Честь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

— Нам должно очень повезти, чтобы это произошло, — сказал Макрон.

— Есть еще одна вещь, о которой следует подумать, — размышлял Аполлоний. — Что если Вибений попадет в плен? Если он нарвется на людей Цинны, они, скорее всего, убьют его без вопросов. С другой стороны, если его схватят люди Мальвиния, они обязательно расспросят его о том, кто он и что он задумал. Тогда все будет зависеть от того, насколько он сильный человек. — Шпион повернулся к Рамирию. — Он твой человек. Ты знаешь его качества. Как ты думаешь, сколько он продержится, если Мальвиний будет его пытать?

Префект лагеря не скрывал своего презрения к этому вопросу. — Вибений? Я бы доверил ему свою жизнь.

— Без сомнения, на поле боя все это хорошо, но веришь ли ты, что он будет держать язык за зубами? — Аполлоний слегка наклонил голову на одну сторону. — Это не одно и то же. Для этого требуется совсем другое мужество.

Губы Рамирия искривились в усмешке. — И откуда ты это знаешь?

Аполлоний слабо улыбнулся, отвечая.

— Потому что в свое время я пытал достаточно людей, чтобы знать, о чем говорю. С минимальным набором инструментов, я гарантирую, что смог бы убедить Вибения продать собственную мать в считанные часы. — В тоне шпиона звучала ледяная уверенность, которая не оставила у Рамирия сомнений в правдивости его слов. Он сглотнул и прочистил горло, прежде чем ответить.

— Вибений крепок. Он не поддастся пыткам. Даю слово.

— Твое слово? — Улыбка Аполлония приобрела насмешливый оттенок. — Это все, что может потребоваться человеку, который подвергнут пытке, я уверен.

— С меня хватит, — вмешался Макрон, повернувшись к шпиону. — Ты можешь хорошо владеть оружием, но все это сводится к тому, чтобы наносить людям удары в спину или причинять им вред, когда они не в силах дать отпор.

— Ты не справедлив ко мне. — Губы Аполлония слегка приподнялись в холодной улыбке. — Я пытал не только мужчин…

Макрон сжал руки в кулаки. — Ты не имеешь права порочить репутацию честных солдат.

— Уверяю тебя это не входило в мои намерения. Я просто хотел выяснить, насколько Вибений способен сопротивляться пыткам.

Катон издал прерывистый вздох.

— Тише, все вы. Я не допущу таких разногласий. Наше положение достаточно шаткое и без того, чтобы вы нападали друг на друга. Если Вибений не вернется к нам до наступления ночи, возможно, он где-то затаился и ждет своего часа. Если он не вернется до рассвета, есть шанс, что он уже мертв или скоро умрет. Даже если его выследила одна из банд, будем надеяться, что он погиб в бою.

— Но есть риск, что его могут взять живым, — возразил Аполлоний.

Катон обвел рукой людей во дворе склада. — Все что ты видишь — это все риск. Мы знали это, когда начинали. Когда ты вступаешь в войну, исход никогда не бывает определенным.

— Тем не менее, есть риски, которые можно предвидеть, а также те, которые нельзя. Вибений знает, где мы, но мы не знаем, где он. Мы не знаем, заставили ли его говорить.

— Если он еще жив, и если он попал в плен.

— Да какая разница. Если он попал в руки врага, нам будет опасно оставаться здесь.

— Нам некуда больше идти, чтобы не привлекать к себе внимания. Все, что мы можем сделать сейчас, это оставаться начеку. Мне нужно время, чтобы подумать… Макрон, я хочу, чтобы на каждом конце улицы были выставлены наблюдатели, которые будут следить за подходами. Они должны поднять тревогу при первых признаках опасности.

— Да, господин. Я прослежу за этим сейчас же.

Они обменялись коротким кивком, после чего Макрон направился ко входу в склад и исчез внутри. Катон повернулся к Рамирию.

— Тебе лучше позаботиться о себе и своих ребятах. Дайте им что-нибудь выпить и поесть, а потом проследи, чтобы они хорошо отдохнули.

Префект лагеря приказал своим людям следовать за ним, оставив Катона и Аполлония одних во дворе. Катон на мгновение уставился вдаль, взвешивая возможные опасности, связанные с тем, что Вибений не вернулся.

Аполлоний слегка кашлянул. — Сестерций за твои мысли.

Катон повернул голову, чтобы снять напряжение в шее.

— У нас проблемы. Я не ожидал, что Цинна откажется от противостояния с Мальвинием. Если мы не сможем раздуть из этого дерьма пламени, чтобы заставить его выйти из своей норы и заставить своих людей снова начать действовать против соперника, у нас не будет достаточно сил, чтобы закончить дело. Возможно, мне все-таки придется пойти и предстать перед Децианом. Даже если его люди являются второсортными солдатами, тем не менее они могут склонить чашу весов в нашу пользу.

— Возможно, — с сомнением ответил Аполлоний. — Ранее ты упоминал еще кого-то, кто мог бы нам помочь.

— Это верно.

Раскат грома прервал его, и оба они посмотрели на небо. Тучи начали медленно двигаться, и слабый ветерок разгонял гнетущий жар во дворе. Катон принял решение. — Прежде чем поговорить с Децианом, я собираюсь навестить старых друзей. Я не могу гарантировать, что они нам помогут. У них нет для этого веских причин. Но они могут быть нашим последним шансом выбраться отсюда живыми.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Далекий раскат грома едва донесся до Мальвиния, когда он стоял, расставив ноги и сложив руки, осматривая обугленные руины бани. Там, где когда-то стоял его самый ценнай актив, лежала груда почерневшей каменной кладки, обгоревшие остовы деревянных построек, потрескавшаяся и разбитая черепица. Несколько его людей рыскали по пепелищу в поисках чего-нибудь ценного, что можно было бы спасти. То и дело они подталкивали что-то своими дубинками и откидывали кирпичи или куски дерева, чтобы лучше разглядеть потенциальную находку. Большинство руин были еще слишком горячими, чтобы к ним прикасаться, и это была медленная и трудоемкая работа, от которой они вскоре вспотели. Некоторые рисковали бросить короткий взгляд в сторону хозяина в надежде обнаружить какой-нибудь признак того, что он решил, что продолжать поиски больше не имеет смысла, поскольку пока ничего не было найдено сколько-нибудь стоящего. Разрушение бани и подсобных построек было практически полным, и только стена, окружавшая комплекс, еще стояла.

Мальвиний посмотрела на ряд тел, лежащих на земле прямо у входа с улицы. Некоторые из них едва ли можно было назвать человеческими: их поджарило сильнейшим жаром в самом сердце пламени. Кожа и одежда сгорели, жир сошел, остались только сухожилия и кости, скрученные пламенем в отвратительные формы. Только одно тело, в самом конце мрачной линии, дальше всех от входа, совсем не пострадало от огня. Оно принадлежало группе рабов, которых люди Цинны пощадили и освободили, как только пламя окончательно охватило терму. Мальвиний вспомнил, как они дрожали, когда он прибыл на место происшествия, слишком поздно, чтобы организовать хоть какую-то попытку справиться с пламенем. Вместо этого он стоял в стороне от жгучего жара, стиснув челюсти и сузив глаза, рассматривая рабов в ярко-красных отблесках пламени.

Он потребовал рассказать, что именно произошло, и скудные подробности прозвучали из уст раба, которого выбрали говорить от имени его товарищей. Юноша, больше походил на ребенка. Возможно, другие рабы выбрали его в надежде, что его невинный облик сделает его слова более убедительными. Может быть, они думали, что его внешность привлечет то немногое милосердие, которое еще теплилось в сердце их хозяина. В любом случае они ошиблись. Мальвиний впал в ярость, когда рассказ юноши оборвался на полуслове. Выхватив дубинку у одного из своих телохранителей, он забил юношу до смерти, прекратив жестокий град ударов только тогда, когда от его черт лица мало что осталось узнаваемым. Остальных рабов увели, чтобы решить их судьбу позже. Гнев, пылающий в сердце Мальвиния, требовал их смерти, но его проницательная голова делового человека понимала, что это будет пустой тратой средств в то время, когда ему понадобятся рабочая сила и серебро для восстановления заветной бани. Он уже задумал сделать это с размахом, чтобы соперничать с лучшими заведениями за морем в Галлии. Рабов, которых он больше не хотел видеть, чтобы они не стали ходячим напоминанием о том, что он когда-то потерял, можно было продать за приличную цену. На данный момент их жизни были пощажены.