Самая страшная книга 2024 - Дмитрий Александрович Тихонов

class="p1">Большой колченогий пес как будто ходил вокруг кровати и выл, потому что не мог забраться под одеяло. Смеялись дети, но это был не звонкий веселый смех, а угрожающий, издевательский. Еще привиделось Лизе, что какой-то высокий человек в коричневом пальто и водолазке «под горло» овладел ею, не раздеваясь даже, а стянув штаны до колен, и в момент собственного оргазма покусывал ей мочку уха и бормотал что-то о чудесном состоянии между жизнью и смертью, когда можно все, когда страсть неудержима и желанна. Лиза хотела, чтобы этот высокий человек был ее любовником, чтобы он никогда не покидал ее, и радовалась, что, наконец, он оказался в ее квартире, но проснулась в пустой постели, стуча зубами от холода, вялая и разбитая.

На тумбочке звонил телефон. Незнакомый голос сообщил, что он из полиции, что Игорь не справился с управлением по дороге на дачу и разбился. Ампутировали ногу. Лежит в реанимации. Состояние стабильно тяжелое.

Лиза была записана у него как «любимая жена», и полиция позвонила сразу, едва нашла телефон в ста метрах от искореженных останков автомобиля… Она слушала, чувствуя, как проваливается в темноту кошмара.

Вчера они с Игорем решили развестись. Вчера он сказал, что не вынесет расставания.

А сегодня…

Положив трубку, Лиза пошла в туалет, где ее стошнило несколько раз теплой желчью, среди которой, как показалось, плавали темные завитушки собачьей шерсти. От сильной температуры сводило ноги.

За окном было черно. На детской площадке под светом фонарей бегали дети, которым, видимо, не спалось в такую рань. Кто-то кричал: «Теперь ты водишь, Артем!» У фонаря она увидела человека в пальто, который держал на поводке длинноногого безродного пса. Тот рылся в мусорном баке, виляя хвостом. Ох уж эти собачники…

На столике возле раковины несколько раз звякнул пластиковый черный таймер. Девять часов утра. Лиза нахмурилась, пытаясь вспомнить, что это за таймер и почему он был заведен.

Не вспомнила.

Собрала вещи в больницу и позвонила маме, чтобы сообщить о случившемся.

– Да, мам, съезжу в церковь, поставлю свечу за здоровье.

Впереди был тяжелый и суматошный день. Первый, но как будто длящийся много-много лет.

Герман Шендеров

Папа

Надька и Гендос расписались еще на киче, чтобы разрешили долгосрочные свиданки. Приезжала Надька всегда одна, без пацана, но оно и понятно: чего дите на зону тащить? Да и не рассказывала она про него особо, на вопросы отвечала уклончиво, мол, ребенок как ребенок, а Гендос лишний раз интереса не демонстрировал – с его статьей только чужими дитями интересоваться. Муж, по доброй русской традиции, объелся груш, а большего Гендосу знать и не надо.

Загремел Гендос по-глупому. В родном Волжском он лущил лохов, как семечки, и никто ему был не указ. Тут – мобила, там – лопатник, казалось бы – живи в кайф, бухай с корешами да води мамзелей по кабакам. На мамзели он и прокололся. Встретил одну – ноги от ушей, глазища – во, рот рабочий. Был с ней какой-то шпендрик с куриной шеей, так Гендос ему быстро все объяснил – на пальцах, ну и на кулаках немного. Мамзель поначалу морозилась и ломалась, но Гендос и не такие бастионы брал. Только, значит, он ее оприходовал, как вдруг – звонок в дверь. А на пороге – тот самый шпендрик с участковым. Стоит, ватку к носу прижимает и лыбится злорадно. Гендос, конечно, за права свои в курсе, говорит, мол, гражданин начальник, все по добровольному. А шпендрик этот с гаденькой улыбочкой, Гендосом подправленной, идет к ее сумочке и паспорт достает. Смотрит Гендос и холодеет – видит не год рождения, а статью: сто тридцать четвертая, часть первая, до четырех лет общего режима. Впаяли Гендосу и за нанесение средних телесных, и за совращение круглую и бесконечную восьмеру. Сокамерники нормально отнеслись – поняли, что перед ними не поганый детолюб, а ровный пацан. Даже мобилу одалживали – на сайты знакомств ходить. Там Гендос Надьку и подцепил.

Надька была эталонной «разведенкой с прицепом». На лицо ничего такая, смазливая, не потаскана, а в постели – ну чисто ураган «Катрина», да и грудь – есть за что ухватиться. За фигурой следила, бельишко всякое интересное покупала. От одних ее сообщений у Гендоса в штанах дымилось так, что предложение он сделал не думая, лишь бы поскорее на свиданку пустили. А там уж, изведав Надькины полости и прелести, Гендос всерьез решил переехать в однушку к новоиспеченной жене – в маленький шахтерский ПГТ под Ростовом, Нижнешахтинск. Тем более что дома, кроме проржавевшей за шесть лет «девятки», его никто не ждал. «Прицеп» в виде пятилетнего Валерки не напрягал. Много ли хлопот от мелкого? Лежа на нарах, Гендос фантазировал, что станет пацану батей, как в фильме «Вор» с Машковым, научит быть настоящим мужчиной, вырастит из него правильного пацана.

Вышел Гендос по УДО – на два года раньше, за хорошее поведение. Надька встретила по-царски: накрыла поляну, икры раздобыла, шампусик открыла. Гендос купил на вокзале каких-то солдатиков и конфет, чтоб не с пустыми руками. Надька встретила на автовокзале; всю дорогу липла и держалась за локоть, как есть влюбленная парочка. Уже у самого дома промурлыкала:

– Ты, Гена, с Лериком моим… понежнее. Он – мальчик особенный. Чувствительный.

– Нежность – для телок! – отрезал Гендос. – Без мужской руки из пацана баба вырастет.

Крепкую мужскую руку Валерка не оценил – скуксился, когда Гендос рукопожатием намекнул, кто в хате смотрящий. И вообще, оказался Валерка мелким, бледным, несуразным, с тоненькими ручками-ножками и вертлявой белобрысой головой – ну точь-в-точь кыштымский карлик, по РЕН ТВ показывали. Солдатиков «прицеп» тоже не оценил – даже не распаковал. Посидев недолго за столом, ускакал смотреть мультики. Гендос тогда, ясное дело, Надьке под платье полез, но та на ласки не поддалась, извернулась:

– Ты чего, окно, видно же.

– Кому? Так давай зашторим.

– Не надо. Лучше днем, когда Лерик в садике будет.

Первая ночь на новом месте не задалась. Сначала ворочался Валерка, вскакивал, подбегал к окну – пришлось прикрикнуть. Тот обиженно засопел, но улегся. Потом, дождавшись, пока дыхание пацана станет ровным, Гендос полез к Надьке – руку на бедро, повыше, и давай шею нализывать; любила она это. Но и тут получил от ворот поворот:

– Ген, не надо, Валерка проснется…

– Ничего, ему полезно! – томно всхрапнул Гендос, затыкая возражения поцелуем, но получил пяткой в ногу – сантиметром левее, и привет, кокушки. – Ты чё?

– Ничё! Я же сказала: не хочу!

Демонстративно