Том 7 - Агата Кристи

Мистер Каст замолк, запнувшись…

– Да?

От пристального взгляда Пуаро исходил магнетизм. Мистер Каст посмотрел на него, оглянулся, потом еще раз оглянулся, словно зачарованный кролик.

– Он сказал… он сказал… похоже на то, что я могу умереть насильственной смертью, потом засмеялся и сказал, что это было просто шуткой с его стороны… – Он неожиданно замолчал. Глаза его уже не смотрели на Пуаро, а бегали по сторонам… – Моя голова… Я очень сильно страдаю от головной боли… Иногда боли бывают очень жестокими. А потом наступает пора, когда я не знаю… когда я не знаю…

Он замолк.

Пуаро наклонился вперед. Он говорил спокойно, но очень уверенно:

– Но вы знаете, не так ли, что вы совершили убийства?

Мистер Каст поднял глаза. Взгляд его был вполне спокоен и прям. Силы противодействия оставили его. Он выглядел странным в этом спокойствии.

– Да, – сказал он. – Я знаю.

– Но я прав, не так ли, – вы не знаете, почему прикончили их?

Мистер Каст покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Не знаю.

Глава 34

Пуаро объясняет

Мы сидели в напряжении и внимательно слушали заключительное объяснение Пуаро по этому делу.

– На всем протяжении этого дела, – говорил он, – меня беспокоил вопрос: почему? Гастингс сказал мне как-то, что дело закончено. Я ответил ему, что дело заключается в человеке! Эта тайна заключалась не в тайне убийств, а в тайне ABC. Почему он считал, что необходимо было совершать эти убийства? Почему он выбрал меня в качестве соперника?

Это не ответ, что человек был сумасшедшим. Сказать, что человек совершает безумство, потому что он безумен, – это просто невежественно и глупо. Сумасшедший так же логичен и рассудителен в своих действиях, как и нормальный человек: привержен своей индивидуальной, пристрастной точке зрения. Например, если человек настаивает на том, чтобы выйти и сесть на корточки в одной только набедренной повязке, то его поведение будет выглядеть крайне эксцентрично. Но стоит вам только узнать, что сам человек твердо убежден, что он Махатма Ганди, как его поведение становится совершенно приемлемым и логичным.

Что было важно в этом деле, так это представить ум, устроенный так, чтобы для него было логично и приемлемо совершить четыре или более убийств и заявить о них заранее письмами, адресованными Эркюлю Пуаро!

Мой друг Гастингс подтвердит вам, что с того момента, как я получил первое письмо, я был расстроен и обеспокоен. Мне сразу же показалось, что с этим письмом что-то не так.

– Вы были совершенно правы, – сухо произнес Франклин Кларк.

– Да. Но тогда, в самом начале, я совершил ошибку. Я позволил своим предчувствиям, моим очень сильным предчувствиям остаться на уровне простого впечатления. Я относился к ним, как будто это была интуиция. У уравновешенного, здравомыслящего ума не бывает такой вещи, как интуиция – вдохновенная догадка! Вы, конечно, можете догадываться – и догадка будет либо верная, либо ложная. Если она верна, то вы называете это интуицией. Если она ложная, то вы обычно больше не упоминаете о ней. Но то, что часто называют интуицией, на самом деле является впечатлением, основанным на логической дедукции или на опыте. Когда знаток чувствует, что что-то не так с картиной, или элементом мебели, или с подписью на чеке, он на самом деле основывает свое ощущение на множестве признаков и деталей. Ему нет необходимости вникать в них подробно, – его опыт избавляет его от этого, а результатом является определенное впечатление, что что-то не так. Но это не догадка – это впечатление, основанное на опыте.

Ну ладно, я признаю, что не оценил должным образом письмо. Оно встревожило меня. Я был убежден, что, как и утверждалось, убийство в Андовере произойдет. Я не ошибся. Не было никаких оснований и средств узнать, кто был тем человеком, который это совершил. Единственной возможностью было попытаться понять, что за человек это совершил.

У меня были определенные отправные точки: письмо, стиль преступления, жертва. Необходимо было выяснить мотив преступления, мотив написания письма.

– Огласка, – предположил Кларк.

– Разумеется, комплекс неполноценности это объясняет, – добавила Тора Грей.

– Конечно, это очевидная линия, по которой следует мысль. Но почему мне! Почему Эркюлю Пуаро? Б́ольшую огласку можно было обеспечить, послав письма в Скотленд-Ярд. Б́ольшую, опять же, послав их в газету. Газета могла не напечатать первое письмо, но к моменту второго преступления ABC мог быть уверен в самой широкой огласке, на какую только способна пресса. Тогда почему Эркюлю Пуаро? По каким-то личным причинам? В письме было заметно легкое предупреждение против иностранцев, но этого объяснения было недостаточно, чтобы удовлетворить меня.

Далее пришло второе письмо, после чего последовало убийство Бетти Барнард в Бексхилле. Тогда стало ясно (хотя я об этом уже подозревал), что убийства продолжаются в алфавитном порядке. Но этот факт, который казался окончательным для большинства людей, для меня оставался вопросом. Почему ABC нужно совершать эти убийства?

Меган Барнард поерзала в кресле.

– Разве это не жажда крови?.. – сказала она.

Пуаро повернулся к ней:

– Вы совершенно правы, мадемуазель, – жажда убивать. Но это не вполне соотносится с фактами. Маньяк-убийца, который хочет убивать, обычно хочет убить как можно больше жертв. Это часто повторяющееся страстное желание. Главная мысль такого убийцы – замести следы, а не рекламировать их. Когда мы внимательнее посмотрим на выбранные жертвы, поймем, что он мог покончить с ними, не навлекая на себя подозрений. Франц Ашер, Дональд Фрэзер или Меган Барнард, возможно, мистер Кларк – это те люди, которых подозревала бы полиция, даже если бы не располагала прямыми уликами. О неизвестном маньяке-убийце и не подумали бы! Почему тогда убийца почувствовал, что необходимо привлечь к себе внимание? Была ли необходимость оставлять у каждого тела экземпляр железнодорожного справочника «ABC»? Было ли это принуждением? Существовал ли какой-то комплекс, связанный с железнодорожным справочником?

Представив себя на месте убийцы, я счел это немыслимым. Не великодушие же это? Страх перед ответственностью за преступление, приписанное невиновному?

Хотя я не мог ответить на главный вопрос, но я чувствовал, что узнаю об убийце определенные вещи.

– Какие, например? – спросил Фрэзер.

– Начнем с того, что он обладал табличным умом. Его преступления были составлены в алфавитном порядке, – это, безусловно, было для него важно. С другой стороны, он был довольно неразборчив в жертвах: миссис Ашер, Бетти Барнард, сэр Кармайкл Кларк – все они сильно отличаются друг от друга. Это не был ни сексуальный комплекс, ни определенный возрастной комплекс, и этот факт показался мне очень любопытным. Если человек убивает неразборчиво, то это обычно оттого, что он устраняет всякого, кто стоит у него на пути или раздражает его. Но алфавитный порядок показывает, что это не тот случай. Убийца другого типа обычно выбирает определенный тип жертв – почти всегда противоположного пола. Что-то было случайное в образе действий ABC и, как мне показалось, противоречило алфавитному отбору.

Я позволил себе сделать одно небольшое умозаключение. Свой образ, который ABC предложил мне, я мог бы назвать железнодорожномыслящим человеком. Это более присуще мужчинам, нежели женщинам. Мальчики любят поезда больше, чем девочки. Это мог бы быть также признак в некотором роде недоразвитого ума. Мотив «мальчика» еще преобладал.

Смерть Бетти Барнард и ее характер дали мне другие конкретные направления. Характер ее смерти вызывал определенные мысли (да простит меня мистер Фрэзер). Начнем с того, что она была задушена собственным поясом, следовательно, она почти наверняка была убита кем-то, с кем она была в дружеских или любовных отношениях. Когда я узнал кое-что о ее характере, у меня в голове сложилась картина.

Бетти Барнард была кокетка. Она любила, когда на нее обращали внимание красивые мужчины. Следовательно, для того, чтобы уговорить ее пройтись вместе, ABC необходимо было иметь определенную привлекательность – сексуальную притягательность! Он должен уметь, как вы, англичане, говорите, «откалывать всякое». Он должен был произвести впечатление, иметь успех! Я мысленно представляю себе сцену на пляже таковой: человек восхищается поясом. Она снимает его. Он играючи обвивает его вокруг ее шеи, говорит, возможно: «Я сейчас тебя задушу». Все очень игриво. Она хихикает – и он затягивает…