Безмолвная честь - Даниэла Стил

Услышав его, — Хироко поняла, что об этом она даже не задумывалась.

Теперь, после смерти брата, о родителях некому позаботиться. Они потеряли сына, и Хироко не могла не вспомнить о своем долге дочери. В первый раз она всерьез задумалась о возвращении в Японию, ради родителей. Она решилась поговорить об этом с Тадаси, но тот был потрясен.

Он никогда не согласился бы вернуться в разгар войны в страну, которую к тому же давно перестал считать родиной.

— Но я провела там всю жизнь, — возразила Хироко. — Я многим обязана родителям. Я не могу оставить их одних, — добавила она, тревожась за них.

— А как же твои родственники?

— Здесь я ничем не могу им помочь. В сущности, я не могу помочь никому.

— Не уверен, что гибель во время бомбежки в Японии будет действительно помощью твоим родителям или малышу, — заметил Тадаси, желая переубедить ее.

— Я подумаю над этим, — пообещала Хироко, и Тадаси вернулся к работе, молясь, чтобы Хироко отказалась от своего решения. Все они молились, но слишком многое, чего они надеялись избежать, все-таки произошло. Им было уже трудно вспомнить, какова жизнь, если ее не переполняют горе, обида и страх.

Глава 16

Жизнь в лагере стала еще тяжелее. Все лето «Молодежная организация» и «нет-нет ребята», которые отказались принять присягу в феврале, доставляли обитателям лагеря немало неприятностей. Первые угрожали тем, кто подписал присягу, но до сих пор был в лагере, особенно молодым людям, достигшим призывного возраста. «Нет-нет ребята» в основном действовали по ночам, выкрикивая угрозы, скандируя имена своих врагов и буквально терроризируя всех, кто их слушал. Вскоре они ввели в обиход кличку «ину», или «пес», и клеймили ею всех, кто подписал присягу, считая их презренными псами, не заслуживающими жизни. Они организовывали забастовки и акты саботажа, подстрекали недовольных к мятежам. Те, кто считал себя оскорбленными, преданными страной, в которой они родились и которая теперь превратила их в пушечное мясо, становились легкой добычей «нет-нет ребят», разгуливавших по лагерю и разжигавших страсти.

Они избивали тех, кто, по их мнению, слишком ревностно сотрудничал с администрацией лагеря, устраивали шумные шествия, чтобы во всеуслышание заявить о своей непреклонности и дерзости, но в результате добивались лишь усиления напряженности. Особенное недовольство они вызывали у «преданных» японцев — поведение «нет-нет ребят» служило доказательством, что место всех японцев в лагерях. Газеты хватались за каждую возможность сообщить о волнениях в лагерях, насаждали опасные для интернированных лиц представления о них. В результате волнений ссоры между «преданными» и «нет-нет ребятами» постоянно росли и приобретали все больший размах, пока в сентябре не достигли кульминации — как раз когда на озеро Тьюл были переведены девять тысяч диссидентов и «предателей» из других лагерей. Прежним шести тысячам обитателей лагеря пришлось потесниться, многим семьям, выжившим в Танфоране и на озере Тьюл, приказали перебираться на новые места, и это вызвало нескрываемую вспышку гнева у людей, вынужденных расставаться не только с друзьями, но и с братьями и сестрами. Некоторые открыто отказались уезжать, усиливая беспорядки в лагере, вызванные главным образом настроениями его обитателей и перенаселенностью.

Семейство Танака опасалось, что их тоже переведут на другое место, Такео и Рэйко не знали, переживет ли семья еще один переезд. Здесь они уже привыкли, обзавелись друзьями, нашли приличную работу в школе и лазарете. Им не хотелось перебираться в другой лагерь, даже если условия там окажутся лучше, чем здесь, на озере Тьюл, где собралось слишком много недовольных и инакомыслящих. Наконец стало известно, что их никуда не отправляют, в отличие от множества других семей, жизнь которых превратилась в бесконечную череду прощаний и переездов.

Как только прибыли новые «предатели», лагерь переименовали в «Сегрегационный центр Тьюл». С целью лучшего контроля правительство решило собрать всех японцев из группы высокого риска в одном месте. Обитатели лагеря знали, что когда-нибудь такое случится, но не представляли себе такого трудного положения. Сейчас в лагере находилось на три тысячи человек больше, чем он мог вместить, — всего. более восьми тысяч человек, и условия в лагере заметно ухудшились. Стало тесно, удлинились очереди. Не хватало продуктов и лекарств. Неизбежно усиливалась напряженность.

Хироко не верилось, что они провели в заключении уже целый, год — эту годовщину никому не хотелось праздновать, а конца заключению не предвиделось, хотя новости о ходе войны" продолжали поступать. Муссолини был свергнут в июле, безоговорочная капитуляция Италии состоялась после Дня труда, но немцы еще продолжали воевать. Теперь Питер сражался в Италии — союзники постепенно стягивали войска на сапог.

Апеннинского полуострова, пытаясь вытеснить немцев на их территорию. То и дело вспыхивали сражения за небольшие города и деревушки. Продвижение армии было нелегким.

В августе американцы сбили самолет адмирала Ямамото.

Он руководил нападением на Перл-Харбор, и такая потеря для японцев была невосполнимой. Эта новость была опубликована в лагерной газете, и все радовались, читая ее. Но даже это не убедило власти лагеря в том, что его обитатели — настоящие американцы, ничуть не сочувствующие японцам. У интернированных японцев почти не находилось сторонников. До сих пор из высокопоставленных особ только министр внутренних дел Гарольд Айкс и министр юстиции Фрэнсис Биддл заявляли президенту, что считают создание лагерей для интернированных граждан возмутительным явлением. Несмотря на это, никто не делал попыток освободить узников.

Со временем положение на озере Тьюл только ухудшилось: терпение иссякло, условия были хуже некуда, а «предатели» делали все возможное, лишь бы распалить недовольство людей и усугубить беспорядки.

В октябре забастовки достигли небывалой силы. «Нетнет ребята» делали все возможное, лишь бы убедить всех и каждого отказываться от работы или сотрудничества с администрацией. Многие из стариков не хотели ввязываться в это дело, но ссориться с «нет-нет ребятами» становилось все опаснее — за несколько недель лагерь полностью оказался под их влиянием.

В ноябре войска окружили лагерь на озере Тьюл и подавили мятежи, заставив узников вернуться к работе. К тому времени в демонстрациях уже участвовали пять тысяч человек, забастовки вспыхивали непрестанно. Мало кто из руководителей запрещал своим подчиненным присоединяться к ним, и в числе них был белый, руководитель лазарета. Он слишком дорожил своим персоналом, способным выхаживать больных и умирающих, чтобы позволить ему участвовать в забастовках. Когда бунтовщики узнали о его запрете, они ворвались в лазарет и избили смельчака до смерти. Персонал лазарета, состоящий только из японцев, делал все, чтобы защитить его, и некоторые из них тоже были ранены. Трагедия приобрела широкую известность, и тринадцатого ноября в лагере было наконец введено военное положение. Запрещались любые сборища, деятельность клубов, танцы, свободное перемещение по лагерю. Узники притихли.