Рейтинговые книги
Читем онлайн Фонвизин - Михаил Люстров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77

Исследователи творчества Фонвизина обращали внимание, что в предварительном, созданном в 1779 году варианте «Недоросля» в роли учителя-иностранца выступал не немецкий, а французский кучер, и о причинах последовавшей затем метаморфозы мы можем лишь догадываться. В «Выборе гувернера» эта роль вновь отдается обычному в таких случаях французу, и никаких «политических» оснований изменять национальность иностранного пройдохи у Фонвизина не находится. Больше того, в новой комедии национальная принадлежность гувернера (и французская тема вообще) становится важной как никогда. Ведь к моменту создания пьесы в самой Франции происходили очень необычные и в фонвизинской комедии ставшие предметом специального обсуждения события. В стране, которую так любил бригадирский сын Иванушка, которую так почитали князья Слабоумовы и которую так недолюбливал сам Фонвизин, вспыхнула революция. В присутствии по своему обыкновению ничего не понимающего князя проекатеринински настроенный Нельстецов разъясняет совершенно с ним согласному Сеуму, что не существует законов, способных осчастливить «каждого частного человека», что «для блага целого государства» часть «подданных» должна непременно чем-нибудь пожертвовать и «следственно, равенство состояний», которого пытаются достичь устроившие невиданные «замешательства» французы, «и быть не может». Руководимые давно нелюбимыми Фонвизиным «ложными философами», «они, желая отвратить злоупотребление власти, стараются истребить тот образ правления, коим Франция всей своей славы достигла», но, как снова и снова повторяет убежденный в своей правоте Нельстецов, никогда не смогут воплотить в жизнь свою любимую идею всеобщего равенства. Примечательно, что рассуждения о французском равенстве встречаются у Фонвизина и раньше, в его письмах о Франции. В послании Петру Панину из Ахена (18/29 сентября 1778 года) он пишет вслед за Ш. П. Дюкло: «Пока может, утопает он (француз. — М. Л.) в презрительных забавах, и сей род жизни делает все состояния так равными, что последний повеса живет в приятельской связи с знатнейшею особою. Равенство есть благо, когда оно, как в Англии, основано на духе правления, но во Франции равенство есть зло, потому что происходит оно от развращения нравов». Ясно, что речь здесь идет совсем о другом равенстве, нежели в революционной Франции, но в обоих случаях Фонвизин воспринимает его как несомненное зло.

Выслушав рассуждения разумного приятеля относительно законодательства вообще и «нынешнего законодательства французского» в частности, Сеум задается вопросом: что же в таком случае «остается делать законодателю»? Совершенно естественно, что давно сформировавший свое мнение на этот счет Нельстедов отвечает тотчас и не задумываясь: мудрому законодателю «остается расчислить так, чтоб число жертвуемых соразмерно было числу тех, для благополучия коих жертвуется». При этом, продолжает Нельстецов, настоящий правитель должен быть не просто «великим исчислителем», но «великим исчислителем» бесконечно мудрым: ведь «в математике от одной известности идут к другой, так сказать, машинально, и математик имеет пред собою все откровения предшественников своих, ему надобно иметь только терпение и уметь ими пользоваться; но политика прежние откровения не поведут верною дорогою. Математик исчисляет числа, политик страсти; словом, ум политический есть и должен быть несравненно больше и гораздо реже встречается, нежели математический».

Разумеется, государственные деятели, обладающие умом политическим, встречаются и сейчас, и оба собеседника, Нельстецов и Сеум, благодарят судьбу за то, что имеют счастье жить в стране, находящейся в управлении как раз такого законодателя. Исполнив свои «партии», друзья-единомышленники растолковывают супругам Слабоумовым, что, попав в революционную Францию, их сын тотчас перестанет быть князем, а поехав туда «лет через десяток», окажется неизвестно в какой стране (если, конечно, «господа французы колобродить не скоро перестанут»). Их рассуждения производят желаемое действие, и перепуганная княгиня отказывается от своего давнего намерения отправить ребенка за границу. Князь же во время всего разговора пребывает в своем привычном оцепенении и лишь после специального объяснения начинает понимать, что в современной Франции «уже князей нет».

Несомненно, концовка этой сцены оригинальна и написана совершенно в духе Фонвизина с его характерными переходами от патетических восклицаний к насмешливым вопросам и ироничному повествованию («Нельстецов: И коль счастливы те, кои таковую страну отечеством имеют! (к Князю) Вы, князь, о чем задумались? Князь: Что вы оба ни говорили, я ничего не понимаю»), в то время как остроумные рассуждения Нельстецова о математике и политике, по наблюдению П. А. Вяземского, целиком заимствованы из книги французского писателя Л. А. де Лабомеля, по словам первого биографа Фонвизина, «более известного щелчками Вольтера, нежели собственными своими подвигами». Как обычно у Фонвизина, основная идея комедии формулируется в последней реплике героя: «Нельстецов: Странные люди! Скажите, что руководствует их мыслями и делами? Сеум: Что руководствует? Глупая спесь». Точно так же в концовке «Недоросля» Стародум указывает на поверженную Простакову и сопровождает свой жест емким комментарием — «Вот злонравия достойные плоды», а в концовке «Бригадира» раздавленный судьбой Советник обращается к партеру с признанием: «Говорят, что с совестью жить худо, а я сам теперь узнал, что жить без совести всего на свете хуже». Беспорочные герои наблюдают за происходящим в стане врага и произносят свой приговор, порочные же — переживают стыд и «сами узнают» истину.

Комедия «Выбор гувернера» (или по-другому «Гофмейстер») стала последним из драматических, а возможно, и из всех написанных за 30 лет литературной деятельности завершенным сочинением Фонвизина. Именно ее он представил на последнем в своей жизни приеме у Державина 30 ноября 1792 года. Этот памятный вечер подробнейшим образом описан присутствовавшим на нем поэтом и переводчиком, другом Державина и Карамзина, между прочим, переводчиком фонвизинского «Жития графа Никиты Ивановича Панина» на русский язык Иваном Ивановичем Дмитриевым: «По возвращении из белорусского своего поместья он (Фонвизин. — М. Л.) просил Гавриила Романовича познакомить его со мною. Назначен был день нашего свидания. В шесть часов пополудни приехал Фонвизин. Увидя его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами из Шкловского кадетского корпуса, приехавшими с ним из Белоруссии. Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела. Обе поражены были параличом. Говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким; но большие глаза его быстро сверкали. Первый брошенный на меня взгляд привел меня в смятение. Разговор не замешкался». Выяснив, насколько хорошо молодой коллега знаком с его творчеством, и сойдясь с Дмитриевым во мнении относительно «прелестной» «Душеньки» Ипполита Богдановича, «…Фонвизин сказал хозяину, что он привез показать ему новую свою комедию „Гофмейстер“. Хозяин и хозяйка изъявили желание выслушать эту новость. Он подал знак одному из своих вожатых, и тот прочитал комедию одним духом. В продолжение чтения автор глазами, киваньем головы, движением здоровой руки подкреплял силу тех выражений, которые самому ему нравились. Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться. По словам его, во всем уезде, пока он жил в деревне, удалось ему найти одного только литератора, городского почтмейстера. Он выдавал себя за жаркого почитателя Ломоносова. „Которую же из од его, — спросил Фонвизин, — признаете вы лучшею?“ „Ни одной не случалось читать“, — ответствовал ему почтмейстер. „Зато, — продолжал Фонвизин, — доехав до Москвы, я уже не знал, куда мне деваться от молодых стихотворцев. От утра до вечера они вокруг меня роились. Однажды докладывают мне: ‘Приехал сочинитель’. ‘Принять его’, — сказал я, и через минуту входит автор с пуком бумаг. После первых приветствий и оговорок он просит меня выслушать трагедию его в новом вкусе (курсив автора. — М. Л.). Нечего делать; прошу его садиться и читать. Он предваряет меня, что развязка драмы его будет совсем необыкновенная: у всех трагедии оканчиваются добровольным или насильственным убийством, а его главная героиня или главное лицо умрет естественною смертию. И в самом деле, — заканчивает Фонвизин свой веселый рассказ, — героиня его от акта до акта чахла, чахла и наконец издохла“. Мы расстались с ним в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был в гробе».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Фонвизин - Михаил Люстров бесплатно.
Похожие на Фонвизин - Михаил Люстров книги

Оставить комментарий