Тайный воин - Линн Флевеллинг

Толпа хранила молчание, когда король выехал на площадь. Слышалась только барабанная дробь и стук копыт по булыжникам мостовой.

Корин и компаньоны заняли места справа от короля, как им и было приказано. Встав за спиной Тобина, Ки остановил своего Дракона и положил руку на эфес меча.

Нирин спешился и следом за герольдом поднялся на помост. Барабаны смолкли, и через мгновение Ки услышал шум моря. Волшебники-Гончие низко поклонились королю и полукругом обступили своего господина.

— Свидетельствуйте, все собравшиеся здесь, священную силу королевского правосудия! — прокричал герольд. — По приказу короля Эриуса, наследника Герилейн, держателя Меча и защитника Скалы, эти враги Скалы будут умерщвлены на глазах народа и Четверки. Знайте, что они — предатели трона и всех законопослушных граждан.

Кто-кто поддержал слова герольда приветственным криком, но большинство людей лишь негромко переговаривались между собой. Вдали послышался гневный выкрик, но его тут же заглушили другие голоса.

Герольд развернул свиток, увешанный тяжелыми печатями, и громко прочитал имена осужденных и то, в чем их обвиняют. Четвертым в списке оказался молодой жрец, бросивший в принца кочан капусты. Его звали Феланором, он обвинялся в государственной измене, подстрекательстве к бунту и нападении на особу королевской крови. И его уже заклеймили отметиной предателя — буквой «П», выжженной поперек рта. Так клеймили жрецов-еретиков. Стражи в дальнем конце помоста передали связанных пленников в руки палачей.

Приговоренные были одеты в длинные балахоны без рукавов, сшитые из грубого небеленого муслина. Среди приговоренных было несколько женщин, но в основном мужчины и мальчики. У большинства на лбах стояло клеймо предателя, и у всех рты были заткнуты кляпами. Лишь еще у двоих, старика и женщины с седыми волосами и худым морщинистым лицом клейма были выжжены поперек ртов, как у Феланора. Когда стражники подталкивали их к ступеням, они гордо подняли головы.

В детстве Ки не раз отправлялся вместе со всей семьей посмотреть, как в Колате вешают воров и разбойников. Толпа ревела, требуя крови, и забрасывала преступников всем, что попадалось под руку. Ки вместе с братьями и сестрами веселились и заранее собирали камни и гнилые яблоки, чтобы швырнуть в негодяев. И еще отец давал детям по медной монетке, чтобы они после казни могли купить сласти в ближайших лавках.

Ки огладывался но сторонам с растущим недоумением. Лишь несколько человек бросили что-то на платформу, в толпе не было ни одного ребенка — только те, что стояли под виселицей. Одни из мальчиков был так похож на его брата Амина, что Ки, встревоженный, чуть не окликнул его, но тут герольд прочитал имя незнакомца.

Барабаны начали выбивать быструю нервную дробь. Солдаты установили лестницы под перекладинами виселицы, и пленников стали вешать одного за другим. Когда первый преступник задергался на конце веревки, компаньоны взбодрились.

Корин выхватил из ножен меч и закричал:

— Смерть врагам Скалы! Да здравствует король!

Компаньоны поспешили последовать примеру принца, самым первым закричал Орнеус. Ки был уверен, что Орнеус сначала оглянулся, чтобы проверить, смотрит ли на него Корин, и тут же преисполнился презрения к подхалиму.

Тобин выхватил меч из ножен, но махать им не стал, да и не кричал от радости вместе с остальными. Ки тоже не проявил особого восторга.

Второй преступник отбивался и кричал, и его пришлось отрывать от лестницы. Другие приговоренные заволновались, и на мгновение показалось, что стражникам придется усмирять их силой.

Тем временем страсти в толпе разгорелись, и в осужденных и их конвоиров полетели гнилые овощи.

Следующей повесили женщину, а потом наступила очередь молодого Феланора. Он пытался что-то выкрикнуть сквозь кляп, но его все равно никто бы не услышал в поднявшемся гвалте. До того как стражники успели его столкнуть, Феланор сам спрыгнул с верхней ступеньки лестницы и принял смерть как мужчина.

Лишь некоторых преступников пришлось силой втаскивать на виселицу, но большинство, должно быть, не страдали трусостью или же устыдились, увидев, как вел себя молодой жрец. Один приговоренный отдал воинский салют — насколько это ему удалось со связанными руками — и прыгнул вниз с петлей на шее. Толпа на мгновение затихла, но тут же шум возобновился с удвоенной силой, когда следующий пленник стал вырываться из рук палачей, цепляясь за ступеньки приставной лестницы, извиваясь всем телом и пытаясь увернуться от петли. Потом казнили мальчиков и женщин, и тут ничего особенного не произошло.

Наконец настала очередь старых жрецов. Они не колебались, лишь подносили связанные руки к сердцу и ко лбу, прежде чем подняться по лесенке. Это произвело впечатление даже на чернь, никто не посмел ничего бросить в них. Жрецы сами спрыгнули с лесенок с петлями на шеях, не пытаясь сопротивляться или что-то сказать.

Крики и шум в толпе стихли, Ки даже показалось, что он слышит чей-то плач. Старые люди умерли быстро, их хрупкие шеи сломались, как сухие веточки. Но женщины и дети оказались слишком легкими, а у воинов шеи были, как у быков; и большинство дергались и бились в петлях очень долго, прежде чем их забрал наконец Билайри. Ки заставлял себя смотреть, не желая отворачиваться и своим малодушием позорить Тобина. Обычно палачи с силой дергали за ноги тех, кто не мог умереть сам, но этой ночью никто не помог осужденным.

Когда все было кончено, барабанный бой возобновился, но теперь барабанщики выбивали более тяжелый и быстрый ритм. Большая, длинная телега с высокими бортами выкатилась на площадь; ее волокла пара черных быков и окружали ряды «серых спинок», державших щиты и обнаженные мечи. За телегой, держась за руки, шли шесть волшебников-Гончих, они словно охраняли нечто, скрытое внутри, за высокими бортами.

Никто из толпы не осмелился бросить в них что-нибудь, но невнятный шум быстро перешел в крики гнева и ярости. Ки содрогнулся, ощутив внезапный прилив бешенства, как приступ тошноты. Но кто вызвал это чувство — чародеи-Гончие или их невидимые пленники, — он не мог бы сказать.

Тобин никогда не видел казней, и этим вечером принцу понадобилась вся его сила воли, чтобы не дать шпоры Гози и не сбежать с площади. Те крошки еды, что он сумел проглотить в обед, кипели и бурлили у основания его горла, и он то и дело судорожно сглатывал, молясь о том, чтобы Корин и Порион не заметили его слабости. Похоже, никого, кроме него, не пугало это зрелище; Корин вел себя так, словно смотрел лучшую из театральных постановок в своей жизни, и даже шепотом держал пари с кем-то из компаньонов на то, который из пленников будет дергаться дольше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});