Огнедева - Елизавета Дворецкая

— А ну, нагнись! — велела она Тепляне и, осторожно развернув драгоценный шелк, накрыла им девушку.

— Ты… что задумала-то, матушка? — дрожащим голосом спросила Молчана.

— А ты сиди здесь и молчи! — сурово приказала хозяйка вместо ответа. — Высунешься или пикнешь — не помилую!

Расправив паволоку, Милорада за руку повела девушку вниз.

— Голоса не подавай, только кивай, если что спросят! — шепотом наставляла она Тепляну по дороге. — Руки из-под покрывала не высовывай — они у тебя как копыта, а Белотур не дурак, догадается. А в остальном не бойся, никто тебя не съест.

Даже если Тепляна и боялась, то возражать, конечно, не смела. Замысел хозяйки выглядел не таким уж безумным: обе девушки были одинакового роста и сложения, а разобрать черты лица под покрывалом, да в полутьме истобки вряд ли получится.

— Вот наша невеста! — с торжеством объявила Милорада, за руку вводя Тепляну в истобку. — Оделась, нарядилась, убралась. А обычай у нас такой, что сговоренная невеста должна под паволокой прятаться, чтобы не сглазил никто.

Яромила вытаращила глаза: что это за новости? Но у нее хватило ума промолчать, и она даже постаралась придать лицу невозмутимое выражение. У Домагостя слегка дрогнули брови, и он взглядом спросил у жены: что это значит? Невесту покрывают только в день свадьбы, но не при сговоре! А Милорада отвела глаза, будто ничего не заметила, — всего случившегося взглядом не расскажешь.

А вот киевлян явление невесты под покрывалом ничуть не смутило. В каждой земле свой обычай, а беречься от сглаза невесте и впрямь надо. Если бы они не были знакомы с дочерями Домагостя, то могли бы опасаться, как бы им не подсунули какую-нибудь курицу щипаную, но Дивляну они уже видели и насчет ее красоты были спокойны. А потому без промедления стали вручать подарки: вино в греческих сосудах, стеклянные кубки, пару косяков цветного шелка, несколько сорочков куницы. Досталось и хозяину, и хозяйке, и их домочадцам.

Подходило время обеда, пора было накрывать столы, и Милорада не могла оставить все на одну челядь в столь ответственный день. Больше всего она заботилась, чтобы никто ни о чем не догадался. Дождавшись, пока муж выйдет, она побежала за ним. Ведь любая заминка делала возвращение истинной невесты все более и более сложным.

— Постой, батюшка! — В сенях Милорада схватила Домагостя за рукав и зашептала в самое ухо: — Беда у нас, девка-то пропала!

— Какая девка? — не понял Домагость.

— Дивлянка. Нету ее нигде, с ночи никто не видел!

— А…

— Это я Теплянку приводила, они ведь будто две ложки одинаковые, твой батюшка как знал — постарался! А Дивлянки нет! Она в Теплянкиной одеже ушла, нарочно девку на свое место подложила.

— А та куда пропала? — воскликнул Домагость, по-прежнему ничего не понимая. — Луни склевали?

— Экий ты, отец, бестолковый! — не сдержалась Милорада, хотя никогда не позволяла себе говорить с мужем так непочтительно. — Сама она ушла! Сама все подстроила, чтобы мы попозже хватились.

— Куда ж она делась?

— Да опомнись, отец! — Милорада в досаде сжала кулаки. — Неужели сам не догадаешься? Кто ее у тебя вот только что просил? Кому ты ее почти что обещал?

— Вольга, что ли? Судиславич?

— Дошло наконец! Доехало! Конечно, с ним! Я заметила, как он еще на пиру поминальном ей все ручки жал, да думала, ладно, пусть утешает, все на глазах ведь! А вон что вышло! Велем видел, как Дивляна к нему ночью шла, видел, что она Теплянкину сряду нацепила, не хотел пускать, а она его уговорила до клети ее выпустить. Ну а там его, дурня, угостили по голове чем-то, он только утром опомнился!

— Вольга, значит! — Домагость посуровел лицом и взялся за бороду. Он никак не предполагал, что дело дойдет до похищения. — Где Велем? Еще кто-нибудь знает?

— Велем да Молчанка с дочерью, больше никто.

— Смотри, чтоб не болтали. И Вельшу ко мне пришли.

Выслушав сына, старейшина первым делом послал его на Святоборов двор. Как и ожидалось, Вольги там не было: хозяин сказал, что плесковский княжич с дружиной уехал еще вчера вечером.

Пока сын ходил, Домагость обдумал происшедшее. Первым его побуждением было грохнуть колотушкой в железное било, висевшее возле гостиного двора, созвать ладожан на вече и потребовать созыва ополчения. Поскольку брак его дочери с Полянским князем был одобрен всей Ладогой и заключался для общей пользы, то он был уже не внутренним делом Витонегова рода, а касался всех волховских словен. Но воевода быстро одумался. Похищение было проявлением Вольгиного своеволия, которое князь Судислав едва ли одобрит, а война с Плесковом Ладоге, ослабленной набегом Игволодовой руси, на пользу не пойдет и успеха не обещает — ведь здесь больше нет отважного и удачливого Одда Хельги с его большой дружиной. Но пусть Дивляну удастся вернуть, а плесковский князь согласится выплатить виру за бесчестье и обиду, — сохранить тайну едва ли удастся. Брак Дивляны с киевским князем не сможет состояться, и все мечты о торговле с греками через низовья Днепра пойдут прахом. Даже если князь Аскольд согласится взять в жены девушку, почти ставшую перед этим женой другого, то едва ли он охотно простит тот обман, что его заочно обручили с подмененной невестой! Скажет, этак вы мне и вместо куниц будете вевериц облезлых совать! А скорее поляне передумают брать за своего князя и дочь Домагостя, и вообще какую-либо из ладожских девушек. Вот и выйдет, что от всего этого выиграет один Вышеслав словенский.

Спасти дело можно было только одним способом — догнать беглецов раньше, чем они достигнут Плескова, и вернуть Дивляну так, чтобы о бегстве знали как можно меньше людей. Хотя и пойдут слухи, но всегда можно сослаться на бабскую болтовню и наветы. Мало ли кому завидно, что Домагость дочь за князя отдает!

Поэтому, когда Велем вернулся от Святобора, Домагость сразу приказал ему собираться в дорогу.

— Ты ее упустил, ты и ворочай. Парней возьми с собой, десятка три. У Вольги дружины с полтора десятка, и если догоните раньше, чем до Плескова доберутся, то одолеете. А не сумеешь — не миновать нам либо бесчестья, либо рати с Плесковом. Да своей-то дружине не говори пока, в чем дело. И братьям не говори.

— Я скажу, что он Теплянку увез, — предложил Велем. — Девка ведь в ее платье одета.

— Дело говоришь! — Домагость кивнул.

Велем пошел было прочь, но тут же обернулся.

— А может, ну ее? — вдруг сказал он, поглядев на отца. — Мне сдается, доброй волей она сбежала. И сряду Теплянкину она сама надела, а свою оставила — по всему видать, заранее все придумала. Может, пусть себе едет? Она ведь с прошлой осени Вольгу во сне видит, и он ради нее как старался, себя не жалел… Может, пусть? Любовь ведь не волос, с головы не выдернешь.