Прикосновение - Колин Маккалоу

Когда мужчины после неспешных бесед за портвейном и сигарами перешли в гостиную, Ли нашел Элизабет, сидящую на стуле, придвинул поближе свой стул и сел. Руби поблагодарила его взглядом и по своему почину направилась к роялю – отрабатывать ужин.

– Знаете, – вполголоса обратился Ли к Элизабет, – мама – великолепная музыкантша, и я уверен, что в обществе ее принимают не только из-за денег: талант притягателен. Выходя из вагона, я слышал, как переговаривались гости, и все надеялись, что сегодня мама не откажется сыграть и спеть.

– Мне известно, насколько она талантлива, – чопорно отозвалась Элизабет.

– Сегодня я захватил ваш любимый уголок, – продолжал Ли, – и прошу прощения за это. Обещаю, больше я там не появлюсь. Рыбкам нечего опасаться.

– Это ни к чему, – ответила она. – Я все равно катаюсь верхом далеко не каждый день, только по средам и субботам. По воскресеньям я езжу в Кинросс в церковь, по четвергам встречаюсь с твоей матерью в отеле. Если хочешь, приходи к Заводи в понедельник, вторник, четверг и пятницу. Сдается мне, что в церкви ты бываешь нечасто, так что и воскресенье – твой день.

– Очень любезно с вашей стороны, но я могу бродить где угодно.

– Зачем? Возможно, вторжение на пользу рыбкам.

«В первую очередь оно на пользу тебе, – подумал Ли. – Спокойная, вежливая, равнодушная… Эта заводь очень много значит для тебя, Элизабет Кинросс, но ты и виду не подаешь».

– Я хотел бы познакомиться с вашими детьми, – произнес он.

– Познакомишься, если позавтракаешь с нами завтра в отеле. По воскресеньям мы с детьми всегда заезжаем к твоей маме.

* * *

– Что-то ты сегодня молчаливый, – заметила Руби, вместе с сыном гуляя по парку Кинросс-Хауса в ожидании вагона. Дамы в пышных громоздких платьях занимали гораздо больше места, чем рудокопы или мужчины в смокингах, поэтому сразу все гости в вагоне не уместились.

– Думаю об Элизабет.

– Правда? И что именно?

– Во-первых, гадаю, сколько ей лет. Ты же знаешь, Александр мне про нее не рассказывал.

– В сентябре Элизабет исполнится двадцать четыре.

– Ты шутишь? – ахнул Ли. – Но она уже семь лет замужем!

– Да. Ей было шестнадцать, когда она вышла за Александра. Он выписал ее из Шотландии, не зная даже, какая она. Если он не говорил с тобой о жене, то лишь потому, что их супружеская жизнь с самого начала складывается неудачно. Иначе зачем бы ему понадобилась я? Несомненно, у него и в Европе есть утешительницы.

– Вот тут ты ошибаешься, мама. Он ведет себя, будто дал монашеский обет безбрачия, – усмехнулся Ли. – Правда, это не помешало ему заплатить одной райской птичке, чтобы она посвятила меня в тайны плотской любви.

– Какой он славный! – искренне восхитилась Руби. – А я так боялась триппера, сифилиса, порочных девок, охотниц за состоянием… Небось стаями вьются вокруг частных школ и развращают неопытных мальчишек.

– И Александр так думал. Он посоветовал мне быть разборчивым – ради собственного блага. «Любовь может править человеком, но плотские наслаждения – никогда».

– Он прав. А сейчас у тебя есть райская птичка?

– Да, все та же. Мне нравится нежиться в объятиях женщины, но я не развратник. Мне вполне достаточно одной подруги. Ради приличия я снял ей квартиру подальше от школы, а когда поступлю в Кембридж, подыщу жилье попросторнее. Мне нравится, когда вокруг друзья, – усмехнулся он.

– Наверняка она изменяет тебе, пока ты в отъезде.

– Вряд ли, мама. Она знает, с какой стороны хлеб намазан маслом. Особенно если он посыпан бриллиантами.

– А что еще ты думаешь про Элизабет?

– Ничего особенного, – туманно ответил Ли.

Он знал: мать поймет, что он солгал, но почему-то не пожелал делиться с ней мыслями. Всего двадцать три года! Со школьной скамьи – в супружескую постель. Ли уже знал ответ на большинство своих вопросов, потому что успел повидать шестнадцатилетних девочек, в том числе сестер и кузин товарищей по школе. Расовая принадлежность не играла роли: девочки оставались девочками, даже если не знали бедности и строгих религиозных правил, которым следовали их беднейшие соотечественники. Они то и дело хихикали, сплетничали, влюблялись и теряли голову, мечтали о романтической любви и браке, пусть даже браке по расчету. Почти все они или уже знали, за кого выйдут замуж, или надеялись, что избранник окажется молодым красавцем, сыном аристократа, а не престарелым другом отца, и чаще всего не ошибались. Многие выходили не за дряхлых стариков, а за их цветущих сыновей. Помимо этих молоденьких девушек, Ли видел учениц академии мисс Рокли, расположенной по соседству со школой Проктора. Между руководством школ существовала договоренность о совместных майских балах для учеников и учениц. Так их готовили к выездам в свет.

Но Ли понимал, что Элизабет вела совсем другую жизнь. Ему подсказывало это не только чутье: однажды в его присутствии Александр разразился обличительной речью против шотландского Кинросса, пресвитерианского священника и всего клана Драммондов, к которому принадлежала Элизабет. Если Александр не солгал, положение девушек в Шотландии было не лучше, чем в восточных гаремах. Элизабет выдали за человека, который годился ей в отцы: в прошлом апреле Александру исполнилось тридцать девять. Свой роскошный наряд она носила как мундир, показывая всему миру, что щеголяет богатством и красотой только по требованию Александра.

«Но почему она невзлюбила меня? Потому, что я полукровка? Нет, мама вряд ли привязалась бы к ней, будь у Элизабет подобные предрассудки. Но, что ни говори, странный альянс! Ведь Элизабет наверняка знает про отношения мамы и Александра».

– А Элизабет знает про вас с Александром? – спросил он.

– Конечно. Он хотел было помешать нам видеться, но ничего у него не вышло. Мы сразу поладили и стали лучшими подругами, – объяснила Руби.

«Вот и еще один ответ. А между тем разгадка тайны еще где-то далеко и путь к ней извилист. Хотел бы я знать, что они скажут завтра, когда я во всеуслышание заявлю все, что хотел? Не могу дождаться».

Уже засыпая, Ли отчетливо видел губы Элизабет и в полудреме думал, каково было бы прикоснуться к ним поцелуем.

– Странно, что вчера вечером Нелл не вышла к гостям, – заметила Руби, приветствуя сына объятиями. – А как Сун?

Ли обнял ее в ответ, неловко двигая шеей в тесном воротничке.

– А нельзя ли мне переодеться к завтраку по случаю воскресенья?

– Нельзя! Элизабет зайдет к нам из церкви, поэтому будет в приличном платье и шляпе. Но ты так и не ответил, как Сун.

– Разумеется, превосходно. Роль плутократа папе по вкусу – даже больше, чем титул пекинского князя. Мной он бесконечно доволен! Подозреваю, он уже проклинает тот день, когда отказался признать меня сыном.