Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В западном христианстве дополнительным фактором глоссирования церковных книг был латинский язык, общепринятый в учено-конфессиональной сфере, но все же ни для кого не родной. Глоссы на народных языках появляются в латинских церковных книгах уже в первые века после принятия христианства. В Славии старейшие глоссы – чешские, известные как «Ягичевы глоссы» (названные по имени их первого исследователя и издателя И.В. Ягича).
Это 122 лексических пояснения, внесенные на рубеже XI–XII вв. в латинский текст «Евангелия от Матфея». Жанровый состав глоссируемых латинских текстов самый пестрый: «Псалтирь», книги библейских пророков, сочинения отцов церкви, молитвенники, многочисленные проповеди (в том числе латинские проповеди Яна Гуса); сочинения римских классиков.
В Польше самые ранние глоссы к латинским богослужебным книгам делались на латыни, позже появляются глоссы на польском языке. Толкования становятся более развернуты и разнообразны: это и переводы отдельных слов на народный язык, и богословское толкование, и реально-исторический комментарий к трудному месту. В Польше, как и в Чехии, подборки толкований к разным библейским текстам стали объединять в словарные своды, получившие название mamotrekty (от лат. mammotrectus – кормилица, кормящая грудь). В польской лексикографии XV в. самые крупные памятники – это мамотректы. Из них самый большой (так называемый Краковский мамотрект 1471 г.) был составлен студентами Ягеллонского университета, записавшими объяснения профессоров к тексту Библии. Мамотректы представлены также среди чешских и польских инкунабул, что говорит о социальной значимости жанра.
У православных славян начало словарного дела относится к XI в. В частности, в переведенном с греческого «Изборнике Святослава» 1073 г., фундаментальной антологии болгарского происхождения, некоторые материалы – это подборки толкований ряда философских понятий, а также терминов византийской поэтики.
В русской средневекой лексикографии было пять основных словарных жанров: 1) словари-ономастиконы, 2) словари символики («приточники»); 3) славяно-русские словари; 4) словари-разговорники; 5) азбуковники[207].
Словари-ономастиконы первоначально объясняли главным образом собственные имена, встречающиеся в Библии[208]. Наиболее ранний из известных памятников такого рода – «Речь жидовьскаго языка» в сборнике при Новгородской «Кормчей» 1282 г. – содержал переводы-толкования 174 слов. В основном толковались имена собственные (Соломон – мир, Давид – возлюблен, Вавилон – смятение и т.д.), но также и отдельные древнееврейские и греческие нарицательные имена, остававшиеся в церковнославянском Писании без перевода (ад – тма, хризма [так !] – помазание, бисер – камень честен и др.). В редких случаях толковались славянские слова – из тех, которые имели условно-символические значения (как, например, рог – сила, гусли – язык, лик – мысль). Что касается сочетаний жидовьский язык, еврейские речи в заглавиях словарей, то они указывали не на происхождение толкуемых слов, а на их связь с Писанием: т.е. это ‘язык, речи, слова Библии’.
Толковые словари символики у книжников иногда назывались приточники (от слова притча, означавшее ‘уподобление’, ‘иносказание, притча’, а также ‘пример, доказательство; гадание, загадка’). Есть списки символических толкований, которые имеют такое заглавие: «Се же приточне речеся», т.е. ‘А вот это говорилось иносказательно’. Встречаются и другие заглавия: «Толк о неразумных словесех» и т.п. Символические употребления слов, в отличие от переносных значений, условны и поэтому в принципе могут быть «разгаданы» по-разному. Это побуждало собирать и распространять «истинные» толкования, согласные с Библией (рысь – лукавый, козлищь – мерзкий, птицы – апостолы, хлеб – тело и т.д). Основным литературным источником символики была «Псалтирь». Не случайно древнейший свод символических толкований содержится в списке XI–XII вв. «Толковой Псалтири» (так называемая «Толстовская Псалтирь»).
Славяно-русские словари толковали прежде всего церковнославянизмы, которые могли быть непонятны восточнославянскому читателю. Древнейший из них «Толкование неудобь познаваемом речем» относится к XIV в. Славяно-русские словари явились основным жанром восточнославянской лексикографии до XVIII в. К этому типу относятся такие выдающиеся памятники традиции, как печатные словари Лаврентия Зизания (Вильна, 1596) и Памвы Берынды (Киев, 1627; Кутеин, 1653). Ср. толкования у Зизания: алчу – ести хочу, аминь – заправды альбо нехай так будет, архангел – староста ангельский, аще – если и т.п. Легко видеть, что толкуются не только церковнославянизмы, но и греческие слова (аминь, архангел), т.е. это были словари с объяснением трудных библейских слов независимо от их происхождения.
Древнейшие словари-разговорники – рукописные «Грецкой язык» и «Речь тонкословия греческаго» (оба XV–XVI вв.) – предназначались для русских паломников. Они имеют устное, не «кабинетное» происхождение. Греческие слова в них записаны кириллицей и по слуху.
Наконец, азбуковники – это жанр крупных сборников, объединяющих разнообразные, но преимущественно словарные материалы, а также тематически близкие к ним тексты на конфессиональные и филологические темы: Символ веры, катехизис или его фрагменты, молитвы, объяснения отдельных догматов, жития и т.п.; грамматические и орфографические статьи, слоги для обучения чтению, тайнописи, азбуки, причем иногда нескольких языков; православный календарь, пасхалии и т.п. При всей пестроте состава, азбуковники были все же в первую очередь лексикографическим жанром[209]. Ранние азбуковники (XVI в.) объединяли до 1000 словарных статей, поздние (XVIII в.) – более 5000 (Ковтун, 1989, 7–8).
Таким образом, старинная лексикография не только была прямо связана с толкованием Библии, не только опиралась на Св. Писание и Предание в определении значений слов, но и осознавалась как забота церковная. Не случайно в старинных книжных описях словари и грамматики помещались сразу после церковных книг. Не случайно и то, что в рукописных сборниках словари соседствуют с самыми ответственными конфессиональными текстами – подобно тому, как древнейший словарик «Речь жидовьскаго языка» оказался в одном сборнике с церковными законами – Новгородской «Кормчей» 1282 г.
VIII. Традиции фидеистического отношения к слову в философии и языкознании
Фидеистические решения в спорах о природе имени
123. Об органичности веры в слово
В этом VIII разделе книги (§123–132) будет показано, что фидеистическое отношение к слову всегда существовало и существует отнюдь не только в религиозно-мифологической сфере. В §13–14 говорилось о феномене неконвенционального (безусловного) восприятия слова у детей, о близости фидеистического и эстетического, религии и искусства. Дело в том, что возможность веры в слово – вообще в п р и р о д е людей. Явления, по сути родственные, близкие к вере в трансцендентные способности слова, наблюдаются в разных других сферах культуры, социальной психологии, политики. Вера в слово продолжает питать разные ветви гуманитарного знания, и прежде всего философию и филологию. Иначе говоря, вера в слово может иметь место в деятельности, которая протекает со значительно большим участием логики и интеллекта, чем сферы религиозной и эстетической деятельности.
Фидеистические мотивы в отношении к слову в разных учениях и системах присутствуют в разной мере: иногда в этом суть и фундамент концепции, иногда – это один из мотивов, иногда – лирика, недоказуемая, но дорогая автору и волнующая читателя. В сущности, это мифопоэтическое видение слова. Это видение не удовлетворит логику, экспериментирующий рационализм, но оно требуется душе и сердцу человека. Вот почему фидеистические (мифопоэтические) мотивы в отношении к слову – это историческая реальность, без которой наше понимание человека и культуры было бы неполным.
124. Конфуцианская идея «исправления имен» в Китае
В реалистической и деятельной философии Конфуция (551–479 гг. до н.э.) мотив «исправления (выпрямления) имен» (чжэн мин) был не столько темой для размышлений, сколько принципом рационального иерархического «обустройства» общества и прежде всего четкой организации государственной власти. Когда Конфуция спросили, с чего бы он начал управление государством, он ответил: «Самое необходимое – это исправление имен» (История, 1980, 94). Конфуций учил, что название неразрывно связано с обозначаемым и должно ему соответствовать, имея в виду при этом в первую очередь административно-юридическую номенклатуру. У Конфуция идея «исправления имен» – это вера учителя и крупного чиновника в возможность нравственной и рациональной организации жизни, вера в в о с п и т у е м о с т ь общества.
Конфуцианская идея «исправления имен» в качестве метода воздействия на практику жизни была принята крупной этико-философской школой легистов (европейское обозначение школы фацзя «законников» в Китае VI–III вв. до н.э.; от лат. lex – закон). В школе минцзя (буквально ‘школа имен’) идея «исправления имен» стимулировала логико-философское осмысление связей между именами, понятиями и предметами.
- Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях - Стивен Протеро - Религиоведение
- Религии современности. История и вера - Петер Антес - Религиоведение
- История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства - Мирча Элиаде - Религиоведение
- Истинная вера, правильный секс. Сексуальность в иудаизме, христианстве и исламе - Дэн Кон-Шербок - Религиоведение
- Религии мира: опыт запредельного - Евгений Торчинов - Религиоведение
- Всё о пророке Мухаммаде - Александр Ханников - Религиоведение
- Искусство и религия (Теоретический очерк) - Дмитрий Модестович Угринович - Прочее / Религиоведение
- Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии - Хьюстон Смит - Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Мария Магдалина – автор четвертого Евангелия? - Рамон Хусино - Религиоведение
- Описание религии ученых - Никита Бичурин - Религиоведение