Негатив. Эскалация - Павел Николаевич Корнев

незаперта, дальше — коротенький коридорчик и крохотная гостиная.

Витя в одиночестве сидел за столом и размеренно тасовал колоду карт. При виде меня он резко вскинулся и буквально прошипел:

— Ты чего тут забыл?!

Смазливую физиономию перекосило, и я поспешил поднять руку с раскрытым удостоверением.

— Сюда смотри!

Из спальни выглянул один из давешних студентов — куда как более крепкого сложения, он хмуро глянул на меня и со значением хрустнул костяшками пальцев. А вот Витя дёргаться не стал и презрительно усмехнулся.

— Вахтёр? И что с того?

— Выкинешь ещё что-нибудь вроде вчерашнего — узнаешь. Вы у меня общественными работами дни напролёт заниматься будете, на каждый чих докладную писать стану. А ещё приятелей из комендатуры попрошу к вашим карточным делам присмотреться. И тогда ты, Витенька, не то что в аспирантуру не попадёшь, тебе за счастье в список неблагонадёжных будет не угодить. Уяснил?

Ответом стало напряжённое молчание.

— Так мы поняли друг друга? — с нажимом повторил я.

— Да.

Витя едва не выплюнул это короткое подтверждение, но больше я на него давить не стал, развернулся и вышел в коридор. А там беззвучно выдохнул, приподнял кепку и вытер выступивший на лбу пот. Не могу сказать, будто совсем уж блефовал, но и устроить этой троице развесёлую жизнь было вовсе не так просто. Надеюсь, и не придётся.

На военной кафедре меня сразу взял в оборот мордатый преподаватель — не толстый и даже не дородный, а просто мощный; воротник сорочки на бычьей шее попросту не сходился. Беседовать со мной Василий Архипович взялся не в аудитории, а в собственном кабинете, и устроенный им блиц-опрос оказался целиком и полностью посвящён дисциплинам, изучавшимся на курсах контрольно-ревизионного дивизиона.

Не могу сказать, будто совсем уж не ударил в грязь лицом, но в основном, как показалось, с ответами справился неплохо, и дядька благосклонно кивнул.

— Для начала пойдёт. На вступительном курсе натаскаю, потом, глядишь, в какую-нибудь группу пристрою. Ну, поехали!

Следующие два часа я то конспектировал основы ведения следственных мероприятий, то решал задачки и выполнял практические задания. Ну а потом меня отправили на урок по разговорному нихонскому. Как пояснил Василий Архипович, больше он мне времени уделить не мог, а занять чем-то было нужно.

— После в тир спускайся, — предупредил наставник, убирая учебные материалы в железный шкаф. — Там тебя ждать будут.

И действительно — ждали. Сначала выполнил несколько стандартных упражнений, затем меня погоняли на скорость, а под конец прошёлся с инструктором по комнатам, вроде как зачистку помещений отработал. Точнее — показал, на что способен.

В итоге мне пообещали разработать индивидуальную программу и отправили восвояси. Последнему обстоятельству я порадовался до чрезвычайности. Устал.

Так дальше и пошло. Учёба, реабилитационные процедуры и лечебная физкультура, курсы со всякими специфическими занятиями, сумбурное изучение случайных иностранных языков, поход в тир и на йогу. Если б не успехи в технике «Дворца памяти» — точно бы голова взорвалась. Но и с ней просто доползал до кровати и отключался, будто рубильник перекидывали.

В четверг отпахал полную смену на воротах — особо не утомился, но не пришлось и скучать. То грузовики осматривал, то к семинарам готовился и разбирался в усложнённой схеме заземления. Довелось и на мотоцикле заезжавшие на территорию студгородка сторонние машины сопровождать, но по сравнению со службой на Кордоне — детский сад.

На воскресенье задумал зазвать в гости Юлию Сергеевну, а та вильнула хвостом, сославшись на известные женские дела; возникло даже нехорошее подозрение, что эта штучка, заполучив рабочую технику снижения ментальной чувствительности, просто потеряла ко мне всякий интерес.

Да и чёрт с ней! Переживать по этому поводу смысла не видел, махнул рукой.

Лев в гости не пригласил, ну а сам я напрашиваться не стал и с утра написал письма домой и Василю, а потом сходил на сдвоенный киносеанс. Пообедал в городе, обсудил последние политические события в студенческом клубе да и отправился домой валяться на кровати с книжкой.

Ну а дальше снова трудовые будни начались. Работал, учился, лечился. Развивался интеллектуально и физически. Точнее — физическую форму я пока лишь восстанавливал. Но чувствовал себя с каждым днём всё лучше и лучше, что не могло не радовать. Даже в тире отдача в раненую руку болью перестала отдаваться.

Курсы? На курсах занятия так и продолжил вести мордатый Василий Архипович, реальный статус которого по-прежнему оставался для меня загадкой. Был он преподавателем с военной кафедры или штатным инструктором ОНКОР — касательно этого я мог лишь строить догадки. Обучение шло в индивидуальном порядке, и диктовать мне ничего особо не диктовали, и даже особо не интересовались успехами в изучении учебных пособий, а основное время уходило на обсуждение прочитанного, втолковывание каких-то неосвещённых в брошюрах моментов, решение логических задач и даже простое общение на заданные темы, многие из которых были от меня предельно далеки. Ещё периодически конструировались некие жизненные ситуации и устраивались учебные допросы, на которых я исполнял роль то подозреваемого, то следователя. Загнать собеседника в угол обычно не удавалось, но и сам наловчился отбрёхиваться, не выходя из заданного образа.

Как-то я не утерпел и поинтересовался таким пренебрежением к выданным мне брошюрам. Василий Архипович только рукой махнул.

— Какой там у них статус? Для служебного пользования? Я тебе так скажу: все нормальные материалы проходят под грифом совершенно секретно. На руки их курсантам не выдают и даже конспекты должны храниться в учебных заведениях. А эти азы… Нет, ознакомься с ними в свободное от занятий время — это лишним точно не будет, но давай-ка мы с тобой на ступень выше поднимемся. Просто слушай, запоминай и отрабатывай.

Я против такого подхода не возражал.

В субботу подкараулил в коридоре Юлию Сергеевну, и не пришлось даже ничего говорить, та сама справилась о моих планах на завтрашний день. Нигилист по воскресеньям с самого утра уходил в читальный зал, так что условились встретиться на квартире в одиннадцать. И — встретились.

Сразу выталкивать Юлию Сергеевну из кровати и указывать на дверь было как минимум невежливо, позвал пить чай. Одеваться барышня не пожелала, заглянула в мой шкаф и остановила свой выбор на старой фланелевой рубахе. Я задумчиво глянул ей вслед и отправился на кухню в чём мать родила.

— Садись, поухаживаю за тобой, — предложила Юля, открыла шкафчик и потянулась за чашкой, привстав при этом на цыпочки.

Не слишком-то и длинная рубашка задралась, и я порадовался тому, что не выставил барышню за дверь. А ещё подумал, как хорошо быть здоровым