Рейтинговые книги
Читем онлайн Вознесение (Роксолана, Книга 1) - Павел Загребельный

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 ... 105

Так и исчез этот человек без имени, а наутро в его покое уже сидел новый кизляр-ага, хмурый огромный босниец Ибрагим, и евнухи гнулись перед ним так же, как и перед его предшественником, когда же пошел на зов валиде и упал на колени на белый ковер, султанская мать ни единым движением не выдала своего удивления или возмущения, не спросила у нового великого евнуха, как его имя, просто назвала "кизляр-агаси-эфенди" - смирилась с поражением или затаилась?

Роксолана ждала, когда же допустят к ней человека, спасшего ей жизнь. Не имела покоев вне гарема, потому вынуждена была воспользоваться султановыми. Уже знала, что именно в этих расписанных венецианцем Джентиле Беллини комнатках Сулейман любил уединяться с Ибрагимом, часто ночевал там, забывая о своей Хуррем.

Роксолану охраняли два евнуха, спрятанные в соседнем покое, ввести Гасан-агу должен был сам великий евнух Ибрагим и наблюдать за молодым янычаром, ибо султанша была величайшей державной ценностью. "Державная ценность" грустно усмехалась. Как будто человек, который спас ей жизнь, мог посягнуть на эту жизнь. Нелепость, бессмыслица!..

Сидела на низеньком парчовом диване, вся в белом с золотом, широкое одеяние разметано по дивану, как золотые крылья, крылья для красоты, не для полета. Не взлетишь уже, не полетишь отсюда, Настуся, ой не улетишь!

Кизляр-ага ввел янычара неслышно и неожиданно. Янычар упал на пол, кланялся, мел по ковру снопом смешных своих перьев, негнущиеся полы его хирки мешали ему, этот молодой, сильный, гибкий мужчина сразу потерял всю свою молодцеватость, смотреть на него было мучительно и тяжко.

- Встань, - тихо сказала Роксолана. Не любила поклонов. Не верила тем, кто любит кланяться. Кланяется, а нож за пазухой.

Он поднял голову, выпрямил спину, но остался на коленях. Кизляр-ага стоял за ним, как столб. Лишь поклонился султанше и теперь утешался унижением янычара.

- Встань, - снова приказала Роксолана Гасан-аге.

Он несмело поднялся, был почти такой же высокий, как великий евнух, но не такой плотный, а гибкий, как тополь в степи, с красивыми серыми глазами, приятным лицом, которое немного портил испуг.

- Ты не должен меня бояться, - улыбнулась Роксолана. - Я хочу поблагодарить тебя за большую услугу, оказанную тобой султану.

Янычар снова упал на колени. В самом деле странный янычар. Совсем не похож на тех головорезов, которые заставляют самого султана слезать с коня, идти к ним пешком, чуть ли не кланяться им, унижаться и умолять.

- Встань! - уже строго произнесла она. - Мне не нравится, что ты все время падаешь на колени.

Но янычар ее не слушал. На коленях чуть приблизился к ней, даже кизляр-ага угрожающе шевельнулся, словно намереваясь его придержать, приложил руки к груди и неожиданно (боже, неужели это ей не почудилось?!) заговорил на ее родном языке:

- Ваше величество, моя султанша, правду ли говорят, будто вы с Украины? Это правда? Скажите мне, ваше величество, умоляю вас всем святым!

Она растерялась так, что даже не сумела прикинуться, будто не слышит, будто эти слова обращены не к ней. Чуть не вскочила ему навстречу, едва не схватила его за руки, не подняла с ковра.

- С Украины? Ваше величество! Правду все говорят?

- Я теперь думаю и говорю по-турецки, - спокойно промолвила Роксолана.

Тогда он повторил свой вопрос по-турецки, не дождавшись ответа по-арабски и по-персидски, но Роксолана молчала. За пять лет впервые встретила человека с родной земли, и смятение, охватившее ее, было беспредельно, растерянность непередаваемая. До сих пор не искала никого, так как не имела никакой возможности, запертая за вратами гарема, озабоченная упорным стремлением утвердиться, победить, возвыситься над миром униженности и бесправия. Вырвалась чуть ли не ценой собственной жизни и жизни своих детей - и вот подарок судьбы! Человек с ее родной земли! И глаза серые, как соколиное крыло, и язык ласковый, певучий, и душа не огрубевшая даже от жестокого янычарского быта. Смотрела на Гасана, видела его и не видела, стоял перед нею Рогатин. И отцовский дом стоял под солнцем, и степи зеленели шелками, а над ними солнце - нигде в мире нет такого ласкового солнца! Была здесь и не была. И этот юноша здесь или не здесь? Как могла она оказаться среди этих мелких грабителей, которые тысячи лет только и знали, что жечь, разрушать, вытаптывать копытами коней все живое, превращать в прах даже камень? А за нею и этим Гасаном (как его хоть звали прежде?) стояли целые века. В их степях скифы пасли своих коней и привязывали их золотыми цепями. В Киеве была златоверхая София, когда Царьград серел свинцом, а предки Османов сельджуки шли от травы к траве и вспоминали в снах свои пустыни, из которых явились.

- Как тебя звали? - неожиданно спросила Роксолана янычара.

- Василем.

- Где взяли тебя?

- Не знаю. Был маленький. Помню степь, речушку и вербы. Больше ничего.

- Язык помнишь?

- Уже и совсем бы забыл, да среди аджемов были земляки, среди янычар тоже. Но мало. Наших больше убивают, чем довозят сюда.

Роксолану осенила мысль, которой она вначале испугалась, а затем обрадовалась.

- Ты мог бы подобрать нескольких верных товарищей?

- Товарищи всегда есть. Без них пропадешь. Но не все они земляки.

- Неважно. Нужна только верность. Будете моими слугами на воле, вне гарема. Я должна иметь здесь своих людей. Султан позволит. Будешь их агой.

Уже не спрашивала согласия - видела это согласие в глазах Гасана. Махнула ему рукой, ему и кизляр-аге, закрыла глаза, чтобы не видеть, как они выходят, не вслушивалась в их приглушенные шаги - вслушивалась в свои дерзкие, до безумия смелые мысли! Вырваться на волю, как еще никто не вырывался! Иметь верную тебе душу на воле, близкую, почти родную, - какое это счастье! Только теперь вспомнила, что забыла снять яшмак и показать Гасану свое лицо. Чтобы увидел, запомнил, поверил, что живая еще, что воля живет в каждой черточке этого лица. И сразу испугалась: а что скажет султану и как скажет? Старый кизляр-ага уже побежал бы к валиде и нашептал в ее черное ухо. Ибрагим еще не приобрел такой прыти, не побежит, и никто не узнает о ее странном разговоре с молодым янычарским агой. С султаном будет говорить она сама.

Разговор был нелегкий. Султан никак не мог взять в толк, чего хочет Хуррем.

- Ты хочешь отблагодарить его? Вознаградить за смелость? Он твой единокровный и спас тебя? Что же, мы умеем платить за благородство.

Она упорно повторяла:

- Мне нужен верный человек вне стен гарема.

- Все к твоим услугам и без того.

- В стенах Баб-ус-сааде? Я хочу выйти за пределы этих стен. Если не одна, то с доверенным лицом.

- Но это нарушение обычаев. Никто из султанов не разрешал...

- А кто из султанов брал Белград и Родос? Вы величайший из всех султанов, так почему же вы должны лишь сохранять обычаи, а не устанавливать свои? Я хочу, чтобы этот человек был моей тенью там, где я сама не могу появляться.

- Для этого надо человека испытать.

- Разве, спасая нас от мятежников, он не выдержал испытания? Кроме того, он всегда будет на глазах. При дворе достаточно дармоедов и бездельников, чтобы приглядывать за Гасан-агой и его людьми.

- У него уже есть люди?

- Нет никого, но я надеюсь, что ваше величество обо всем позаботится. Для меня и для ваших детей.

- Я подумаю, - без особого желания молвил Сулейман, и Хуррем окинула его теплым взглядом за это скупое обещание.

Гасан-ага не зарился на придворные шелка и оксамиты, на дорогие яства и дворцовые ароматы. При переговорах с кизляр-агой высказал желание по-прежнему носить свою янычарскую одежду, помощников набрать тоже из янычар, жить всем в отдельном помещении, выделенном им во дворцовом дворе за вратами Баб-эс-селяма, чтобы быть всегда под рукой у великого евнуха, а значит, у султанши Хасеки. Из янычар набрал себе одних Гасанов. Бесчисленные имена повторялись среди янычар сотнями. По нескольку сотен Гасанов, Ибрагимов, Исмаилов, Мехмедов, Османов. Чтобы не было путаницы, вышивали у себя на груди номера: Гасан первый, Гасан сто двенадцатый. Никакая королевская династия не давала столько власть имущих с одинаковыми именами. Чтобы не путаться с числами, прибегали к прозвищам. Гасан-агу звали Коджа за его знание языков, которыми он овладевал легко, на лету, как бы играя. С собой он взял Атеш Гасана, то есть огонь, Пепе Гасана, то есть заику. Дели Гасана, или буйноголового, Ийне Гасана, или иголку (был худой, воистину как игла), Мелек Гасана - ангела и Налбанд Гасана кузнеца. Со всеми был под Белградом и Родосом, съел со всеми множество котлов султанского плова, верил им, они верили ему, может, и не отличались умом, может, были слишком самоуверенны и порой алчны, заботясь не о собственном достоинстве, а о добыче и бакшише, но такова была их жизнь, и кто бы мог обвинять этих людей? Случай помог ему вырваться на волю из янычарского ада, хотел вывести за собой и своих товарищей, зная, что может положиться на них и в добре, и в зле.

1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 ... 105
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Вознесение (Роксолана, Книга 1) - Павел Загребельный бесплатно.
Похожие на Вознесение (Роксолана, Книга 1) - Павел Загребельный книги

Оставить комментарий