Знак Десяти - Хосе Карлос Сомоса

возле входа.

Но когда я наконец различила появившийся на пороге силуэт, мне стало очень и очень жаль, что я не вижу перед собой сотрудников из «поиска».

То, что я увидела на просвет (если можно так описать ситуацию, когда тучи на небе почти не пропускают света), было силуэтом мужчины в цилиндре.

12

Я сумела удержаться от крика. Я подняла самодельное оружие.

Но потом, вспомнив совет Элли, я нацелилась вниз.

Полагаю, что из-за моих колебаний (вполне оправданных при выборе пола противника) опасная ситуация – я до сих пор не знаю для кого – неожиданно переменилась. Пока я высчитывала траекторию движения доски, мужчина взмахнул руками:

– Мисс Мак-Кари! Это я! Доктор Дойл! – Голос был знакомый, и очертания тоже.

Дойл был такой возбужденный, что я поспешила извиниться:

– Боже мой… Доктор, простите, пожалуйста, я не хотела вас напугать…

– Напугать меня? – воскликнул Дойл, глаза его заблестели. – Ах, ну что за сцена! Потрясающая сцена!.. – Он рылся в карманах плаща в поисках записной книжки.

Ну и конечно, появление Дойла объяснилось вмешательством мистера Икс, которого доктор еще раз навестил вечером. Мой пациент дал предельно четкие инструкции: мне грозит опасность, потому что ночью я отправлюсь в сгоревшие бараки. Дойлу полагалось ждать поблизости от Кларендон-Хауса, следовать за мной и защищать.

Если вам угодно, чтобы я объяснила, каким образом мой пациент узнал, что в ту ночь я отправлюсь в бараки, предлагаю вам перечитать мои предыдущие записи – лучше всего с самого начала.

– Я видел, как вы заходите в рощу, а когда побежал за вами, вы уже скрылись из виду, – объяснял Дойл, и тогда я вспомнила про треск, раздавшийся у меня за спиной. – Я решил, что вы зашли в какой-то барак. Но было слишком ветрено… Простите, что не сразу понял, в каком именно бараке вас искать.

Произнося все это, Дойл не прекращал поисков записной книжки. Я вкратце пересказала историю Элли, и славному доктору не потребовалось много времени, чтобы начать помогать: он снова выступал в роли такого же энергичного деловитого спасителя, как и в случае с сахарным мальчиком на берегу. Дойл был человек увлекающийся, в голове его жили странные образы, но работал он ради реальности, ради блага других людей. Возможно, такое вообще свойственно писателям-врачам. Под конец доктор выложил на одеяло в лодке крупные и мелкие монеты, и в свете зажженного нами фонарика они блестели как капельки света и отражались в наших зрачках.

– Один фунт, пять шиллингов и шесть пенсов. Это все, что у меня есть. Уезжайте, Элли. Найдите работу, которая вам по душе.

Бедная девушка плакала от потрясения и благодарности, она даже кинулась целовать ботинки Дойла, но тот отстранился и ласково попросил ее подняться. И тогда возникла неловкая ситуация: Элли послушалась, и одеяло упало к ее ногам, и из одежды на ней остался только ошейник с крепким замком на затылке.

– Что вы делаете? – изумился Дойл.

– Дык я одеваюсь, сэр. – И она юрко нырнула в лодку за одеждой.

Я поняла, что мы с Дойлом столкнулись с новой проблемой. И оба не знаем, как к ней подступиться. Элли остается человеком театра, и, следовательно, мы не должны стыдиться? Или же мы должны наделить ее пристойностью, как любую другую девушку, и стараться на нее не смотреть?

В конце концов мы предпочли отвернуться.

Когда Элли закончила, мы подумали, что лучше бы она не одевалась. Платье, которое принесла Мэри Брэддок (без сомнения, ее собственное), растекалось по телу девушки гигантским шаром, напоминая медузу с пляжей в Девоне. Из щедрого выреза выглядывал почти весь торс Элли – до самых грудей, имевших цвет разрезанного гриба. Общее впечатление, вместе с тесным ошейником, песком в волосах и ошарашенным взглядом, было жутковатое.

– Элли, в таком виде никто не ходит по городу, – предупредила я. – Пойдем со мной. В Кларендоне для тебя согреют ванну, ототрут всю твою раскраску и перережут твой ошейник клещами… дадут поесть и попить, мы подберем самое лучшее платье. А потом, если захочешь, ты уйдешь.

– Элли, это разумный совет, – подтвердил Дойл.

Девушка колебалась. Поднимала фонарь и поглядывала на нас попеременно. Потом закашлялась, и это страшное карканье сильно меня встревожило, – возможно, у девушки пневмония.

А потом Элли замотала голову и плечи платком и стала похожа на арабскую женщину. Подсветила себе фонарем и убедилась, что деньги надежно спрятаны.

– Лучше уж я вам скажу сразу и спасибо, и прощай. Какие ж вы оба хорошие!

Элли превратилась в подвижное пятно, уходящее в темноту. Она снова позвякивала – теперь не из-за колокольчика, а из-за монет.

Она больше не сокровище, сокровище теперь при ней. Она стала такой же, как мы, то есть публикой.

А промежуточного положения, кажется, не бывает.

– Что скажете, доктор? – спросила я на обратном пути.

Дойл, сама галантность, укутал меня своим плащом.

– Я не предвещаю этой леди великого будущего, – ответил он.

– Я имела в виду ее рассказ.

– По моему мнению, очевидно, что мисс Брэддок встретила кого-то из знакомых…

– Кого-то, кто за ней следил?

– Допускаю. Но если и так, зачем преследователь себя выдал? Полагаю, встреча в равной степени изумила обоих.

В этот момент мы проходили через рощу. Я непроизвольно вздрогнула.

– Кто-то знакомый… из Кларендона, – размышляла я вслух. – Это мог быть кто угодно. Пансионеры, психиатры, Уидон, Джимми, мистер Салливан…

– Но почему вы считаете, что это был мужчина? – уточнил Дойл. – Вспомните, Элли слышала возглас мисс Мэри. «Страх, да и только». Я не был знаком с мисс Брэддок так близко, как вы, но подобная фраза, обращенная к джентльмену на улице посреди ночи, не к лицу пристойной леди. Это скорее разговорное приветствие, которое может быть обращено к мужчине-другу либо к хорошо знакомой женщине.

Да, звучало вполне логично. Но возможности, которые открывались при таком логичном допущении, были темнее ночи.

– У Мэри Брэддок не было друзей, – сказала я.

– Ergo…

– Одна из нас?

Безжалостный порыв ветра заставил нас замолчать – надолго, до самой калитки.

Я хотела сказать, заставил меня замолчать. Даже казни египетские не смогли бы умерить пыл доктора Дойла.

– Как легко убедиться, я тренирую мои дедуктивные способности… – Дойл шел своим солдатским шагом, одной рукой придерживая цилиндр, а ветер продолжал свои безжалостные наскоки, но утихомирить говоруна не мог. – Для меня это полезно, не только для разгадки таинственной истории, в которой мы живем, но и чтобы лучше понимать Холмса… Все тайное может стать явным, мисс Мак-Кари, все у нас перед глазами, нужно только уметь видеть. Завтра я приду в