокость и ярость отступали, словно страшный сон после пробуждения, когда Джеррет опустился на колени рядом с юношей.

Из распоротого живота парня хлестала кровь, он был бледен, словно с него вмиг сошел весь приобретенный в плавании загар, но глаза все еще казались ясными и осмысленными. Джеррет еще раз пробежался взглядом по ране — очевидно, что жить Атвину оставалось пару минут. Вот только… как смотреть ему в глаза?

— В-в-вы ранены, — Прохрипел адъютант дрожащим голосом.

Джеррет не сразу понял, что он говорит про его плечо. Рана там и в самом деле оказалась глубже, чем ему сначала показалось, но сейчас было не до этого.

— Ерунда, — Отмахнулся он, поддерживая рукой голову юноши.

Бой вокруг почти полностью сошел на нет — последние пираты встретили свою смерть, и разве что ослепленный громила продолжал стонать от боли, лежа неподалеку.

— Завтра будем в Анкалене, — Непонятно зачем проговорил Джеррет. Ответа он не получил.

На небе уже сгущались сумерки, а темные глаза Атвина медленно начинали стекленеть. Джеррет исступленно наблюдал за тем, как жизнь покидает юношу, которому, как он считал, он дал билет в жизнь. А в итоге обрек на смерть.

Адмирал много в чем мог винить себя, но тогда это чувство вины раздавило бы его еще в юности. Он знал, что люди сами делают свой выбор, и иногда их приходится отпускать — но почему каждый раз ему приходилось напоминать об этом самому себе!?

За спиной раздались шаги, но Джеррет даже не обернулся. Со смертью Атвина на него обрушилось давно забытое чувство опустошения — это не боль, не досада и не отчаяние, но и в этой дряни приятного было мало.

— Джер!? — Позвал хриплый голос Престона.

Он не отозвался. Спустя пару мгновений на плечо легла тяжелая рука, покрытая коркой засохшей крови. У самого Джеррета ладони были такие же.

Такими темно-бордовыми пальцами он и закрыл Атвину глаза, оставив на его веках размытые красноватые следы.

— Но я отомстил за него, — Вдруг повернулся к другу адмирал, — Вот этой мрази.

Он кивком указал на стенающего громилу с залитым кровью, льющейся из потерянного глаза, лицом. Рука его тоже двигалась как-то неправильно — видимо, Джеррету все-таки удалось ее сломать.

— Ты не убил его? — Удивился Престон.

Адмирал и сам не понимал, зачем он это делает — запрокинув голову, он громко захохотал. Сине-серое небо над головой, должно быть, смотрело на него, как на идиота, но Джеррету было все равно.

Вновь поглядев на Престона, он дернул бровями:

— А что? Пусть живет! Представляешь, какая замечательная жизнь его ждет!?

Он не заметил невысокую хрупкую фигурку, что все это время стояла неподалеку, дрожа на ветру. Селин не сводила глаз с бездыханного Атвина, то ли боясь, то ли не находя сил пошевелиться.

Оставив адъютанта, Джеррет поднялся на ноги и понял, что он шатается, как пьяный. Медленно, словно продираясь сквозь что-то вязкое, адмирал добрался до нее и остановился рядом, слушая, как Ноппер начал раздавать приказы команде. Теперь этот корабль принадлежал им.

Джеррет не знал, где Селин умудрилась спрятаться, но на ней не было ни царапины. Что ж, хотя бы одну юную душу ему удалось спасти.

— Простите меня, — Сказал он ей на кирацийском, не заботясь о том, поняла ли она.

— Джер, это глупость, — Напомнил о себе Престон, указывая на громилу.

— Так добей его! — С безумной веселостью пожал плечами Джеррет, — Мне плевать.

Престон шагнул к пирату, вытаскивая из ножен саблю. Взяв онемевшую Селин за плечо, Джеррет вынудил ее отвернуться. Сам же он пристально наблюдал за тем, как друг лишает жизни эту тварь.

Что ж, по крайней мере он помучился перед смертью.

*

Из головы никак не выходило то, что она увидела. Только-только Селин позволила думать себе, что все страхи остались позади, как ей на голову свалилось самое жуткое, что она видела в своей жизни.

Флетчер, сидящий на коленях рядом с мертвым Атвином, почти с ног до головы залитый кровью и хохочущий. Лежащий рядом огромный, даже больше Атвина, человек без глаз, кричащий и мечущийся из стороны в сторону. И лучше бы Селин не понимать, о чем Флетчер говорил со своим другом, адмиралом Хельдером — но она разобрала все до единого слова.

Она не знала, от чего ей стало так страшно — от огромного количества крови, смерти единственного друга или вида человека с выколотыми глазами, но Селин не могла шелохнуться от ужаса. Даже когда Флетчер подошел к ней, легче не стало — в прищуренных зеленых глазах плескалось безумие, которое еще сильнее подчеркивала размазанная по бледному лицу кровь.

И все же, если бы не он, Селин вновь посмотрела бы на убийство — она не смогла бы отвернуться сама. Оцепенение прошло только спустя полчаса, а может, не прошло и до сих пор.

Девушка взглянула на свои потные дрожащие ладони — и почему ей так страшно? Другое дело, если бы корабельный лекарь приказал ей зашивать рану, но ради адмирала он все-таки решил сделать это сам, за что Селин была немало ему благодарна.

Может, она боялась за Флетчера? Его, как оказалось, тоже ранили в бою — не смертельно, но все-таки довольно глубоко. Рана могла воспалиться и стать по-настоящему опасной.

А ведь наваждение так и не прошло. Селин чувствовала это каждый раз, когда видела Флетчера — ее сердце начинало биться чаще, а глаза стремились незаметно поглядеть на него подольше.

Да, после боя она действительно испугалась его. Кого Селин увидела в нем? Убийцу? Воина? Может, демона? Она и сама не знала.

Но сейчас от этого чувства не осталось и следа. Она сидела на скамейке, привинченной к стене в душной каюте, пока адмирал полулежал напротив в кресле, а корабельный лекарь обрабатывал своими снадобьями рану на его плече.

Флетчер был раздет до пояса, но его кожа блестела от пота, а по лицу и вовсе катились крупные капли. Из глубокого разреза на плече сочилась кровь, которую лекарь стирал пропитанными алкоголем тряпками.

— Сэвил! — Рявкнул врач, и девушка вскочила на ноги, изображая исполнительного немого мальчишку-ученика.

Лекарь, дородный седой старик, сунул ей в руку подсвечник и приказал держать ровно, да не накапать при этом воском. На деле это оказалась не такой уж и простой задачей — рука уставала, а воск так и